Татьяна Краснова - о беседе протоиерея Георгия Митрофанова и Анны Даниловой. Это первый отклик на важный диалог, “Правмир” приглашает всех желающих к дальнейшей дискуссии.
В смысле диалога Церкви и общества мне очень повезло. Как говорят армяне, «мой голос идет из теплого места». Проще говоря, я крайне удачно устроилась.
Прежде всего, у себя на Родине я – второсортный верующий. Я католик. Меня можно не учитывать, моих чувств нельзя оскорбить, от моего имени ничего нельзя запретить или потребовать, а обвинить, наоборот, меня можно в чем угодно. Начиная от Джордано Бруно, и прямо со всеми остановками, вплоть до чумной бациллы экуменизма в обнимку с вирусом толерантности. Для христианина, мне кажется, лучше просто не придумаешь.
Еще у меня есть такой Папа, храни его Господь, что даже хвастаться стыдно.
Еще у меня есть место, куда я могу время от времени привезти свои неудачи, достижения, поражения и победы, и приложить все привезенное к тому «эталонному метру», каким является Христос. Это уникальная возможность, и я дорожу ею как мало чем в жизни.
Мой «эталонный метр» располагается в маленьком монастыре на севере Италии, где вот уже скоро 30 лет как на моих глазах живут, стареют и одна за одной отходят к своему Небесному Отцу мои сестры-кармелитки. В общем, в них нет ничего особенного – монастырь как монастырь. Если не считать особенным сам факт существования людей, которые специально удалились от мира для того, чтобы ежедневно, еженощно и поминутно приводить себя в соответствие Христу.
Понимаете, какая штука? Ему – и никому другому.
Им легко это делать. Они сами любят говорить, как им легко, в отличие от нас, которым очень трудно. Они однажды сделали то, что по-русски называется «похоронить себя заживо», и теперь в их мире все просто.
И секрета никакого нет.
– Вот пролила я суп, раздражаюсь, мою пол, и думаю: «А как бы это сделала Дева Мария?» – сокрушенно говорит моя сестра, – Неужто и Она бы раздражалась и тряпкой махала «вжик-вжик»?
– И что? – спрашиваю я.
– И вот стараюсь мыть, как Богородица…
***
Вот я и думаю. В сущности, Церковь очень слаба. Любая Церковь.
Каких бы сокровищ ни накопили в своих закромах наши Папы и ваши Патриархи, каких дворцов ни понастроили бы, каких указов ни насочиняли – все разбивается в прах об того, кто скажет: «А мне наплевать на вас, я вам не верю! И Бога вашего не знаю, и знать не хочу!» И не поправить этого ничем, хоть лопни, надувая щеки и требуя к себе уважения.
Вообще говоря, уважение – это самое нелепое из всего, что мы можем требовать, братцы и сестрицы… Нас, слава Богу, давно никто не боится, и очень мало кто уважает. Нет, хвост-то мы еще можем кое-кому прищемить, как тем несчастным певуньям, на которых снова и снова ссылается уважаемый протоиерей, но и тут боятся не нас, а палки… Про уважение уж молчу.
И знаете, что мне кажется?
Может быть, не для Церкви как «структуры», не для Церкви как «института», а для просто христиан вроде вас и меня – это положение не так уж дурно.
Там, «наверху», людьми руководят самые разнообразные попечения. Они там носят многоразличные бремена. У них там «не все так просто», как нам тут, внизу, кажется. По всей видимости, нам не переделать их «структур».
Они слабы.
Мы еще слабее.
Нам, собственно, в рамках диалога с обществом остается два варианта.
Первый – наплевать на все споры, принципы, правды, неправды, «чуму на оба ваши дома» и прочие нюансы – и требовать МИЛОСЕРДИЯ.
В случае с тем же голодающим Сенцовым: не разбираться, в чем он прав, а в чем неправ (без нас полно «разбиральщиков»), а требовать милосердия. Спросите – от кого? С себя начните. От себя требовать – МИЛОСЕРДИЯ. Не складывать губки в куриную попку, как бабушка моя говаривала, не делать умных «политологических» лиц, не говорить про каждый конкретный случай, а требовать МИЛОСЕРДИЯ.
Например, к Сенцову.
И не к нему одному.
К тем, кто беден, угнетен, несчастен, глуп, преступен, никому неизвестен – МИЛОСЕРДИЯ. Особенно к тем, за кого заступиться некому – МИЛОСЕРДИЯ.
Вот прям так вот, как дураку какому, всех жалеть. Везде. Дома за столом. В храме на литургии. После литургии за чаем. По дороге домой в метро.
Ко всем требовать снисхождения и сострадания.
Думаете, «они» распоясаются?
Ох, братья-христиане, нас так ничтожно мало, и мы так удручающе слабы, что даже если мы всем хором будем требовать милосердия хоть к кому угодно – это так мало изменит… Но хоть себя спасем. Может быть.
А, да, второй вариант – пол мыть не «вжик-вжик», а как Она…
Но это, собственно, все одно.