0
Я не понимаю, каким образом мой сын и Scuzzball могут считаться настоящими друзьями. Такой расклад меня тревожит. Мне интересно – в мире наших детей, будет ли утрачен навык живого общения и реальной дружбы, то, что застало мое поколение, до создания интернета? Профессор философии Стивен Асма рассказал в New York Times как меняется дружба в современном мире. 
Стивен Асма
«Буду через несколько минут!», – крикнул мой 15-летний сын из своей комнаты. «Я играю в Xbox с другом».
«Кто твой друг?» – спросил я.
«Парень по имени Scuzzball», – ответил он.
«А как его зовут по-настоящему?», – спросил я.
«Понятия не имею», – сказал сын слегка раздраженно.
«Откуда он?», – продолжил я.
«Из Канады, я думаю… нет, подожди, возможно, из Франции. Я правда не знаю. Ой, подожди, это уже не имеет значения, Scuzzball только что вышел из игры, и его заменили ботом».
«Это плохо», – попытался посочувствовать я. «Твоего приятеля заменил искусственный интеллект?»
«Пап, это неважно, такое происходит постоянно! Игра продолжается».
Моему сыну безразлично, играет ли он с человеком или ботом, и на самом деле это очень типично для геймеров в наши дни. Они называют друг друга «друзьями», но для меня их дружба выглядит несколько незначительной.
Я не понимаю, каким образом мой сын и Scuzzball могут считаться настоящими друзьями. Такой расклад меня тревожит. Мне интересно – в мире наших детей, будет ли утрачен навык живого общения и реальной дружбы, то, что застало мое поколение, до создания интернета? Не я один задаюсь таким вопросом.
Каждый год все больше и больше времени нашей жизни отводится цифровому пространству. Среднестатистический подросток проводит в интернете до девяти часов в день. Мои студенты-первокурсники говорят мне, что в действительности они тратят около 12 часов в день у экранов, так как почти все домашние задания теперь доступны онлайн. Согласно отчету исследовательского центра Pew за 2018 год, почти 90% молодых людей в возрасте от 18 до 29 лет регулярно пользуются социальными сетями. В 2016 году Американская академия педиатрии опубликовала следующее заявление: «Дети, злоупотребляющие онлайн-медиа, подвержены риску стать зависимыми от пользования интернетом. Времяпрепровождение в интернете и зависимость от видеоигр может привести к «интернет-игровому расстройству».
Даже в Силиконовой долине скептически относится к идее о цифровой утопии: 32% технических специалистов теперь уверены, что цифровая жизнь нанесет ущерб нашему психическому здоровью в ближайшее десятилетие.
В 2005 году люди сообщили, что среднее число их крепких дружеских отношений сократилось с трех до двух. В исследовании 2006 года около 25% респондентов заявили, что у них нет никого, кому они могли бы по-настоящему доверять. Более поздние исследования показывают, что эти тенденции сохраняются, так как “близость” у подростков заменилась “эффективностью”.
Однако потеря близких отношений похоже не является проблемой для молодых людей, которые фактически растут в интернете. Они сообщают, что чувствуют социальную поддержку со стороны своих онлайн-друзей, которых они возможно никогда не увидят. “Лайки” и другие формы цифровой поддержки от более широкой аудитории признанию личности.
Но знают ли эти молодые люди, что именно они упускают? И имеет ли это значение?
Социальная изоляция, безусловно, увеличилась в Японии, где полмиллиона молодых людей живут как «хикикомори» – отшельники, которые не покидают свои дома. В Британии одиночество возросло настолько, что правительство создало «министра одиночества». Согласно новому опросу 86% граждан США и Великобритании считают, что «растущее использование технологий» способствует социальной изоляции.
Некоторые из самых ранних философских работ о дружбе были написаны Аристотелем, который в своей Никомаховой этике указал, что дружба ради удовольствия и практичности легко формируется и также легко прекращается, потому что такие узы хрупки.
Напротив, крепкая дружба – это когда вы заботитесь о своей подруге ради нее самой, а не ради какой-либо выгоды, которую вы можете извлечь из отношений. Это самоотверженная и бескорыстная дружба. Возможно, у вас будет лишь пара таких друзей, потому что поддержание такой дружбы требует много времени, работы и усилий, а также обстоятельств, при которых ваши жизни будут переплетаться. Вы должны проводить время с этими людьми, и оба из вас будут жертвовать чем-то.
Одноклассники и коллеги по работе могут стать друзьями, как и члены спортивных команд, музыкальных групп, как и супруги, коллеги по армейской службе, религиозному опыту и так далее. Эти примеры показывают, что дружбе нужны три критерия для полной реализации: общий опыт, лояльность и общая преднамеренность (или ментальная связь).
Как насчет цифровой сферы? Наши онлайн-друзья – будь то Scuzzball или друзья из Facebook, с которыми вы никогда не встречались, удовлетворяют критерию преднамеренности, потому что мы широко общаемся и сообщаем друг другу о долгосрочных целях, разочарованиях, наших убеждениях и других аспектах ментальности.
В режиме онлайн мы можем делиться опытом с человеком, но этот опыт кажется нам тусклым по сравнению с общением вживую и личным опытом. Онлайн-приключения (социальные сети, компьютерные игры), безусловно, могут укрепить дружеские связи, которые были сформированы в более реалистичных взаимодействиях, но смогут ли они создать эту дружескую связь с нуля?
Таким образом, подростки, играющие в «Call of Duty» в онлайн-командах, получают эмоциональный коллективный опыт, как например в случае, когда отряд моего сына должен работать заодно, чтобы захватить боеприпасы противника. Эти совместные приключения включают выработку дофамина, отвечающего за чувство удовлетворения и «систему вознаграждения». Поэтому на первый взгляд может показаться, что узы крепчают.
Тем не менее, онлайн-дружба может быть чем-то намного большим, чем просто инструментом для дозирования дофамина, которому легко найти замену. По сути никто даже не знает, кто такой Scuzball, где он живет, действительно ли он – ‘он’, или является ли он человеком или ботом.
Кажется, что присутствие человека в реальной жизни, столь необходимое для развития крепкой дружбы, совсем не культивируется во многих онлайн-взаимодействиях. “Присутствие” в дружбе требует выполнения таких условий как «быть с» и «делать ради» (самопожертвование). На платформах социальных сетей (или даже в интерактивных играх) условия «быть с» и «делать ради» кажутся тривиальными и несущественными, потому что ставки слишком низки.
Что еще более важно, это то, что “общее пространство” цифровой жизни – это бестелесное пространство. Мы не можем по-настоящему дотронуться друг до друга, почувствовать друг друга, проследить за выражением лица или сменой настроения и так далее.
Настоящая связь – это больше биологический процесс, чем психологический, и требует физического контакта. Эмоциональность настоящей реальной дружбы вырабатывает окситоцин и эндорфины в наших мозгах и телах, скрепляя нас вместе на более глубоком уровне, чем другие виды отношений.
Вполне возможно, что технологии виртуальной и дополненной реальностей скоро смогут генерировать создание таких дружеских отношений. Возможность иметь более “реалистичные” приключения с другим человеком, даже в костюме VR, имеет больше шансов инициировать формирование более глубокой связи на основе выработки окситоцина.
Возможно, самой определяющей чертой крепкой дружбы является условие «делать ради». Например, когда мой друг прикрывает мне спину в боевой обстановке или, что более прозаично, приносит мне суп или лекарство, когда я болею. Только сильные узы, построенные посредством реализованной совместной деятельности, способны замотивировать человека пойти на реальные жертвы.
Будут ли онлайн-друзья утруждать себя тяжелой работой и какими-либо усилиями ради дружбы? Если дело пойдет не так, почему бы моему бестелесному онлайн-другу просто не отойти к другим своим виртуальным друзьям, у которых мало потребностей и мало требований?
Когда я спросил своих студентов, есть ли в их жизни люди, которые принесут им суп, когда они болеют, они смеялись над моими устаревшими ожиданиями и ответили, что просто закажут суп на дом или воспользуются UberEats.
В конце концов, есть три возможности дружбы и цифровой жизни.
Во-первых, цифровая жизнь копирует все основные необходимые критерии дружбы, поэтому беспокоиться не о чем. Хотя в этом я искренне сомневаюсь. В качестве альтернативы цифровая жизнь заполнит и поглотит всю нашу жизнь наяву, так что люди не будут участвовать в парадигмах дружеских отношений (таких, как спорт, коллективное искусство, беззаботное детство и т.д.).
Таким образом, цифровая жизнь способствует возникновению определенной социальной изоляции. И, наконец, цифровая жизнь породит ложные дружеские отношения (ложные, потому что они сравнительно бездушны и непосредственны). Другими словами, молодые люди будут не в курсе, что им не хватает настоящих друзей.
Возможно, наши опасения по поводу технологий несколько преувеличены. Мой сын припоминает мне, что среднестатистический американский ребенок как никак получает огромное количество общения вживую каждый день в школе.
«Мы тусуемся!» – сказал он мне, когда я спросил, что он делает со своими друзьями. «Во время обеда и в свободное время мы играем в многопользовательские игры (мультиплееры) на наших телефонах». – уточнил он, – «и мы говорим о девочках и учителях. Мы помогаем друг другу с домашней работой. Мы подкалываем друг друга, смеемся над мемами и иногда прикалываемся».
Когда я спросил, что значит быть хорошим другом, он сказал: «У друзей должны быть общие интересы, и мне нравится, если человек забавный. Я думаю, что они должны быть добрыми и лояльными … но также должны быть в состоянии поставить на место или дать сдачи!»
Эти скромные критерии довольно похожи на мои собственные. В моих собственных дружеских кругах я готов признать, что ошибочные или проблемные привязанности лучше, чем их отсутствие, поэтому мне следует расширить эти рамки и на поколение моего сына.
По правде говоря, чем больше я узнаю об онлайн-жизни, тем больше начинаю сомневаться в моем понимании дружбы. Это не первый раз, когда моя собственная теория завела меня в тупик.
Например, я был удивлен и тронут, узнав из репортажа BBC News о молодом человеке по имени Матс Стин, чье тело было серьезно повреждено и ограничено мышечной дистрофией Дюшенна. Перед своей смертью в 25 лет, его теперь уже любимый многими мускулистый аватар собрал много преданных друзей в виртуальном пространстве «World of Warcraft».
В своем блоге Стин написал: «Там [в игре] моя инвалидность не имеет значения, мои цепи разорваны, и я могу быть тем, кем хочу. Там я чувствую себя нормальным».
Некоторые из его ближайших интернетных друзей даже не знали о его инвалидности, и они были близки с Матсом, потому что их ночные разговоры никогда не затрагивали обычные предубеждения по поводу пола, расы, религии, страны, возраста, способностей.
Некоторые из онлайн-друзей Стина прилетели в Норвегию из разных стран, чтобы присутствовать на его похоронах и выразить уважение его семье. Если сравнивать качество дружбы, этот пример гораздо более впечатляющий, чем тот, где человек приносит кому-то суп.
Полагаю, наши опасения по поводу онлайн-жизни неизбежны. Раньше мы никогда не видели ничего подобного в социальном мире. Но, может быть, скорее всего, с нашими детьми все в порядке. Может, даже с тем ребенком Scuzzball.
Источник
Перевод Элеоноры Багриной
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML