Запрет на приближение и изоляция – что должно быть в новом законе о профилактике насилия

22.12.2018 14:11

В Совете по правам человека при Президенте России создадут рабочую группу по разработке законодательства о профилактике семейного насилия. Одна из сопредседателей группы – политолог Екатерина Шульман – рассказывает о том, что не так в нынешнем законодательстве, почему декриминализация статьи 116 УК - это правильная мера и какой должна быть профилактика.

– Почему так важно, чтобы появился новый законопроект о профилактике семейно-бытового насилия? Существующего законодательства недостаточно?

– То, что сейчас мы можем отнести к семейному насилию в плане законов – это статья 116 Уголовного кодекса «Побои». Она карает за причинение физической боли, не наносящей вреда здоровью и не вызывающей незначительной стойкой утраты трудоспособности. Это тот вид физических повреждений, которые не попадает в категорию легких, средней тяжести или тяжких – для них существуют отдельные статьи УК, которые никто не декриминализировал.

Запрет на приближение и изоляция – что должно быть в новом законе о профилактике насилия

Екатерина Шульман. Фото: Facebook

По статье УК 116 была введена декриминализация. Что это такое? Это означает, что первое правонарушение становится административным, а не уголовным, а повторное уже уголовным. Это совершенно аналогично тому, что сделали с п. 1 282 статьи УК «Экстремизм». Декриминализация – это не отмена наказания, а перевод наказания из уголовного в административный.

Почему я считаю это правильной мерой? Проблема по 116 статье Уголовного кодекса была в том, что она по ряду причин не работала. Главная проблема была в том, что это статья частного обвинения (обвинение может быть частным, частно-публичным и публичным).

В частном обвинении бремя доказывания и, собственно, ведение процесса возлагается на обвиняющую сторону. То есть тот, кто заявление подаёт, должен и собирать доказательную базу. И дело может быть прекращено по желанию этой самой заявившей стороны. В более чем 70% случаев по 116 статье УК происходило именно это: то есть пострадавший (чаще всего это женщина) приносил заявление, а потом его забирал.

И правоохранительные органы не принимали эти заявления, потому что они знали, что им придётся делать пустую работу в большинстве случаев. Будет заведено дело, а потом муж и жена помирятся и заберут обратно заявление.

Перевод в КоАП сделал обвинение частно-публичным: то есть требуется заявление, чтобы возбудить дело, но забрать его назад уже нельзя. В этом смысле административный кодекс лучше, чем уголовный, для такого рода правонарушений.

Кроме того, по 116 статье УК была санкция до 2 лет лишения свободы, но она почти никогда не применялась. Основное наказание, которое применялось, – это штраф. Но само наличие такого срока возможного лишения свободы дополнительно отпугивало заявляющих. Потому что им говорили: «Вы что, хотите посадить на два года своего мужа (отца/брата)? Людей это пугало. Штраф – тоже никуда не годное наказание для таких деяний. Это чистое издевательство, потому что в значительном числе случаев семейного насилия тот, кто бьет жертву, за ее счёт и живёт.

Мы чаще всего представляем себе мужа, который бьет жену, но очень распространенный, к сожалению, сценарий, особенно в провинции – сын бьет мать и отбирает пенсию. Старики ещё беспомощнее, чем даже женщина с ребенком, им некуда уйти. То есть штраф выплачивается из средств самих пострадавших или из общего семейного бюджета, что только делает семью беднее.

Вообще штраф не может быть наказанием за насилие, это какая-то “русская правда”: штраф – это санкция за нарушение административного правила или регламента, а не за избиение живого человека.

– Какой вид наказания для семейного насилия может быть оптимальным?
– В административном кодексе тоже присутствует наказание в виде штрафа, но там есть и другой вид наказания, который, на мой взгляд, является оптимальным по делам такого рода. Это административный арест. Это самое лучшее, что можно придумать для профилактики семейного насилия.

Во-первых, при нашей бедности это альтернатива так называемому «запрету на приближение». Нам некуда деть агрессора, у нас нет шелтеров (временного социального жилья), нет приютов для жертв. А в случаях, когда агрессор ещё и является собственником этой квартиры, его невозможно никуда отселить.

Но арест на 3, 5 или 15 суток разлучает жертву и агрессора. У жертв есть время уйти, у насильника есть время подумать. Спецприемник не десоциализирует, как длительное тюремное заключение, но там достаточно неприятно, и, возможно, насильник не захочет попадать туда второй раз.

Еще по нескольким причинам я считала и продолжаю считать, что декриминализация 116 статьи – это правильно. Административное производство быстрее, легче и не так затратно для заявителя. При этом нельзя забрать заявление назад. То, что с момента декриминализации количество дел по ст. УК 116 увеличилась, – это хороший признак, а не плохой. Это не признак того, что бить стали больше, это признак того, что жертвы стали чаще обращаться. Следовательно, они перестали считать то, что с ними происходит, нормальным. А это именно то, к чему мы должны стремиться и чему может помочь публичное обсуждение: важно, чтобы домашнее насилие стало считаться социально неприемлемым.

– Что точно должно быть в этом законе?
– Во-первых, это «запрет на приближение». Он может выноситься мировым судьей по заявлению пострадавшего. И второе – это система временного социального жилья, или шелтеры. По этому поводу есть разные мнения: нужно ли отселять агрессора потому, что он опасен, или, наоборот, предоставлять жильё жертве – тут надо думать и рассматривать разные варианты.

Это основная проблема домашнего насилия: сложно развести две стороны. Они просто не могут быть разделены, потому что они живут вместе. Когда людям просто физически некуда деться друг от друга, надо временно отселить жертву. Но я вообще сторонник того, чтобы на 15, 20 и 30 суток отселять агрессора. И он много раз подумает, прежде чем опять идти на такое.

Домашнее насилие страшно тем, что оно склонно прогрессировать. Сначала поругались, потом подрались – слово за слово, и всё может закончиться убийством. У нас уже есть статьи за телесные повреждения лёгкой, средней, тяжелой степени тяжести, есть статья “истязание” – то есть в целом достаточно большая палитра в Уголовном кодексе, которая позволяет карать свершившийся факт насилия.

Но наша задача каким-то образом заниматься профилактикой семейного насилия. В законе могут появляться такие меры, как принудительное психологическое лечение, какие-то курсы по управлению гневом, то есть всякого рода воспитательно-медицинские меры воздействия, которые применяется в развитых странах.

Чего не должно быть? Не должно быть ощущения безнаказанности, того, что это какое-то внутреннее семейное дело, которое никого не касается.

И, конечно же, не хочется получить репрессивный инструмент для фабрикации уголовных дел, чтобы криминализировать разводы или использовать его в семейно-имущественных конфликтах.

– Кто сейчас будет принимать участие в разработке нового закона?
Насколько велика вероятность, что законопроект будет рассмотрен и в дальнейшем утвержден?

– Ни у Совета по правам человека при Президенте, не у омбудсмена по правам человека нет права законодательной инициативы. В соответствии с Конституцией РФ оно есть у Президента, правительства, у депутатов Госдумы, членов Совета Федерации, высших судов и региональных законодательных собраний.

Сейчас в думской базе никакого внесенного законопроекта по семейному насилию нет. Но есть несколько организаций, которые занимаются профилактикой домашнего насилия, и вот со вчерашнего дня создана рабочая группа при СПЧ. Мы готовы взять те разработки, которые уже есть у общественных организаций активистов.

Наша главная задача – чтобы законопроект был внесен на рассмотрение, и чтобы мы смогли его довести его хотя бы до первого чтения. Даже если он не будет принят с первого раза, мы по крайней мере его выведем в поле общественного внимания, что уже немало. Но итогом нашей работы должен стать новый федеральный закон.

Источник