35
Зачем священник идет в тюрьму и должен ли он заступаться за заключенных, какие чудеса совершались в тюрьме в 90-е годы и как священнослужители постепенно стали «людьми администрации» – «Правмир» начинает цикл публикаций о печаловании – традиционной миссии Православной Церкви. Как сегодня складываются отношения Церкви и системы исполнения наказаний.
В дореволюционной России храмы были в каждой тюрьме и на каждой каторге. Необходимость этого не вызывала ни у кого сомнений: и заключенные, и их сторожа в большинстве своем были православными и нуждались в духовном окормлении.
После революции эта традиция оборвалась. Советское государство сделало Церковь своим врагом, священники попадали в тюрьмы как заключенные, а церковная жизнь заключенных стала тайной.
Протоиерей Глеб Каледа
– В тюрьмах и лагерях тогда было много заключенных священников, монахов и церковно хорошо подготовленных мирян. В частности, известно, что, когда перестал действовать построенный еще в XVIII веке храм, в камерах Бутырской тюрьмы потаенно совершалась в 20-е годы Божественная литургия, и заключенные в своих камерах причащались Тела и Крови Христовых. В те годы порою в камерах сидело одновременно до 5 архиереев, не считая священников. В знаменитом СЛОНе (Соловецкий лагерь особого назначения) в конце 20-х годов – 18 архиереев, сотни священников и т. д. Была разработана система хранения запасных Святых Даров, – так описывает ситуацию в послереволюционных тюрьмах протоиерей Глеб Каледа. Он стал одним из первых современных священников, взявших на себя тюремное служение.
Церковь вернулась в российские тюрьмы еще до падения советской власти. В 1989 году священник Феодор Соколов впервые в СССР исполнил требы для заключенных Краснопресненской пересыльной тюрьмы (ныне – московское СИЗО №3) с официального разрешения ее руководства. В 1990 году в местах заключения впервые побывал будущий Патриарх Алексий II. Уже через два года в колонии №5 в Металлострое открылась церковь.
Вскоре тюремные храмы начали возникать по всей России.
Фото: patriarchia.ru
– Наши современные тюрьмы и исправительно-трудовые колонии – это огромные приходы, нуждающиеся в Слове Божием и духовном окормлении, может быть, больше, чем обычные приходы в миру. Во многих тюрьмах и лагерях появились храмы, создаваемые в значительной мере трудом и на средства заключенных и по их инициативе или поддержке, – так писал о миссии Церкви в новой России отец Глеб Каледа, к тому времени уже служивший в храме Покрова Пресвятой Богородицы в Бутырской тюрьме.
В местах заключения в России в начале 90-х годов содержались более 700 тыс. человек. Церковь смотрела на них как на потенциальную паству – людей, нуждающихся в духовном наставлении и защите. За пару лет тюремные храмы появились по всей России. В СИЗО, где места для строительства не было, создавались «домашние» церкви.
Они словно были продолжением старой, подвижнической традиции времен гонений на христиан в СССР, когда заключенные сами устраивали себе возможность молиться, находясь за решеткой. О таком примере «Правмиру» рассказал отец Алексий Круглик, в 90-е годы помогавший в окормлении заключенных Бутырки.
Протоиерей Алексий Круглик
– Помню, в какой-то момент в одной из камер, которая была просто в чудовищном состоянии без элементарного ремонта, отвалился большой кусок штукатурки. А под ним открылся написанный углем по стене прекрасный образ Божией Матери. Судя по всему, как позже сказали нам специалисты, роспись была сделана еще в тридцатых годах и позднее замазана штукатуркой. Ее открытие тогда стало для находившихся в камере людей каким-то откровением, прозвучало как ответ на их просьбы и мольбы. Мне кажется, после того случая желающих пообщаться со священником стало еще больше, – вспоминает он.
В новой России необходимости сохранять веру в тайне больше не было.
Протоиерей Александр Ильяшенко в беседе с «Правмиром» вспоминал одну из историй об отце Глебе Каледе, которую он узнал во время собственного тюремного служения от начальника одной из тверских тюрем.
Протоиерей Александр Ильяшенко
– Это были голодные 90-е годы. Рост преступности невероятный. Тюрьмы переполнены. Финансирование сведено к минимуму. Кормить людей в тюрьмах практически нечем. Отец Глеб приходит и говорит этому начальнику, мол, скоро Пасха и надо заключенным устроить пасхальную трапезу. Представляете? Он предложил накормить чем-то вкусным людей, которых администрация вынуждена содержать впроголодь. Начальник отвечает отцу Глебу, что мало того, что у него есть нормативы, так еще и денег нет совсем. Взять деньги на дополнительное питание просто неоткуда. Этот начальник вспоминал потом, что отец Глеб посмотрел на него так, что отказать было просто невозможно. Тогда этот начальник позвонил бывшему однокашнику, на тот момент раскрутившемуся бизнесмену, и попросил помочь накормить несколько тысяч заключенных. «Да зачем тебе это, давай на Канары свожу», – предложил знакомый. «Нет. Не надо Канар. Давай, придумай, как накормить», – ответил тот.
Бизнесмен нашел где-то две фуры «ножек Буша» (куриные окорочка, импортируемые из США по торговому соглашению между Горбачевым и Бушем-старшим – «Правмир»). На Пасху заключенные получили по порции щей с куском курицы. Отец Александр Ильяшенко сравнил то, что сделали священник, тюремщик и предприниматель, с евангельским чудом.
– Ни отец Глеб, ни тюремный начальник, ни бизнесмен не обязаны были раздобывать курицу, устраивать пасхальный праздник для заключенных. В эти голодные годы многие нуждались, многие, может быть, тогда и на путь преступления вставали из-за тяжелой жизни. И в эти годы накормить несколько тысяч человек – это было как евангельский рассказ оживить, в котором Господь накормил людей пятью хлебами и двумя рыбками. Господь же говорил, что «вы будете совершать дела подобные», и тюремный священник их совершал, – рассказал отец Александр.
Протоиерей Глеб Каледа с заключенными
Хотя государство в то время видело в Церкви в первую очередь гуманитарную организацию, которая облегчает ему выполнение своих социальных обязательств, сама Церковь смотрела на свою миссию совсем по-другому.
– Наши тюрьмы, наши лагеря, наши заключенные всегда остаются с нами как наши кровоточащие и гноящиеся раны. И нам их лечить, – писал отец Глеб Каледа в своих «Записках».
Они были призваны дать ответы на простые вопросы. Как нести Божье Слово преступникам, у которых есть свои «понятия» и нормы жизни? Как не бояться, заходя в камеру к рецидивистам? Как позаботиться о тех, кто часто проводит в тюрьме больше времени, чем заключенные, – их надзирателях?
Одно из явных противоречий, с которыми сталкивается любой тюремный священник – это признание заключенного на исповеди и желание администрации колонии узнать это. Отец Глеб предложил выход, которым пользуются тюремные священники до сих пор, спустя четверть века после его смерти.
– Обычно приходится исповедовать в кабинетах следователей, в дежурках. Меня руководство тюрьмы заверило, что в тех кабинетах, где проходят исповеди, подслушивающих устройств нет. Об этом я объявлял заключенным и предлагал: если кто не верит, может писать свои грехи и бумажку показать мне, после исповеди мы эту запись тут же уничтожим. Никаких полицейских последствий ни одна исповедь не имела, – писал Глеб Каледа.
Фото: Александр Осокин, photosight.ru
Впрочем, отношения тюремной паствы со священниками вовсе не были возвышенными и безоблачными. Хотя многие заключенные действительно находили свой путь к Богу, для большинства из них работа Церкви – лишь развлечение или облегчение в унылой и однообразной жизни за решеткой.
Наталья Высоцкая
– Я прекрасно знаю, что большинство из тех, кто общается с нами в тюрьме, делают это от любопытства или скуки, – рассказывала в 2007 году в интервью православному журналу «Фома» Наталья Высоцкая, основатель и руководитель общества «Вера. Надежда. Любовь», занимающегося христианским служением в тюрьмах.
Заключенные, люди изворотливые и хитрые, быстро увидели в приходе священников шанс обмануть систему. Под видом служителей Церкви и представителей различных конфессий в тюрьмы стали проникать их сообщники. Так у заключенных появилась возможность координироваться со своими подельниками на воле. Необходимо было упорядочить работу Церкви в тюрьме.
Так сотрудничество Церкви и пенитенциарных учреждений становилось все более формальным. В региональных епархиях по образцу Патриархии появлялись отделы по тюремному служению, а в управлениях Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) – должности помощников по организации работы с верующими. Их занимали, как правило, православные священники. Представители Церкви вошли в общественные наблюдательные комиссии – органы гражданского общества, призванные контролировать условия содержания заключенных и соблюдение их прав.
С одной стороны, формализация была требованием времени. С другой – этот процесс ставил священников в заведомо зависимое положение от начальников СИЗО и колоний. В глазах самих заключенных едва ли не любой священник превращался в «человека администрации», и найти с ними общий язык было все труднее.
Протоиерей Андрей Кордочкин
– Я вспоминаю интервью с одним русским тюремным священником, который говорил, что в российской тюрьме очень важно, чтобы заключенные тебя не воспринимали как человека начальства, а начальство – как человека заключенных. В этом есть известная рассудительность, но она возможна до определенного предела, – рассказал в интервью «Правмиру» протоиерей Андрей Кордочкин, настоятель храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде, окормляющий православных заключенных в испанских тюрьмах.
Окончательно процесс формализации отношений Церкви и системы исполнения наказаний завершился в 10-е годы XXI века. В 2013 году Священный Синод принял документ под названием «Миссия тюремного служения Русской Православной Церкви и пенитенциарные учреждения».
Новые правила дали новые возможности и Церкви, и государству. Но и там, и там эти возможности понимали по-разному.
Фото: patriarchia.ru
Печалование – это обычай духовных персон просить государственных деятелей о милосердии к осужденным, забота об оступившихся людях, попавших в заточение. Многие священники, среди них – многолетний настоятель храма в Бутырской тюрьме Константин Кобелев – видели миссию Церкви в тюрьме XXI века в продолжении этой традиции.
Отец Константин Кобелев
– Хочется, чтобы больше людей прислушивались к мнению священников. Мы часто пишем ходатайства об условно-досрочном освобождении тех ребят, которые помогают при храме. Мы с ними проработали год или больше и иногда можем поручиться за человека. По закону после того, как человек отсидел полсрока, при хорошем поведении его могут отпустить досрочно. А суд некоторые такие прошения удовлетворяет, а другие – нет. Суды, что ли, могут отпустить только какой-то процент? Можно подумать, что за какие-то две-три минуты (я не знаю, сколько они с ними занимаются), за полчаса они лучше поймут человека, чем мы за год. Я не знаю, какие у них показатели и зачем они вводятся. Такое частенько бывает: думаешь, как написать, чтобы на них как-то повлиять – но им недостаточно слова священника, – рассказывал он в интервью «Правмиру» в 2012 году.
До недавнего времени отец Константин Кобелев занимал должность помощника начальника московского УФСИН по организации работы с верующими. Но теперь его сменил в этой должности другой человек.
– Церковь давно уже никуда не пускают, а самых активных просто от всего отстраняют, замещают более удобными. Тюремный отдел давно уже ничем не занимается. Нечего так активно взаимодействовать [с УФСИН] и печаловаться, – объяснила в комментарии «Правмиру» Наталья Кузнецова, долгое время работавшая в Синодальном отделе по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви.
По ее словам, в последние годы начался процесс вымывания активных священников из процесса работы с заключенными. Выхолащивается даже подготовка таких специалистов. Если еще несколько лет назад священнослужители жаловались на затянутые семинары, на которых сотрудники пенитенциарной системы рассказывали о работе со сложным «контингентом», то теперь такие занятия вовсе перестали проводиться.
Храмы, которые 20-30 лет назад создавались при тюрьмах по велению сердца, во многих местах превращаются в обязаловку.
– У нас практически во всех тюрьмах, СИЗО и колониях есть храмы, но если спросить сотрудников, в честь кого этот храм, наверное, вы догадываетесь, сколько из них ответят хоть что-то. Если спросить, бывает ли батюшка, ответят – бывает. «А когда?» – «Ну, вот совсем недавно». – «На Пасху?» – «Ну да, на Пасху». Храмы в большинстве тюрем и колоний ни к кому не приписаны. Деньги на них в принудительном порядке собираются с родственников заключенных. И те, и другие из-за поборов начинают все это ненавидеть, – рассказала Наталья Кузнецова.
Еще в 2015 году глава отдела по тюремному служению Петербургской епархии протоиерей Олег Скоморох в интервью местному порталу Online812 признавал, что священникам и сотрудникам пенитенциарной системы трудно найти общий язык.
– Сотрудники администрации смотрят на священников с чувством снисхождения, что ли, и непонимания. Как будто мы их только от работы отрываем! Нас воспринимают как некое развлечение для арестантов. Вся эта обстановка сама по себе тяжела. Но посещение священниками мест лишения свободы очень важно. Это благоприятно разряжает атмосферу.
Наталья Кузнецова утверждает, что даже наличие разрешений от вышестоящих инстанций не гарантирует священникам возможность общаться с паствой за решеткой.
Фото: Владимир Ештокин / foma.ru
– Батюшек могут «промариновать», даже при всех разрешениях, у дверей по несколько часов, не пустить ни в колонию, ни в СИЗО, ни в больницу. Мы знаем несколько случаев, когда не пускали в реанимацию. Все зависит от какого-то конкретного человека на месте, – посетовала она.
Но несмотря ни на что, в Церкви продолжают видеть смысл и необходимость в работе с заключенными.
– Присутствие священника в тюрьме, конечно, важно. Но куда важнее то, что в тюрьме он совершает таинство. Благодать Божия касается сердец подчас жестоких, преступных, запутавшихся и озлобившихся людей. Но именно в местах заключения происходит глубокое изменение в человеке и часто – настоящее покаяние, – уверен отец Александр Ильяшенко.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML
