Пока ребенок не пришел в школу с топором

20.01.2018 20:12

В школах предлагают усилить меры безопасности, установить металлодетекторы и досматривать детей на входе - помогут ли эти меры снизить уровень детской агрессии и докопаться до истинных причин трагедий, произошедших в Перми и Улан-Удэ - размышляет Елена Альшанская.

Думала о тех чудовищных трагедиях, которые одна за другой начали происходить в наших школах.
Понятно, что все напуганы, и ищут решение. Ищут при этом там, где просто – в усилении мер безопасности.

Усиление мер безопасности имеет и обратную сторону, о которой мы предпочитаем не думать. Оно формирует определенное отношение у детей к школе и со школой, как с местом агрессии и недоверия. Охранник и досмотр на входе не настраивают ребенка на ощущение дружелюбной среды, безопасности, на желание туда каждый день возвращаться и доверие школе (которая не доверяет ему) – это очевидно. А еще провоцируют на поиски путей обхода. Дети умны, изобретательны и реагируют на провокацию.

А вот о чем взрослые не хотят на самом деле думать – это о причинах. И о тех мерах профилактики, которые на самом деле снизили бы вероятность насилия. Не свели бы к нулю – это невозможно в принципе в современном обществе, разве что и правда всех в одиночные камеры пересажать с детства. Но существенно снизили бы риски.

Что именно надо профилактировать?

Травлю в школе.
Агрессивные способы решения конфликтов между детьми.
Унижение детей учителями.
Сильные стрессы, связанные с тем, как устроена экзаменационная система и система оценки знаний в школе.
Отсутствие коррекции и помощи детям с неврологическими и психиатрическими расстройствами или расстройствами поведения.
Вообще отсутствие системы школьной помощи детям, испытывающим те или иные сложности в детском коллективе.
И, конечно же, неблагополучие в семье.
Это те основные триггеры, которые и приводят в качестве итога к трагедиям.

А не то, что металлодетектров недостаточно. Конечно, могут и материалы в интернете провоцировать, и СМИ, и игры, и кино. Только, во-первых, на пустом месте ничего они не спровоцируют, во-вторых, очевидно, что нет сегодня возможности контролем или запретами реально решить эту проблему.

Задайте себе простой вопрос, реально ли сегодня запретить все компьютерные и мобильные игры с элементами агрессивного убийства персонажей как основной игровой деятельности? Ага, невозможно.
Кстати, это всего лишь модификация с учетом технического развития дворовых игр в войнушку.

Так что же делать со школой с точки зрения в первую очередь снижения рисков агрессивного поведения и насилия?
Менять там отношение к детям и процессу учебы.

Чтобы были классы не больше 15-20 человек, в зависимости от их составов. В каждой школе – инклюзия. Ибо именно грамотная инклюзия учит бережности к человеку, который ведет себя, или выглядит не так, учит эмпатии и поиску разных способов коммуникации с разными людьми (внимательнее слушать, тщательнее объяснять, учитывать ограничения другого), а это уже навык, помогающий общаться с людьми и решать конфликты в жизни.

Индивидуализация учебного процесса. Внимание к каждому ребенку, его сильным и слабым сторонам. Через деление тех же предметов на меньшие группы и разные по потребностям детей. И со средней школы растующую вариативность предметов на выбор.

Обязательное возвращение школьных психологов, которых во многих московских школах поубирали (и снова привет Калине). При этом роль у них должна быть намного более заметная в школе: это и работа с родителями, и тренинги, и уроки по решению конфликтов, и вообще по коммуникации – для учителей и детей. Я бы именно в таком формате, тренинговом и направленном на развитие навыков коммуникации, решения конфликтов, осознанности – включала психологию в общую сетку занятий с начальных классов, сначала как игры, а с пятого класса минимум – как предмет. И на его базе, а не на базе загадочного семьеведения, и выращивала к старшим классам понимание о привязанности, основе семейных отношений, умению выслушивать, решать споры и конфликты без насилия и т.п.

Так как инклюзия – то дефектолог, логопеды, коррекционные специалисты есть в каждой школе. У нас многие дети, на самом деле, а не только с установленными диагнозами, нуждаются в небольшой коррекционной помощи, особенно в начальных классах.

Обязательные службы школьной медиации. С обучением медиации со средней школы, чтобы к старшим классам уже иметь и навыки у детей, и хороших медиаторов из самих старшеклассников. Объяснять детям, что травля – под тотальным запретом. Если такое возникает – сразу разбирается ситуация и при необходимости привлекаются медиаторы.

Бесплатное питание хотя бы один раз в день. Голодный ребенок – плохой ученик и потенциально агрессивный, кстати. Связка голод – агрессия очень распространенная у нас как у биологического вида. Признаваться, что денег нет, многим – и семьям и детям – стыдно.

Изменить экзамены. Сегодня и ОГЭ, и ЕГЭ – это просто безумный фактор стресса, который накручивают, начиная со средней школы учителя так, что вообще удивительно, что у нас во всех школах дети еще в агрессивный психоз не впали.

Детей не готовят ни к чему – ни к жизни, ни к выбору будущей профессии, их как заведенных готовят к экзаменам как к самоцели и самоценности.

Экзамены эти при этом не проверяют ничего, кроме того, есть ли у человека хорошая память на тучу бесполезных сведений, а понимает он или нет реально предмет – не проверяют никак. Кстати, это ведь тестирование рассчитанное на конкретную структуру памяти, которой обладают далеко не все. А те, кто прекрасно понимают суть предмета, но не могут помнить миллион несущественных деталей – получают худшие оценки. То есть это вообще ужасная глупость, оставляющая за чертой детей с разными способностями и формирующая в качестве предпочитаемого один тип интеллекта – хорошая память на мелкие детали.

Это, если забыть о коррупционной составляющей и покупках ответов целыми районами или конкретными родителями детей.

Детей надо готовить к жизни и к поиску тех знаний, к которым есть склонность и интерес, с возможностью пробовать разное, и брать разные дополнительные спецкурсы в средних и старших классах.

Конечно никакого унижения, крика, насилия в качестве мер педагогического воздействия со стороны учителей. Агрессия учит агрессии, насилие учит насилию – а не математике или русскому.

Пользуясь тем, что дети вынужденно находятся в коллективе, школа могла бы уделять огромное, а не ничтожное, как сейчас, внимание отработке навыков общения, взаимодействия, решения конфликтов.
Это вообще должна быть одна из главных задач школы. Развивать коммуникационные навыки, учить решать задачи и проблемы без насилия и конфликтов в удобной для моделирования и отработки этих навыков среде.

А если в школе учителя, родители, психолог замечают, что с ребенком что-то не так, то усилия школы должны быть направлены на помощь такому ребенку и его семье до того, как он вернется с топором или ножом.

И да, для исключительных ситуаций, детей сильно поведенчески или психически нарушенных и с тяжелыми расстройствами, я имею ввиду именно случаи агрессивного поведения, надо иметь возможность хотя бы на время переводить в специально созданную для помощи и коррекции среду. У нас по сути ее нет. Есть вариант закрытых спецшкол – но, во-первых для этого ребенок должен сначала совершить серьезное правонарушение, так как попасть туда можно по решению суда, а во-вторых, не всегда они реально могут помочь, потому что там остро не хватает специалистов, умеющих работать с такими детьми. Надо эти спецшколы не закрывать, как сейчас происходит, выпуская детей, совершивших правонарушение, в обычные школы к неподготовленным учителям, а формировать на их базе действительно педагогические, а не тюремные, учреждения, для детей с тяжелыми поведенческими расстройствами и детей в конфликте с законом.

Это значит, что изменение школ надо начинать с вузов и колледжей, где готовят тех, кто к детям придет.

Ну и, конечно, с изменения в обществе представления о том, что такое школа и какая она должна быть.

P.S. А вот профилактика неблагополучия в семье – это совсем отдельная тема. Но и школа может многое. В том числе, видеть в родителе не конкурента, а родителя ребенка, человека максимально в ребенке заинтересованного, а значит потенциального союзника, а не потенциального врага.

Источник

Источник