Врач-эндокринолог Ольга Демичева после того, как Госдума приняла законопроект об открытых реанимациях, написала на своей странице в фейсбуке, что не все коллеги поддержали эту важную инициативу. Чего боятся медицинские работники?
Почитала комментарии некоторых медицинских работников к новому закону о круглосуточном допуске родственников пациентов в реанимационные отделения.
«Будет проходной двор!»
«Пусть тогда полы моют!»
«Памперсы пусть меняют!»Коллеги, о чем вы? Право близких людей находиться рядом с умирающим (тяжело больным) родственником священно. Наша работа — лечить боль, а не причинять ее.
Просто поставьте себя на место тех, кто находится перед запертой дверью реанимации.
Из фейсбука Ольги Демичевой
Ольга Демичева
Я всегда была за открытые реанимации, даже тогда, когда все отделения были жестко закрыты для родственников. В клинике, где я работала, я брала на себя ответственность, сама проводила родственников в кардиореанимацию, которую консультировала как эндокринолог, просила их взять с собой сменную обувь, надевала на них халаты, шапочки, просила помыть руки, при необходимости предлагала маски, а до этого спрашивала согласие родственника, который лежит в реанимации.
Люди встречались, и это было только на благо. Мы ставили ширму, чтобы не отвлекать других пациентов и чтобы люди могли приватно пообщаться. Это никогда никому не мешало даже при небольших площадях нашей 12-коечной реанимации. При том, что в ремзале в это время кого-то реанимировали, работали бригады, никогда ни одного упрека не было. Я, конечно, всегда спрашивала позволение у коллег, и это всегда находило понимание.
Надо помнить, что вся наша работа, весь лечебный процесс направлен на то, чтобы помочь человеку. И если открытая реанимация – это благо для нашего пациента, значит, она должна быть открыта, и точка.
Люди, которые находятся в реанимации, в сознании они или без сознания, находятся ли они в очень тяжелых условиях в плане их состояния, требующего мониторинга, подключения аппаратуры, остаются людьми, они личности, а не просто тела, которые надо лечить.
То, что испытывают сейчас некоторые коллеги, – это закономерный страх. Страх, который в последнее время в медицинской среде активно насаждается и делами против медицинских работников, и реальными арестами, и постоянными публикациями о вреде, который причиняют медицинские работники. Хотя я вас уверяю, ни один медицинский работник умышленного вреда своему больному никогда не причинит.
Сегодня настолько дискредитирована позиция и врача, и медицинской сестры, что люди видят в перспективе открытых реанимаций очередную ловушку, очередную возможность оказаться под прицелом – фотокамер, диктофонов.
Причем заметьте, в Москве на сегодняшний день уже есть приказ о том, что все реанимации должны быть открыты круглосуточно, и все спокойно работают, никому это не мешает.
Разве родственники – враги своим близким? А потом, где вы видели потоки людей в больницах, потоки в реанимациях? В любой московской клинике, где лежат очень тяжелые больные, сколько родственников сидят одномоментно? Увы, гораздо меньше, чем хотелось бы. Раздули из ничего проблему, хотя и так столько лет нарушали права больных и их родственников, даже право на прощание. Сколько мы слышим драматических рассказов: «Меня не было рядом, мне казалось, я могу чем-то помочь». Да лучше за руку держать и понимать, что сделано все возможное, чтобы не казнить себя всю свою жизнь.
Закрытая реанимация – это бесчеловечно. Никто не может узурпировать право на общение с близкими людьми, поэтому открывать отделения надо было давно. Вообще никогда они не должны были быть закрыты, если мы понимаем, что такое человеческие нужды, страдания, личные привязанности. Если мы уважаем человека, уважаем личность, то мы не можем пропагандировать закрытые реанимации.