2
Только представьте на секунду: вам показывают старую фотографию молодого человека в форме вермахта конца 30-х – начала 40-х годов и рассказывают о том, что это святой нашей Церкви? Как минимум, скорее всего, это может вызвать много вопросов. Моя реакция когда-то была почти такой же: где-то между легким шоком и недоумением. А потом я много читал. Читал, удивлялся и радовался.
13 июля, в день празднования Собора 12 апостолов Христовых, исполняется 75 лет со дня мученической кончины Александра Шмореля, одного из организаторов студенческой антинацистской подпольной организации «Белая роза», действовавшей в Мюнхене и нескольких других городах Германии в период с лета 1942 по зиму 1943 года.
Только полгода было отведено нескольким студентам и преподавателям Мюнхенского университета на этот рискованный и смертельно опасный шаг. Бороться со страшной и четко отлаженной репрессивной машиной тоталитарного государства, ведущего захватнические войны и массово истребляющего людей, тем более в самом ее сердце – было сродни безумству, но иного выхода для себя эти немцы не видели. Впрочем, были там не только немцы.
Александр Шморель с няней
Александр Шморель, а теперь уже мученик Александр Мюнхенский, канонизированный в лике святых в 2012 году Берлинско-Германской епархией РПЦЗ, немцем был по отцу. Его родная мать была русской, а сам он родился в Оренбурге в 1917 году перед революцией, в младенчестве остался без мамы и с ранних лет воспитывался уже в Германии, куда перебрался вместе с новой семьей его отец. Воспитывался обычной русской женщиной, няней Феодосией Константиновной Лапшиной, которую Шморели вывезли вместе с собой на историческую родину в Мюнхен.
Хотя, как с любовью шутили в семье Шморелей, ее познаний немецкого языка и хватало только на то, чтобы сообщать, что хозяина нет дома, впрочем, благодаря именно ей память о России у Саши сохранялась не только по рассказам и где-то глубоко на генетическом уровне. В семье чтились и были любимы русские традиции. Отец-протестант и мачеха-католичка не запрещали ей воспитывать мальчика в православной традиции, а Александр регулярно посещал храм и учился в воскресной школе на одном из мюнхенских православных приходов.
Вот эта благодарная память и любовь к родной культуре, а сам Александр считал себя связующим звеном между русской и немецкой культурами, которые соединились с православной верой будущего мученика, остались с ним навсегда вплоть до последних минут жизни в застенках гестапо.
Впрочем, читая биографию, а теперь уже житие, и узнавая о жизненном пути будущего мученика, я все больше и больше поражался неизъяснимым для меня путям Божьего Промысла. Ну, какая судьба могла ждать молодого человека, любого ровесника мученика Александра, в нацистской Германии? Призыв, восточный фронт, смерть? Многие и очень многие прошли именно этой дорогой. И не просто прошли, но, увы, свято верили в истинность этого пути и свое великое предназначение. Все это косвенно коснулось и молодого Александра.
Ему пришлось надеть военную форму, увидеть и присоединение Австрии, и захват Судетских областей, а потом уже и сам поход на Восток. Ему не приходилось воевать и стрелять, он, будучи военным врачом в студенческой роте, к самой форме, и уж тем более к ее содержанию, не имел никакого отношения.
С каждым днем и месяцем войны он все больше и больше осознавал масштабы того зла, которое имело безграничную власть в Германии. Хотя разве просто Германии? Куда страшнее, что эта власть распространяла свое влияние на умы десятков и сотен тысяч человек, живших в этом государстве.
Страна, подарившая миру композиторов, ученых, художников, имевшая многовековую христианскую традицию, за какие-то считанные годы превратилась в мрачное, безжалостное, марширующее под барабаны и факелы языческое племя, главной идеей и мечтой которого было не только завоевание новых территорий, но и полное уничтожение людей и целых народов, не соответствовавших одним только им известным признакам полноценности. Все это всколыхнуло, задело живое христианское сердце молодого человека и сподвигло его на борьбу.
Надо понимать, что организовать сопротивление, да и вообще что-либо организовать в Германии без ведома и контроля идеологов тысячелетнего рейха было почти бессмысленно, поэтому путь этих нескольких мужественных людей в каком-то смысле был изначально обречен на провал.
Это поразительно, но не агенты тайной полиции, не сыскари, не профессионалы, а обычные простые граждане выдавали властям Ганса и Софи Шолей, организаторов и соучастников Александра по «Белой розе», которых с листовками увидел и помог задержать обычный университетский сантехник, а самого Александра сдала полиции такая же студентка, которая совершенно случайно узнала его по фотографии среди разыскиваемых, в мюнхенской подземке во время бомбежки.
Что же происходило с людьми, когда все это началось, как получилось то, что целый народ поверил в свою особую исключительность, позволившую им переступить все видимые и невидимые границы человеческого? Вопрос этот скорее риторический. Впрочем, и по ту сторону фронта, на другой стороне задолго до войны другая идеология также поглощала миллионы умов, превращая человека и ему подобных в винтики, послушно действовавшие в жестоком механизме.
И те же самые доносы, и тот же самый страх перед соседом, то же самое ожидание того, что в любой момент твою жизнь разрушит чья-то ложь или клевета, все это отчасти было обратной стороной той жизни, которую видел будущий мученик. Поэтому «Белая роза» не была организацией политической, ее участники не были членами коммунистического подполья, более того, они считали и называли себя христианами. Помимо Шмореля, исповедовавшего православие, в организации были действующие католики и протестанты.
Сейчас я понимаю, что в какой-то мере то, что предстояло этим людям, в некотором смысле напоминает подвиг, на который вышли в начале наших веков святые апостолы. С разницей только в том, что весть о Христе им предстояло не возвещать, а возвращать в обманутые умы людей. Листовки «Белой розы» не были проповедями в прямом смысле, но представляли собой воззвание даже не к гражданской, а человеческой совести.
Листовки «Белой розы» навсегда увековечены перед зданием университета
Возвращение человеческого образа, а вместе с ним, наверное, и памяти об образе Божием в человеке, напоминание о важности жизни и свободы и того, что никакая идея, чем бы она ни оправдывалась, не может быть выше их, были целью этих людей. Остановить безумие, опомниться, вернуться к созиданию, вернуться к человеку.
В одной из листовок было прямое обращение к христианской совести соотечественников: «Может ли быть, так спрошу у тебя, тебя – христианина, может ли присутствовать в этом поединке за сохранение твоих высших ценностей какая бы то ни было нерешительность, игра интриг, оттягивание решения с надеждой, что кто-нибудь другой за тебя поднимет оружие, чтобы тебя защитить? Не дал ли сам Бог тебе силу и мужество для борьбы?»
Апостолы шли в мир на рассвете этого мира, христианам же века двадцатого пришлось возвысить слово о человеке и его назначении уже на его закате. Сколько он продлится, этот закат? Организованные акции «Белой розы» прошли не только в Мюнхене, но и в нескольких других городах Германии.
С февраля 1943 года начались аресты и казни участников «Белой розы», в апреле был арестован и Александр. В день своей казни Ганс Шоль написал своим родителям: «Мои любимые родители! Я полон сил и спокойствия. Приму еще Святые Тайны и блаженно отойду. Дам еще прочитать себе 90-й псалом. Благодарю вас, что вы мне подарили столь богатую жизнь…»
Почти два месяца продолжались и допросы Александра. 13 июля 1943 года, в день смерти, он пишет родным: «Я перехожу туда в сознании, что послужил глубокому своему убеждению истине. (…) Немного часов, и я буду в лучшей жизни, у своей матери, и я не забуду вас, буду молить Бога об утешении и покое для вас! И буду ждать вас! Одно особенно влагаю в память вашего сердца: не забывайте Бога!!! Ваш Шурик».
В этот же день, прощаясь после исповеди и причастия со своим священником, Александр сказал: «Я выполнил свою миссию в этой жизни и не представляю, чем мог бы еще заняться в этом мире».
Сейчас мне и самому удивительно: мученик Александр почти что мой современник, во всяком случае мы родились и даже жили в одном веке, мой родной дед и бабушка жили в годы оккупации Германией советских территорий, кто знает, может быть, где-то в каких-то соединениях, которые были на территориях Советского Союза, был и тот самый будущий святой.
Я не знаю этого, но вижу, что путь всякого христианина, путь тернистый и сложный, требует решимости, а решимость начинается с самой тяжелой борьбы, борьбы с самим собой. Если тьма, которая есть во мне, как сказано в Евангелии, побеждается Светом, то так ли страшна и непобедима тьма внешняя. А равнодушие, мое личное безразличие, если таковое преобладает в моей жизни, – это начало смерти, смерти, которая страшнее гильотины и гестапо. Ее можно не заметить и умереть, внешне здравствуя и продолжая жить видимостью и миражом жизни.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML