0
Как готовить детей к будущему, какие отрасли развиваются и ждут сотрудников уже сегодня, почему «мало работать и много получать» – иллюзия, и как мотивировать вашего бросившего вуз бунтаря – рассказывает руководитель проекта «Антирабство» Алена Владимирская.
– Чему сегодня важно учить ребенка, чтобы подготовить его к будущему, ведь сегодня до конца непонятно, в каком мире ему придется жить?
– Если говорить про далекое будущее, в горизонте 10-15 лет, действительно, непонятно, что будет дальше. Поэтому тут все довольно просто: главное – учить ребенка учиться. Что я имею в виду? Наша школа, к сожалению, только начинает трансформироваться, но в целом она выстроена вокруг зазубривания.
Мир меняется так быстро, что сейчас один из главных навыков – это умение учиться, то есть очень быстро понимать, каких знаний и навыков тебе не хватает, и очень быстро их добирать. Теперь все будет не так, как раньше, когда мы сначала учились, а потом всю жизнь работали.
Обучение, достраивание навыков будет происходить всю жизнь, постоянно: мир меняется очень быстро.
Поэтому главное – учиться адаптироваться в мире знаний и выбирать из них нужные.
– Чему именно нужно сегодня учить и как это делать?
– Во-первых, это можно делать через расширение познавательного кругозора, через большое количество образовательных кружков, образовательного материала. В больших городах, конечно, сейчас куча интересных кружков – «Умная химия», «Умная физика», музеи типа «Экспериментаниума». В маленьких городах тоже стало проще, потому что есть YouTube, где очень много хорошего, грамотно сделанного познавательного контента, очень интересного для детей.
Второе: надо научить ребенка умению работать с информацией. Мы начинаем жить в мире, где количество информации зашкаливает: с одной стороны, надо получать информацию постоянно, а с другой – еще и постоянно отделять правильную информацию от неправильной, уметь себя «отключать» от ненужного. А это – умение работать с источниками и понимание, как и где брать нужные сведения, как различать истинное и ложное.
Третье: надо учить структурности – это может быть программирование, конструирование – что угодно, чтобы мозг мыслил структурно.
И, в-четвертых, обязательно учить иностранный язык. В ближайшее время будет сделан искусственный переводчик, и потребность в туристическом способе коммуникации уйдет – Google уже анонсировал эти наушники-переводчик, то есть это произойдет в ближайшем будущем.
Но умение учить язык – это как раз развитие структурности, и вообще умения учиться – то есть ты не выучишь язык, если ты будешь только учить бесконечное количество слов. Но если ты поймешь структуру языка, определишь в нем важное и неважное, дальше с этим будет намного легче.
Конечно, программирование – это очень хорошо, но я всегда категорически против запихивания в ребенка того, что ему не нравится. Принудительные программисты – это тоже очень плохие программисты.
Эти четыре навыка для детей принципиальны.
– Как же учить, что для этого нужно сделать родителям?
– Нужно искать школу с очень сильными учителями, которые говорят детям: «Ребята, давайте подумаем» и нацелены не просто на то, чтобы зазубрить школьную программу (что тоже очень важно: ты не выучишь английский язык или алгебру, если просто не зазубришь определенное количество информации), а сами развиваются. Там, где очень большое количество внутренних кружков и проектов, где сильный преподавательский состав, где много всяких познавательных мероприятий – вот там научают учиться.
Кадр из фильма “Общество мертвых поэтов”
– Министр труда недавно сказал, что нужно менять уроки труда в школе, заменять более практическими занятиями, вы согласны с этим?
– Конечно, уроки труда в школе сейчас – это навыки, которые в этом виде в современном мире нужны очень мало.
Мальчик должен уметь вколотить гвоздь, сделать что-то элементарное с розеткой, если она искрит. Кроме того, желательно, чтобы не только мальчик это мог, но и девочка, потому что сейчас многие девочки очень самостоятельные – и если она в будущем не замужем, ей как быть?
Но уроки труда должны давать современные качественные навыки и знания, простейшие инженерные вещи. А они сегодня и не для того, чтобы выжить, но при этом и не про то, чтобы их применить на практике. Их надо полностью пересматривать.
– Министр труда Максим Топилин считает, что сегодня надо продолжать разрабатывать профстандарты и ориентироваться на них – это эффективный метод развития?
– Это один из методов. Теоретически, да. Практически – надо смотреть. У меня большой вопрос не к самому факту создания профстандартов, а именно к тому, как они у нас реализуются. Они какие-то выходят пока у нас, к сожалению, корявые, мало соответствуют реальной жизни.
– На Западе часто состоявшиеся взрослые приходят в школу рассказать про свой опыт – что дает эта практика и почему у нас такого нет?
– Да, этого и в России становится больше. Проблема в том, что школы очень этого хотят, но не могут себе позволить. У нас законодательство построено так, что разовую лекцию я могу в школе прочитать, но, поскольку у меня нет педобразования, я не могу в школе сделать какой-то курс – это незаконно. Чтобы преподавать, у меня должно быть педобразование.
Но никакой руководитель успешного бизнеса, успешный инженер, успешный программист не пойдет получать полноценное педобразование для того, чтобы преподавать какой-то короткий курс в школе.
А люди вообще хотят делиться. У состоявшихся людей после 40 есть эта потребность – делиться знаниями, делиться навыками. И в этом отношении нужно изменение законодательства – закон или подзаконный акт – это перестало бы сдерживать школу и дало бы очень нужный результат. Это просто жизненно необходимо.
– Какие направления сегодня наиболее перспективны на рынке труда?
– В ближайшее время, порадую, ситуация на рынке труда в России становится лучше, чем два-три года назад, значительно лучше.
Какие отрасли у нас будут сейчас развиваться?
Программирование и весь IT. Весь маркетинг. Все продажи от самого низового до самого высокого уровня. Там, кстати, проще и быстрее всего сделать карьеру.
Будет расти производство: впервые стали востребованы инженеры, очень востребованы рабочие высокого разряда, причем по всей стране.
Очень хорошо развивается агропромышленность – в целом, как отрасль, туда надо идти.
Конечно, довольно много денег в госсекторе. Профессия чиновника тоже очень популярна.
– А в самый ближайший год что будет перспективнее всего?
– Агро! Все связанное с агро – смотрите туда, там будет новый бум. Все, что связано с роботами и дронами – там будет еще один бум. И будет бум в автоматизации бухгалтерии, юристов.
– Умение приспосабливаться к новому, наверное, очень сложно для старшего поколения?
– Чем старше человек, тем сложнее, конечно. Во-первых, людям сложнее входить в мир технологий, они при нем не рождались, он для них агрессивен и непонятен, как инопланетный.
Во-вторых, люди выросли с другой парадигмой – сначала учимся, потом работаем. Переучиться им намного сложнее, это требует больших усилий. А с другой стороны, те люди, которые начинают идти этим путем, достигают в 60 и в 70 лет очень больших взлетов в карьере, потому что, если они это в себе внутренне переламывают и это накладывается на их очень богатый прошлый опыт, на карьере это сказывается очень положительно.
– Как вы смотрите на повышение пенсионного возраста?
– Я думаю, что это правильно в том смысле, что мы в целом стали жить лучше. Да, кризис, очень тяжело, но если мы вспомним, как жили наши бабушки до войны и после войны, то, конечно, мы стали жить намного лучше. Стала намного лучше медицина.
Поэтому то, что раньше физиологически в 50-55 лет считалось старостью, потому что организм изнашивался, сейчас – средний возраст.
И мужчины, и женщины в 50 лет не то что не старые, это «чуть-чуть не молодой».
Остается большое количество физических сил, сохраняются полностью умственные силы. Эти возможности вполне позволяют реализоваться.
Другой вопрос, что пенсионный-то возраст поднимают, а под это совершенно нет вакансий – и это большая проблема, не берут на работу. Для женщин этот критический возраст наступает с 47-48, для мужчин – после 52-53. Идея хорошая, а как она реализована, непонятно.
– А каковы ваши впечатления от работы с молодежью? Они – кто?
– Меня всегда одновременно умиляет и возмущает этот вопрос: что такое молодежь? Это наши дети. Ну как мы не можем понять собственных детей? Это мы их воспитали. Мы их воспитали отлично.
Ребята, мы слишком много работали, для того чтобы наши дети не знали, что такое голод.
Они не хватаются за первую попавшуюся работу, чтобы просто физически выжить. Это мы уработались и сделали их жизнь хорошей.
Чаще всего, в отличие от нас, им достаются какие-то квартиры или возможность комфортного жилья, нормального образования.
Если бы кто-то в мои 18, 19, 20 лет сказал: «Не хватайся за любую работу, не сиди под этими дурными тетками, которые тебя эксплуатируют и ни в грош не ставят, и еще унижают. Ты понимаешь, что у тебя есть возможность выбора, возможность работы удаленно, возможность поехать за границу» – я бы отказалась? Да ни в жизнь!
Они не другие – это просто мы поставили их в лучшие условия.
Поэтому что для них важно? Для них важно, чтобы в карьере им было интересно, чтобы они реализовывались и чтобы с ними разговаривали как со взрослыми вменяемыми людьми. При этом, конечно, это молодые люди с меньшей степенью ответственности, со всеми молодежными страхами, которые были у нас.
Ничего другого с ними нет.
– «А что мне за это будет?» – есть такая риторика у приходящего на рынок труда поколения?
– Они выросли в том обществе, где уже не было голода, поэтому ценности работы для того, чтобы просто выжить, прокормиться, у них нет. Нет ничего плохого в вопросе: почему я должен это делать и что мне за это будет?
Мы были вынуждены хвататься за всё, потому что как иначе? У них больше возможностей, и они честнее это выражают. Мы боялись, а особенно наши родители боялись: если сейчас на учебу и работу не попадешь, тогда что есть будем дома? А они не боятся, вот и все.
– Вообще «Мне бы работать поменьше, а зарплату побольше» – часто такой запрос на рынке труда сейчас?
– Таких всегда много. Хочу работать мало, а зарабатывать много, и не брать на себя никакой ответственности – этого очень много. Я думаю, что процентов 60 в России в той или иной форме это выражают.
И кто-то находит такую работу. Например, если человек работает в очень крупных богатых компаниях, чаще всего в сырьевом секторе. Раньше так было в банках, сейчас там тяжелее, а раньше в банке ты спокойно эту работу находил. Находят ее процентов от силы десять, остальные постепенно расстаются со своей мечтой.
– Каковы самые сложные качества соискателей, с которыми вам приходится работать?
– Главная сложность – несоответствие навыков профессии и нежелание себя менять. «Я пять лет назад зарабатывал 600 тысяч рублей, 300 тысяч рублей. Я хочу столько же. Я уже два года не могу устроиться на работу».
– Растет ли количество людей, у которых основной запрос – работать удаленно?
– Да, конечно. Даже не это. «Я хочу удаленную работу, я хочу быть свободным» – этот тренд, конечно, растет.
Но удаленная работа изнутри выглядит совсем не так весело и прекрасно, как удаленная работа со стороны. Удаленная работа требует большей самомотивации.
Вот я еду в офис, одеваюсь, собираюсь – это дисциплинирует, вокруг меня коллеги, они тоже что-то делают. А тут работаешь один, и вокруг тебя нет этой милой прекрасной обстановки – коллег, с которыми можно поболтать, сходить вместе на обед – эти милые офисные радости. Ни перекурить, ни обсудить что-то – выпадает момент социализации.
Кроме того, обычно за удаленную работу все-таки меньше платят.
И, в конце концов, удаленная работа – это работа, которая лучше всего подходит уже состоявшимся профессионалам. Потому что, если ты начинаешь свою карьеру как удаленный сотрудник, вероятнее всего она не будет так успешна, как у тех, кто работает в офисе.
Когда ты работаешь рядом с сильными людьми, ты учишься у них. Удаленно нет для этого никаких возможностей. Поэтому такая работа хороша уже для состоявшихся профессионалов, у которых четкая мотивация, четкий рабочий день и еще какие-то ценности, которые хорошо накладываются на удаленную работу.
Алена Владимирская. Фото: russia.googleblog.com
– Вы часто говорите, что в любой рабочей ситуации надо «не истерить». А вот как быть, если ребенок бросает вуз и говорит: «Хватит с меня».
– Вы в этот момент вспоминайте, что то же самое когда-то сделал Цукерберг – и ничего! На самом деле не истерить – вообще по жизни очень правильная позиция. Это ничем не поможет, а ситуацию только ухудшит.
Ребенку не надо говорить, что он такой неудачник, что ушел из вуза, потому что это все только усугубляет. Постепенно, через месяцочек, надо начать с ним говорить тихонечко – очень тихонечко, так как это возраст протеста – подсовывать разных интересных людей, темы из интересной сферы. «Смотри, там то-то, там то-то» – и постепенно он за год или полтора выкарабкается, найдет свое.
– Нет ли сейчас кризиса мотивации, связанного с тем, что в советское время можно было сказать: «Будешь плохо учиться, пойдешь работать в дворники». А сейчас дети могут сказать: «Пожалуйста, нет высшего образования, а он миллионы зарабатывает. Чего учиться-то?»
– Да, конечно, могут. Но вуз-то сам по себе – это не мотивация, ты не сразу идешь работать, однако это отличные друзья и прекрасное время. Другой мотивации в вузе толком и нет.
Мы все равно потом все доучиваем, переучиваем или учим не так – за исключением каких-то базовых дисциплин. Основной прогноз в том, что может дать этот вуз, каких возможностей ты лишишься.
Например, после Бауманки активно забирают в крупнейшие интернет-проекты, у тебя практически не будет шансов устроиться в российский Google, Яндекс или Mail, если ты не закончишь вуз, и дальше пойдешь работать в компании второго и третьего типа. Надо показывать дальнейшую мотивацию – что ты потеряешь, если не будешь учиться.
Мотивация должна быть не в том, что ты получишь диплом, а в том, что интересно!
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML