О первой любви и самых счастливых переживаниях повествует дневник молодой екатеринбурженки Зинаиды Степановны Титовой. Записи, бережно собранные родственницей Титовых Наталией Шевелиной, готовятся к изданию правнуком автора священником Владиславом Мишиным и впервые публикуются на «Правмире».
Священник Владислав Мишин
В 1899 году по взаимной любви Зинаида вышла за небогатого молодого человека – Алексея Ивановича Шевелина, имевшего рядом с ее домом посудную лавку.
Главным богатством супругов стали дети. Семья моей прабабушки чудом избежала преследований в революционное время: они не использовали наемный труд, прабабушка сама сидела в лавке, дети бегали посыльными.
Она стала свидетелем множества трагических событий: на ее глазах был разорены и сломлены многовековые устои православной жизни. В 1930 году был разрушен храм Большой Златоуст в центре Екатеринбурга, прихожанкой которого она была с детства и где венчалась со своим драгоценным Леликом – так ласково звала она своего супруга. Но чудом сохранились воспоминания, где она описывает свое путешествие в Москву, жизнь провинциальной екатеринбургской купеческой семьи и зарождение отношений с будущим мужем.
В дневнике описан счастливый период влюбленности молодых людей, первые трогательные встречи, сватовство и подготовка к свадьбе. Строгие правила, регулирующие отношения женихов и невест еще в начале прошлого века, не мешают девушке пылко и эмоционально переживать свою первую любовь.
<…>
На третьей неделе мы говели: я, мамочка и папа. Хорошо еще, что отговели, пока еще не тает сильно и грязи пока нет. Утренники каждый день все еще холодные. Сегодня двадцатый день дорогому Мише, и мы были на кладбище у обедни и на могиле служили литию. Я и Лиза сделали по три цветка из тонкой бумаги и свезли Мише в гостинец.
В шестом часу вечера ходили сидеть у лавки. Пришли, а диван весь заледенел. Принесли рогожку и на нее преспокойно уселись. Вскоре пришел А.И. Шевелин, потом Маракулин и все время сидели с нами. А.И.Ш. явился как будто бы нечаянно, идя с прогулки, а я так думаю, что это была подготовленная встреча.
Когда мы вышли, то Маракулин стоял на углу, а увидев нас, тотчас же отправился на Главный (проспект – прим.ред.). Там, по всей вероятности, встретил А.И. и сообщил ему. Тот и не замедлил явиться, а Маракулин подошел потом, как будто ни в чем не бывало. Ну и хитрецы!
Посидев около часа, мы пошли домой. Папа пригласил их пить чай, и они весь вечер были у нас до десятого часа. А.И. такой говорун и весельчак. Мне удивительно, откуда у него и берется столько разговоров. И сам – так просто настоящий живчик (что мне ужасно нравится). Рассказывал он про отличительные особенности их веры, и из его разговоров можно заключить, что он не настоящий кержак, а только из приличия перед своими придерживается всех единоверческих обрядов. Ничего себе, славный паренек.
А главное, в нем есть что-то такое, что резко отличает его от других знакомых мне молодых людей, и это нечто делает его симпатичным мне и невольно располагает в его пользу. Правда ли, что я ему нравлюсь, что видно из его поступков, или все это не более как фиглярство (двуличие, притворство – прим.ред.) светского молодого человека? Не верю!..
Приятное сиденье у лавки на меня подействовало неблагоприятно. Сидя на ледяном диване, я, должно быть, простудилась, и у меня вчера сделался сильный сухой кашель и почти совсем лишилась голоса. Вчера так едва уснула – душит кашель. Да и все тут. Сегодня хотя лучше, но все хожу с повязкой на горле, и кашель не уменьшается, да и голос хриплый.
Я все еще сижу дома и никуда не выхожу. Кашель все такой же, к тому же сильно болит грудь. 27-го в субботу папа один ходил ко всенощной и обратно шел с А.И.Ш., что меня крайне удивило, но в то же время сделалось так досадно на себя, что я не была и лишилась такого случая увидаться и поговорить с ним.
Всенощная кончилась. Папа вышел из церкви, а А.И. все еще стоит на паперти и, думая, вероятно, что и я у всенощной, дожидается. Потом узнал от папы, что я простудилась тогда у лавки и хвораю, сильно жалел меня и советовал пригласить доктора, чтобы не запустить болезнь, и вообще так сочувственно ко мне отнесся. Я была ужасно довольна, услышав от папы все это, и сердилась – зачем он не пригласил его пить чай.
Правда, это единственный человек такой искренний, такой сердечный. Вот возьми, например, И.И.Н., так он и каждый день видит папу в конторе, да разве он справился когда хотя бы нарочно о моем здоровье? Никогда!
Зиночка
А.И. сознался папе, что и он тоже поплатился за воскресенье. У него замерзли ноги, но ему стыдно было сказать, и в результате получил насморк и головную боль. «Надо мной и то смеются, – говорил он, – ты бы и ноги-то ознобил, а все бы еще стоял». Бедный А.И., я от души его жалею!
А.И.Ш. опять справлялся у папы о моем здоровье, и папа ему сказал, что мне лучше. Вечером были Поповы.
Гриба (здесь и далее: Гриба – брат Зинаиды, автора дневника) бегал во дворе, вдруг выходит А.И. из своего магазина и спрашивает у него: «Ну что, как, лучше?» Он сказал, что лучше. «Не выходят еще?» – «Нет». Тем и кончилась их аудиенция. Краткий, но много значащий для меня разговор!
Третьего дня я вышла в первый раз после болезни. Вчера была у всенощной, а сегодня у обедни. День сегодня хмурый, пасмурный и совсем не праздничный. Даже на диванчике нельзя выйти посидеть, о чем я очень сожалею.
Для меня теперь является точно какой необходимостью каждое воскресенье видеть А.И. Неделю кое-как проведешь и ждешь с нетерпением праздника для этой цели, а тут вдруг ненастье. Он сегодня сообщил Грибе, что он придет, может быть, к нам часов в шесть вечера. Гриба за последние дни часто ходит к нему в магазин и сильно с ним подружился. Я этому ужасно рада и просто даже начинаю завидовать Грибе, что он так часто видит А.И.
Весь день сегодня сидели дома. Пробило уж и пять часов, и шесть – никто нейдет, и папа решил, что, верно, никого не будет, к тому же и дождик нисколько не перестает. Было уже, верно, полчаса седьмого, как я услышала в прихожей шаги и голос, – кого же бы вы думали? А.И. Шевелина. Я начинала уже было отчаиваться, что он не придет, но все еще почему-то верила в его приход и теперь бросилась к мамочке сообщать им эту радостную для меня весть, и всех их затормошила и побежала здороваться.
Он такой нарядный, веселый и привлекательный, как всегда.
Почему так сильно бьется мое сердце, когда я вижу его? Уж не на самом ли деле я серьезно люблю его? Как мне хорошо, как весело в его присутствии. Когда он здоровается или прощается, то какая-то сладкая дрожь пробегает по мне.
Вскоре стали пить чай. Все чувствовали себя свободно, непринужденно, просто и в то же время невыразимо весело. Это был такой приятный для меня вечер, какого я давно уж не переживала. Шуткам, рассказам не было конца, и мы хохотали до упаду, вспоминая некоторые отрывки из сочинений Мясницкого (Мясницкий – литературный псевдоним писателя-сатирика Ивана Ильича Барышева (1854-1911) – прим.ред.). А.И. говорил, что его побранили немного дома за то, что он в такое ненастье пошел, но он не захотел потерять вечер и все-таки отправился.
Еще он говорил, что и в прошлое воскресенье он шел с тем намерением, чтобы зайти к нам, но не посмел, думая, что я все еще хвораю. Опять жалел Мишу и говорил, что вот если б помер хоть бы, например, А.И. Ермолаев, то ему нисколько бы его не жалко было, а Мишу очень жаль.
Зачем, собственно, он сегодня пришел к нам? Мне не верится, что затем, что негде вечер провести. Мне точно голос какой подсказывает, что тут главную роль играет его симпатия ко мне, и я верю, глубоко верю, что это именно заставляет его так часто бывать у нас.
О, как бы было хорошо, если б я не ошиблась в своих предположениях и он действительно бы полюбил меня! Я так положительно начинаю терять почву под ногами и безумно, со всем пылом любви отдаюсь новому, охватившему меня чувству.
С каждым разом все сильнее и сильнее бьется мое сердце при встрече с ним, и я, кажется, все бы смотрела на него не отрываясь и все бы ловила на себе этот милый веселый взгляд.
Сегодня он положительно очаровал меня своей простой безыскусственной веселостью, и я глубоко взволнована. Он был у нас до половины десятого, но и по его уходе все еще звучал в моих ушах его голос, и я всю сегодняшнюю ночь почти совсем не спала и только под утро чуть-чуть забылась немного.
Гриба почти целый день у А.И.Ш., и он ему сказал, что вчера от нас он шел пешком. Дома думали, что он остался ночевать у Ермолаевых, и уже отужинали без него. Оказывается, что А.И. тоже почти всю ночь не спал. Не одна ли уж причина нашей бессонницы? При Грибе у него в магазине был А.И.Е., и на его вопрос, где он вчера был, А.И. ответил Ермолаеву: «Куда в такую-то грязь пойдешь, только и был в гранильной на чтении». «Да ты когда был? Я сам там был с пяти до шести», – сказал Ермолаев. «Ну а я с шести до семи», – ответил А.И. Ну и плутишка! Соврал зачем-то.
Да и действительно не стоит распространяться со всяким, только лишние переговоры могут выйти. Что-то он думает сегодня? Вспоминает ли меня и вчерашний вечер? Был ли этот вечер приятным для него? О, как сильно мне хочется увидать его скорее! Ужели он нисколько не любит меня? О, это ужасно!
Утром был сильный дождь, и мы не были у обедни. Сегодня была у нас Варвара Сидоровна Титова. Они, оказывается, переехали совсем в Екатеринбург.
Наконец-то Бог простил! Сегодня целый день торгуют во всех магазинах по случаю последнего воскресенья перед праздником. Гриба опять был у А.И. и приглашал его к нам в гости, но он сказал ему, что с удовольствием бы пошел, да, пожалуй, скажут, что часто заходил, в то воскресенье был. Потом А.И. спросил у Грибы про нас, выйдем – нет сидеть к лавке и когда. Гриба сказал, что нет, потому что будут отворены магазины целый день.
А.И. сказал – так я бы затворил свой-то. Затем они сидели с Грибой на нашем диване. А.И. и говорит: «Вот оно, наше место, где мы простудились». Как отрадно для меня звучит это «наше» и «мы», потому что тут говорится только о нем и обо мне.
Сегодня мамочка разделили последние Мишины вещи. Мне отдали его памятную серебряную книжку, которую ему дарил его крестный Н.И. Лепихин. Лизе дали две его чайных ложки, Грибе – его серебряные часы.
<…>
Праздничная уборка в полном разгаре. Пекутся куличи, сухари, красятся яйца, делается сыр и комнатная уборка. Как я люблю всю эту суматоху! Вчера еще ходила в церковь украшать все цветами.
Во всю неделю положительно нигде не видала А.И. и, право, истомилась, не видя его. Идешь куда-нибудь мимо, ну что бы ему хотя один бы разок выйти из магазина? Нет, верно, он забыл обо мне и думать! А я и к обедне-то стала за последние дни ходить не в восемь, а около половины девятого с той целью, чтобы встретить его, когда он утром идет в магазин, но все напрасно. Не суждено, верно, сбыться моим мечтам.
А когда идешь, бывало, мимо его магазина, так и хочется взглянуть в его окно, но подумаешь, а вдруг он не интересуется мной и заметит, что я смотрю в его окна, еще, пожалуй, будет надо мной смеяться. Так и пройдешь, не взглянешь.
Один раз я захотела подкараулить его приход из окна. Стою у зеркала в зале, будто бы голову чешу, а глаза не в зеркало смотрят, а в окно и в ворота.
Вдруг он и входит в ворота своей легкой быстрой походкой. Глаза поднял на окна и, вероятно, меня видел. Я вся вспыхнула, словно меня огнем обожгло. И это мне удалось только один раз. В следующие дни как я ни ждала в те же часы и минуты, а его не видала. Верно, он стал приходить раньше или позже.
За последнее время у меня стало обыкновением, только лишь папа придет из конторы, тотчас спрашивать: «Ну что, видел А.И.? Что он говорил?» и т.д.
В 11 часов ночи я и Лиза были разбужены мамочкой. Спать страшно хочется, глаза колет и по телу пробегает дрожь. Только что успели одеться, как на Златоустовской церкви раздался благовест к Пасхальной заутрене. Из окон видно, как на кладбище вся церковь, залитая огнями, чудно обрисовывается на темном фоне ночи и представляет очень красивое зрелище. Златоуст освещен еще того роскошнее: на верху колокольни сияют две буквы «Х. В.», а на остальных трех сторонах – звезды; пониже – большой крест в рамках; еще ниже – икона Воскресения, освещенная сзади, и вокруг нее большие лучи, и все это из электричества. Притом еще все это освещалось бенгальскими огнями. Такая роскошь просто не поддается описанию.
Екатеринбург. Большой и Малый Златоусты. Приходские храмы Зинаиды Титовой
Заутреню и раннюю обедню служили в большой Максимилиановской (второе название Большого Златоуста – прим.ред.) церкви. Придя от обедни в четыре часа утра, мы разговелись, напились чаю и улеглись спать, и проспали до девяти часов. Потом опять пили чай, а в двенадцатом часу папа поехал с визитами.
У нас визитеров было немного, почти все те, которые и всегда бывают. Только один новый, прихода которого я ждала с нетерпением – это Алексей Иванович Шевелин. Вот приходит и он, начинает христосоваться. Когда очередь дошла до меня, то я была так счастлива в этот миг, что, кажется, забыла все на свете, христосуясь с ним.
Он сидел у нас порядочно, пил чай, и при нем был батюшка отец Василий. Речь что-то зашла о рязановцах[1] (а надо вам сказать, что А.И. к ним принадлежит). И вот батюшка начинает их расхваливать: «Они быстро идут вперед, и они рано или поздно будут такими же православными, как и мы, они – образованный народ» и т.д. без конца. А.И. торжествовал, а за него и я была рада. Мы сегодня были у вечерни. А.И. обещался прийти, и я так ждала, что от вечерни вместе пойдем, а он и не пришел. Какой обманщик, однако. Спать сегодня легли в девять часов, и я почти тотчас же заснула.
Были у обедни, затем, напившись чаю, втроем: я, мамочка и Лиза отправились на кладбище и свезли Мише венки, сделанные нами из одних цветов. Я свой надела на крест, а Лиза положила на могилу. Очень хорошенькие веночки вышли, только бы дождик не шел дольше и дал им накрасоваться.
Часов в пять мы отправились в гости к Поповым. Катя не раз намекала и дразнила меня вчерашним гостем А.И.Ш. От них мы возвращались домой в девятом часу. Посидели еще немного у своего магазина на диване, дождались, когда на Златоусте зажгли электричество, и, когда пробило 9 часов, отправились домой.
Не успели дойти до угла, как нам встретился Алексей Иванович Шевелин в своей новой серой шляпе. Я было и не узнала его, а он, поравнявшись с нами, сказал: «Добрый вечер!» Господи, как это было неожиданно. Поздоровались и пригласили его к нам чай пить. А мне только этого и надо было. Я так рада была, просто ужас. Мне так нравится его новая шляпа, и она ему ужасно идет. Я только перед праздником думала и, увидя у Кушелевских в окне серые мужские шляпы, говорила мамочке: «Ну что бы А.И. купил себе такую шляпу».
Вдруг он приходит в первый день с визитом, и я увидела, что сбылось мое желание. А.И. сидел до 11 часов, и вечер прошел оживленно и весело.
Были у обедни. Затем был еще у нас запоздавший визитер И.Ф. Чистяков. Потом ходили к вечерне, а после вечерни почти тотчас же пошли сидеть к магазину. Я то и дело нетерпеливо смотрела в ту сторону, откуда приходил обыкновенно А.И., и была почему-то уверена, что он придет непременно. Прошло не более получаса, и знакомая фигура показалась на конце квартала. Он издали еще улыбался нам и, поздоровавшись с нами, остался сидеть.
Удивительно, почему это мне так весело с ним? Я готова была запрыгать от радости. Потом вечером он опять пил чай у нас и сидел до 10 часов. Я иногда подолгу засматриваюсь на него. В нем есть что-то притягивающее и внушающее доверие. Завтра он обещал быть в Златоусте у обедни. Посмотрим, как он опять обманет нас! Во второй день он был у вечерни, так нас опять не было. Жаль!
Нет, я не могу более так мучиться! Я положительно не понимаю, что со мной происходит. Если это будет так продолжаться, то он окончательно сведет меня с ума. Уж лучше бы сначала не ходил или, если нравлюсь я ему, так говорил бы скорее. А то эта неизвестность так тяжела, так невыносима, что выразить невозможно.
Ну, так и есть, А.И. опять обманул и не был у обедни. Как ему не стыдно так мучить меня! Но, придя домой, нашли его уже у нас. Оказывается, он у обедни не был, а к нам пришел уже в девять часов. Мамочка стряпали на кухне, и он занимался с Грибой в зале.
Завтракали в столовой. Я больше люблю, когда в столовой пьем чай или завтракаем, как-то уютнее, лучше. Я сидела рядом с А.И. Гриба было занял мое место, но я незаметно вызвала его и велела пересесть на другое.
Художник Алексей Волосков. “За чайным столом”
После двух часов уговорились идти на кладбище пешком, если будет хорошая погода. Я сильно трусила, чтобы не пошел дождь и не расстроилась прогулка. И Алексей Иванович обещал молиться, чтобы не было дождя. Мамочка сказали, что пойдут, но с тем условием, что если дождь испортит шляпы, то чтобы он новые купил, на что он и согласился. Даже хотел за извозчиком сбегать с кладбища, если дождь пойдет.
Но вот магазины затворили. Дождя не было, и погода стояла чудесная. Мы с Алексеем Ивановичем ликовали. Он все время шел со мной, и я была в восторге от этого. Если б кто знал, как я люблю его! С каждой минутой, с каждым днем он становится для меня дороже и милее. Я почему-то уверена, что и я ему нравлюсь. Но что же он молчит? Ужели его не мучает неизвестность? Ужели он может любить спокойно, не волнуясь и сколько угодно ожидая? Ужели он уедет в Москву, ничего не сказав? Нет, это будет жестоко с его стороны!
С кладбища он не хотел было к нам заходить, но я не простилась с ним и убежала. И он пришел. Причем сказал мамочке: «Зинаида Степановна не подала мне руки, когда я хотел с ней проститься. А так, не простившись с ней, я не мог уйти».
Сегодня произошло нечто необыкновенное. Пока я приготавливала в столовой приборы и хлопотала, А.И. сидели с папой и о чем-то толковали. Потом, когда на столе уже было подано холодное, мамочка пошли приглашать их обедать. Вдруг слышу, что А.И. говорит: «У вас не горячее подано там, не остынет. Так вы присядьте немного, мне нужно сказать вам несколько слов».
Я догадалась, что дело неладно, и убежала в кухню. Я чувствовала, что сбылась моя мечта и он делает мне предложение, и действительно не ошиблась. Я не могла владеть собой, я дрожала от счастья и в столовую пришла, когда все уже сидели за столом. За обедом никто ни слова не сказал об этом и все были веселы, шутили и смеялись.
В шесть часов приехали Поповы и были удивлены, встретив у нас А.И. Он сидел почти все время в гостиной, и батюшка ни на минуту не переставал поучать его своими разговорами. Я, по правде сказать, сильно негодовала на батюшку, что он совсем завладел Алексеем Ивановичем и он мало был со мной. Когда Поповы ушли, то я еще сыграла А.И. несколько пьесок на рояле и он ушел домой.
Вчера мы сговорились с А.И. идти сегодня к обедне в женский монастырь. Мы пришли уже к пению Херувимской, и я смотрела, желая увидеть его где-нибудь в народе, и не могла. Оказывается, он пришел еще позднее нас и стоял на паперти. Сегодня в монастыре почему-то крестный ход кругом Тихвинской церкви.
Вот когда мы вышли, то и увидали А.И. на паперти. Он сегодня какой-то робкий, несмело так заговаривает со мной. Во время крестного хода он шел почти со мной рядом или за мной. Я была на седьмом небе от счастья. После обедни он пил у нас чай, а потом пошел в свой магазин торговать на два часа. После двух часов опять пришел к нам.
Сегодня у нас пельмени, и мамочка отправились стряпать, а меня послали в свою комнату, так как они велели ему переговорить со мной лично и узнать, согласна я или нет. Я села у окна, взяла в руки «Урал» (газета – прим.ред.), и, хоть глаза скользили по странице и пробегали строчку за строчкой, но я ничего ровно не понимала.
Вдруг ко мне подошел А.И.: «Вы заняты, З.С., а я хотел с вами переговорить», – сказал он. Я быстро отложила «Урал» и сказала, что я нисколько не занята, а так, просматривала. «Вам передавали, вероятно, ваши родители, что я сделал вам предложение? Так что вы мне на это скажете? Я желал бы знать ваше мнение обо мне. Мы с вами уже подали повод говорить, и действительно уж о нас начинают говорить. Но вы-то что ответите мне на это?»
«Благодарю вас, – сказала я, – но об этом нужно подумать и решительного ничего сейчас я вам не могу сказать».
«Но я хотел бы знать ваше личное мнение. Ваши родители, кажется, против этого ничего не будут иметь, и дело только за вами. Я больше всего боялся получить от вас отказ и поэтому все откладывал день ото дня объяснение с вами. Заключить то, что я вам не нравлюсь, я мог из того, что, например, когда вы идете мимо моего магазина, то никогда, ни разику не взглянете на окна.
Ну, думаю себе, она даже и не думает, верно, обо мне, не только нравится. Я же, признаться, когда вы куда-нибудь шли, то всегда вас видел, хотя никто этого не знал. Я, сколько раз видя, что вы каждый день в пост куда-то ходили утром, порывался идти и объясниться с вами, но не мог насмелиться».
Алексей Шевелин с женой
Я сказала, что он мне нравится и я согласна. Он сказал мне «искреннее спасибо» и пожал руку. Потом я спрашивала, как это, что у нас веры немного разные и венчаться и вообще переходить в рязановскую мне крайне бы не хотелось. Потом спросила, хорошо ли он обдумал все это? Не легкое ли это увлечение с его стороны, на что и получила следующие ответы. Во-первых, он готов венчаться и потом ходить в православную церковь. Обдумал все это он очень хорошо.
«Вы два года уже мне нравитесь, но я все как-то не думал жениться, а вот с Мишиных похорон это все как-то пошло, и, наконец, я уж не мог ни спать, ни есть и ничего делать, и каждый день хотелось объясниться и не мог. Наконец мама мне сказала: «Что ты ходишь так-то, что они подумают? Или уж не ходи совсем, или скажи».
И я хотел вам сначала сказать, но не мог насмелиться, боясь вашего мнения. В те года я всегда с охотой ехал в Москву, и не позже второго дня, а нынче так совсем и ехать не хочется, и мне бы ни за что не уехать, пока не сказал. Я ведь не богат, З.С. Вы, может быть, думаете, что, имея свой магазин, можно быть богатым, но я могу жить безбедно. И верьте мне, я сделаю вас счастливой. Я до сих пор жил и работал только для того, чтобы надеть новую визитку. Но теперь, когда мне есть для кого жить и работать, то я буду просто гением. Я ужасно боялся, когда вы чуть не вышли за Юдина».
Я ему сказала, что, правда, Юдин мне нравился, но лишь я узнала, какой он нехороший человек, у меня мигом пропала к нему всякая симпатия. Я говорила, что нисколько не считаю А.И. богатым и никогда бы не решилась идти за богатство, если бы мне человек не нравился. Вообще мы порядочно с ним поговорили, и он еще сказал мне: «Вы не походите на наших екатеринбургских барышень-кокеток, вы мне показались какой-то особенной. А если б вы на них походили, то я и не стал бы вас сватать. Это все Миша виноват. Он все это наделал!»
О, что я переживала в эти минуты. Мы оба, кажется, были без меры счастливы. Лицо мое горело, я вся дрожала от волнения, и его глаза так чудно блестели каким-то счастливым огоньком.
«Если вы хотите непременно венчаться в Златоусте, то я готов принесть для вас и эту жертву. И вообще, я сделаю все, что бы вы ни захотели». Еще узнала я от Алексея Ивановича, что меня хотел сватать также И.П.Н. и какие штуки он проделывал над ним.
«Придет это он ко мне, бывало, чтобы посмотреть, когда вы пойдете ото всенощной, так я возьму да и уведу его нарочно в заднюю комнату и там с ним разговариваю, чтобы он не видал, когда вы пройдете. Уж пусть лучше и я не увижу, а только чтоб и он не видал. Я все ему Корольковых показывал. Как они идут, я и кричу: “И.П., смотри, невесты идут!”» Какой, однако, хитрец этот А.И.
А то когда-то сидели мы с ним у лавки, вдруг подлетает с таким шиком на велосипеде А.И. Ермолаев. Раскланивается и спрашивает у Алексея Ивановича: – «У нас был?» – «Был». – «А я хотел тебя пригласить пить чай». – «Нет, спасибо!» Только он уехал, а А.И. и говорит: «А когда же это, право, я у них был-то да чай пил? Еще в пост, должно быть, а на Пасхе, право же, не пивал!» Вот изволь с ним разговаривать! Я тогда была ужасно довольна, что он так смазал Ермолаева.
Обед был такой веселый, и я была просто в каком-то счастливом полусне точно. Мамочка еще графинчик доломали последний от судка (судок – столовый прибор с небольшими сосудами для уксуса, перца, горчицы и т.п.). А.И. рассказал, как он когда-то из-за меня сломал статуэтку. Он ее ставил куда-то на окно. Вдруг я и иду. Он засмотрелся и поставил мимо. Так и обломал крылышки.
Сегодня, когда я с А.И. сидели в гостиной, вдруг приезжает П.В. Лузгин и что-то с папой в зале тихо разговаривает, а А.И. избеспокоился и не сидится ему на месте. Сначала хотел выйти к нему поздороваться, потом раздумал и все говорит: «Уж не сватать ли он приехал? Зачем это он пришел?» Я едва убедила его, что если б и посватал кто, то я во всяком случае ни за кого не пошла бы, кроме него, и уж сказала ему, что буду сердиться на него, если он будет сомневаться, что я его люблю. Еще мы с ним сегодня играли в карты, потом я играла ему на рояле, а в 7 часов ходили сидеть к лавке.
Между нами сидела Лиза, и мы через нее сзади часто поглядывали друг на друга и пока довольствовались и этим. Посидели не более полутора часов и затем пошли пить чай. Какой незабвенный, какой счастливый вечер провела я сегодня с ним. Завтра он едет и сегодня просидел дольше обыкновенного. Разговоры теперь были почти все о свадьбе да о приданом. Он просил скорее сделать и много ничего не делать. «Ну, впрочем, как З.С.» – прибавлял он.
«Полтора платья сделаем, да и будет», – говорили мамочка. «А мы прикупим половинку-то, да два сошьем. Много-то не шейте, а то выйдут из моды, а мы другое, модное сошьем тогда», – говорил А.И.
Художник Максимов В.М. “Шитье приданного”
Как жаль, что он завтра уезжает. Если б он знал, как я его безумно люблю! Да мне ничего не надо, для меня даже и бедность не страшна с ним, только бы он меня любил да со мной был всегда, а больше мне ничего не надо.
В конце концов, договорились все-таки, что свадьбу раньше июня не поспеть сделать. Как долго! Но хоть бы он-то скорее съездил в Москву. Да возвращался! С ним время незаметно проходит. Я не видала и еще не знаю до сих пор его мамашу, папашу и сестру.
[1] Рязанов Яким Меркурьевич (1777-1849) — купец, трижды избирался на должность городского головы Екатеринбурга. Был старшиной и попечителем екатеринбургской старообрядческой Никольской часовни и старообрядческого общества и автором т. н. «Рязановского проекта» или «Дополнительных правил». В этих правилах был представлен порядок подчинения старообрядческих общин светским властям (большинство членов думы того времени были старообрядцами). На средства Я. Рязанова в Екатеринбурге была построена единоверческая Свято-Троицкая церковь в честь Преображения Господня (1839), известная также как Рязановская церковь на углу Сибирского проспекта и Златоустовской улицы (угол улиц Куйбышева и Розы Люксембург).