3
Фотоблогер Саша Беленький однажды нанес на карту церкви Тверской области. И тут его ждало потрясение: более половины оказались заброшенными. Он срочно отправился снимать красоту и величие, которые исчезают слишком быстро, чтобы долго раздумывать.
Московский фотоблогер и журналист Саша Беленький за последние лет пятнадцать объездил почти всю Россию и полмира в придачу. Он гуляет по городам с местными гидами и даже в захолустье умудряется найти провожатых. Один из осенних репортажей Александра – «Россия, которую мы потеряли» – прокомментировали почти тысяча человек, а прочитали – почти полмиллиона.
Александр Беленький. Фото: Darya Karakulova
– Как вы заинтересовались заброшенными церквями Тверской области?
– Эта тема для меня не новая совсем. С первых поездок старался ездить по местам неизведанным. Серпухов, Рязань, Коломна – туда ездили все. А мне хотелось посмотреть и поделиться в своем блоге местами, которые кажутся не очень интересными, и потому их мало посещают.
– Специально ехали снимать разрушенные церкви?
– Поездка была спонтанной. Давно собирался съездить в тверскую деревню Москва. Это в пяти часах езды от большой Москвы. Но чтобы не ехать далеко ради Москвы, в которой съемок на пару часов, решил махнуть в Ярославль. Обнаружил, что маршрут лежит через Старицу. Я был там лет пять назад, в тот день, когда обещали конец света.
Деревня Москва
Город, кстати, вполне оказался апокалиптическим. Чем больше изучал карту, тем больше понимал, что основные достопримечательности Тверской области – церкви. Они – объект притяжения. Единственное, что отличает одну деревню от другой – наличие или отсутствие асфальта и интересной церкви. Больше половины заброшено. Нанес на карту и (это было потрясение) из 1000 церквей – 600 заброшены.
Репортаж делал три дня. Нужно было все структурировать, отобрать, найти дополнительную информацию. Не вываливать же на человека такое количество сведений: вот церковь Старицы, а вот Торжка, все заброшены и закрыты в 30-ые годы. Читателю останется только сказать мне: «Ну и что?». Старался найти истории этих храмов. Но вообще-то сделал ошибку.
– Какую же?
– Всегда знал, что есть заброшенные церкви. Я же много путешествую по стране. Но впервые увидел сколько их на самом деле на примере одного региона. Ошибка была, во-первых, в спонтанности. Я прокладывал маршрут исходя из того, успею ли за три дня проехать от Селигера, где находится деревня Москва, до Ярославля. По пути много тупиковых дорог. Даже если объекты находятся рядом, никак не получалось добраться до места быстро, приходилось делать крюк.
Вторая ошибка состояла в том, что я выбирал места, исходя не из историй, а по принципу «красивая церковь – лежит по пути – посмотрю, ничего не потеряю».
Надо было готовиться лучше: собрать истории и ехать в самые необычные места, о которых есть что рассказать, где есть следы жизни, и кто-то, готовый показать любопытное. В итоге, получилось неплохо, но я все-таки сначала съездил, а постфактум искал материал.
Село Бойково, руины Толгской церкви
– Про что ваш репортаж?
– Про историю страны. Я вообще человек не церковный. Но считаю, что антирелигиозная кампания советской власти, которая превращала храмы в коровники и насильно отлучала людей от того, что составляло существенную часть их жизни, от того, во что они столетиями верили – разрушило до основания государство.
Я увидел насколько Церковь в России была тем, что систематизировало жизнь человека. Даже если человек не был глубоко верующим. Этот стержень поломали, вынули, и система рухнула.
Даже сейчас, когда вроде бы делай что хочешь, верь во что хочешь, отвечай за самого себя – люди не могут. Отвыкли.
– Понятно, что церковный календарь структурировал жизнь людей. Но вы пишете про 1000 разрушенных церквей, вы же их еще и с дрона сняли… Что вы испытали, когда увидели все это?
– С дроном путешествую давно, но по российской глубинке раньше не путешествовал. Это был самый насыщенный период работы коптера. Все три дня в Тверской области только и успевал заряжать батарейки. Снять храм с воздуха – это и необычный вид, и необычный ракурс, как будто со спутника.
Поразили русские просторы, на фоне которых храмы кажутся крошечными. Хотя, как правило, храмы – самые высокие здания в округе. Но фото храма на Никольском погосте – самое сильное, что было со мной в эту поездку. Когда я поднялся вверх над храмом, а потом отлетел в сторону, то увидел, что на многие километры вокруг кроме этих руин нет ничего. Храм стоит одиноко среди леса. Кругом все заросло. Остается догадываться, где здесь были дома, потому что до горизонта не видно следов человека.
Храм на Никольском погосте
Это практически пирамиды Майя, спрятанные в джунглях Амазонки. Но не так давно там была жизнь. Поразило, как быстро природа забирает свое. Люди тратили силы, время, деньги, вкладывали душу, и как быстро это стало никому не нужным.
Этот храм был разрушен во время войны. Его бомбили русские лётчики. Территория была оккупирована противником, там засели немцы. С церковью никто не церемонился.
И вот она стоит в руинах, а у меня ощущение – это Россия, которую мы потеряли, которую можно ухватить за хвост, заглянуть ей в лицо.
Но наши дети и внуки вряд ли это успеют сделать. Все эти храмы очень быстро разрушаются.
– Вы в своем репортаже сожалеете, что тверские храмы далеки от притяжения церковного ренессанса. Считаете, что все надо восстановить?
– Хотя бы законсервировать, предотвратить дальнейшее разрушение… Не все восстанавливать, но попытаться сохранить для потомков – нужно.
Вот Старица. Там два храма в неплохом состоянии. Их закрыли на замок, и никто теперь туда уже в туалет не ходит. Но в таком состоянии далеко не все.
Старица
Или, например, храм на Бараньей горе. Он похож на соборы Петербурга. Если покопаться в фотографиях блогеров, которые были там год назад, обнаружите на них купол. А я увидел кучу кирпичей и открытое небо над головой. Все приходит в упадок и стремительно разрушается.
Храм на Бараньей горе
Нет, не нужно их восстанавливать, тем более что там, где нет людей, храмы действительно особо не пригодятся. Но там, где люди есть, можно спрашивать. Хотите? Нужно? Я встречал места, где люди не стали дожидаться пока за них сделают, скинулись и залатали крышу.
Вопрос действительно риторический. А кто восстанавливать будет? А если это будет делать государство? Но оно же вроде отделено от Церкви. Почему предпочтение должно быть отдано зданию храма, например, а не строительству в деревне новой школы, дороги? С дорогами у нас совсем нехорошо. А будет ли польза от храма в полузаброшенной деревне? Думаю, что не все подряд нужно восстанавливать, но не забывать хотя бы, иначе оно останется только на фотографиях.
Храм на Бараньей горе
– Почему предпочитаете ЖЖ?
– По традиции. Сейчас есть Одноклассники, Вконтакт, Инстаграмм, а в 2004 году ничего не было, даже понятия “блогер”. Был Живой Журнал – дедушка социальных сетей. Все вели, и я завел. Писал о том, что интересно. Интересно было путешествовать.
Это в 2011 году я получил загранпаспорт и начале ездить по всему миру. А за шесть лет до этого выходные проводил в поездках по Подмосковью. Постепенно расширял географию. Когда в 2010 году уволился с последней наемной работы, стал больше путешествовать. Россию объездил почти всю.
– Всегда снабжали свои посты фотографиями?
– Да, но это были любительские фотографии. Раньше я ехал с друзьями, например, в заброшенную усадьбу Храповицкого под Владимиром. Приехали, посмотрели, поели, заправились, уехали домой. Выдавал «простыню» из 50 фотографий без какой бы то ни было системы. Сейчас работаю по-другому – делаю профессиональный продукт.
Александр Беленький. Фото: Darya Karakulova
– Вы же не ограничены ЖЖ?
– Я есть во всех социальных сетях, включая youtube, так как снимаю ролики. Но ЖЖ – абсолютно мой формат. Это единственная площадка, где можно размещать большие лонгриды, репортажи с неограниченным количеством фотографий и видео.
Понятно, что я не могу каждую неделю приносить свои фотографии в National Geographic и требовать, чтобы там печатали по три моих разворота. В этом и состоит разница между блогером и журналистом. У блогера свое СМИ.
– Из одной поездки вы несколько репортажей привозите?
– Да, стараюсь разделять репортажи по темам. Хочу, чтобы люди находили мои материалы и могли воспользоваться ими как путеводителем. Впрочем, часто пишу о местах, куда люди никогда и ни за что не поедут. Но репортаж о Тверской области все-таки получился путеводителем по красивым местам с архитектурно-исторической заброшенной привязкой.
Колокольня в Калязине
– Как вы вообще выбираете места куда поехать?
– Обычно кручу глобус. Сейчас собираюсь в Ирландию, Шотландию и Великобританию. Придумал путешествие недели на две. Началось все с мероприятия в Дублине, на которое пригласили. Подумал, ну не зря же лететь, гулять, так гулять. Так обычно и случается.
– Читаете , что пишут другие о местах, в которые собираетесь?
– И на русском, и на английском читаю, что пишут другие блогеры. К счастью, с появлением гугл-переводчика можно копаться в записях даже на языках, которые совсем не знаешь.
–Историческую литературу о заброшенных местах листаете?
– Нет. Исключительно впечатления журналистов и блогеров. Но «заброшки» не стоят на первом месте. Это одна из тем, которую я стараюсь открыть в любой стране. Все-таки и мне, и читателям интереснее читать про то, как живут сейчас, про настоящую жизнь, где она есть, а не там, где ее практически нет.
Александр Беленький
– А чем заброшенные места притягивают?
– Это то немногое, что осталось из реального прошлого. Взять усадьбу Кусково в Москве. Красивая, замечательная, одноразовые тапки при входе дают. Ходишь по коридорам, а в комнаты зайти не можешь – там веревочка натянута и бабушка-смотрительница на стуле.
Или Кремль. 500 лет, а выглядит как новенький.
Мы слишком привыкли к тому, что нас окружает. Может, поэтому большому городу предпочитаю глухомань. Там сохранилась история в оригинале. Не люблю историю по телевизору, в книжках и даже в музеях. Люблю трогать, чувствовать, ощущать.
Заброшенные места там, где история остановилась. Прихожу в заброшенный храм. Вижу кучи кирпичей, граффити, остатки росписей. Здесь я куда ярче представляю каким он был триста лет назад. Когда оказываюсь в отреставрированном храме, мне не приходит в голову вздыхать: «Какой старый. Ему же триста лет!»
Село Осипово, Торжокский район
– Да, но приходя в отреставрированный храм, можно восхититься тем, как люди триста лет назад славили Бога. Это реальная «машина времени», потому что ты оказываешься в том пространстве и оно примерно также выглядит, как во времена создателей…
– … А я не верю. Вижу новенькое и отреставрированное, и в голове не укладывается. Слишком блестящее… Старое должно быть пыльным и потертым. Понятно, то, за чем следят, не будет выглядит ветхим. Японцы вон ездят по своим дорогам на такси, которым по тридцать-сорок лет, но выглядят так, будто только сошли с конвейера. Смотришь и не веришь…
– И вы считаете, что ваша поездка в Тверскую область – путешествие в прошлое?
– Что Тверь, что многие другие города в регионах сильно отличаются от жизни в Москве, Питере, Екатеринбурге. Местами там в глубинке вообще XIX век. Нет асфальта, нет магазинов. Люди живут, как сто лет назад жили их предки. С той лишь разницей, что у них появилась сотовая связь, которая еще и не везде добивает.
– То есть, Тверская область – это место, где остановилось время?
– Только не думайте, что в этом какой-то негатив. Вот вы считаете, что там живут наши современники. А я бы не сказал. Там живут старушки, которые глобально не изменились за последние сто лет и живут, как жили их мамы и бабушки. Посмотрите на фотографии 50-х годов, разницы не обнаружите. Даже одежда не изменилась. Чем не путешествие в прошлое? Время там остановилось. И такие места есть в глубинках любой страны.
– Мужчины не так сентиментальны, но что-то поразило особенно?
– Автолавка. В глуши нет магазинов и два раз в неделю приезжает грузовик с продуктами. Только нужными. В кузове место ограничено, лишнего не везут. Местные старушки выстраиваются в длинную очередь. Поразило, что покупают свежие сезонные овощи. Выходит, ничего не выращивают?!
У меня бабушка в Подмосковье огурцы, кабачки, помидоры, цветы выращивает, а они – нет. С детства уверен, что дачников от деревенских отличает отсутствие коровы и полноценного натурального хозяйства. Но далеко не все теперь занимаются хозяйством, даже землю не возделывают.
Понятно, это связано и с уровнем доходов, которые не позволяют им заводить кур, коров и свиней, с возрастом. Но в большей степени с тем, что люди родились в стране, где приучали не самостоятельно, а коллективно мыслить.
Автолавка
– Метафора стержня, фундамента – она из книжек вами взята?
– Книжки книжками, конечно. Но я глазами увидел, что деревня – микроединица общества. Там люди все вроде с нами в одной стране, но живут сами по себе. Куда бы ни приехал, обнаруживаю, что в деревне люди мыслят себя не только административно-территориальной единицей, а единицей общинной. Они себя относят не к роду, не к тейпу, а к ячейке, которая больше, чем семья, но меньше, чем народ.
Очевидно, что этому объединению сейчас не хватает невидимой руки, авторитета. Мне, человеку далекому от религии, кажется, что Церковь была такой связующей силой. В религии, в Боге они находили ответы на вопросы, которые не находили нигде больше. Там и врачевались, и успокаивались, и радовались вместе.
– В своих репортажах о России используете довольно негативные эпитеты: глухомань, дыра, дно, унылые однообразные, Богом забытые места…
– Это действительно так. Вряд ли можно назвать жителей Калязина людьми счастливыми. В любом таком месте пообщайтесь с местными жителями, они все расскажут о своих проблемах.
– Ну мы в Москве тоже с проблемами, тоже можем о них рассказать.
– Да, но у нас проблема, что парковка стала платной и штрафы выписывают. А у них, что дорог нет. Но в целом согласен. Это наша национальная черта – жаловаться всегда и на все и всем быть недовольным. Приезжаешь в Камбожду. Там люди в буквальном смысле на кладбище среди могил живут. Ходишь по домам, фотографируешь эту чудовищную нищету. Через гида спрашиваешь о жизни, а они отвечают: «Очень довольны. Все у нас хорошо. Пойдем покажу тебе что-то…»
В Азии могут жить плохо, но быть довольными. А у нас человек может жить богато и хорошо, но все равно чему-то, да не рад.
Но в глубинке без оговорок люди живут не очень. И одну из причин этого вижу в том, что людям «сломали» стержень. Они не знают в какую сторону идти и на что рассчитывать. Они растеряны.
Вчера их уговаривали верить в одно, сегодня убеждают – в другом. Вчера коммунизм, сегодня – демократия и рынок. Завтра еще что-то.
Есть ощущение, что человек в глубинке запутан. Он правда не видит и не понимает перспектив. Это мое мнение, основанное на многочисленных путешествиях по России. Что касается обидных эпитетов, то в нашем языке «дыра» – синоним глубинки. Хотим мы этого или нет.
– Зато в деревне природа красивая.
– Но загаженная. Много свалок и мусора. Понимаете, фотоблог – это абсолютно субъективная вещь, поэтому-то блогеров читают. Люди сегодня хотят знать мнение других. Сложно сказать, являются ли блогеры для читателе авторитетами, но факт остается фактом: человек нуждается в другом мнении и получает его.
Что такое инстаграм, например? В русскоязычном сегменте – это место, где продается красота.
Не за деньги, за лайки, за комментарии. Ты получаешь за красоту satisfaction. Но это ресурс, про картинки и красоту, которая не имеет ничего общего с реальным духом места, которое снимаешь. Поэтому не люблю инстаграм. Я показываю то, что за кадром.
Вот есть Тадж Махал. Люди приезжают в Индию, пораженные красотой сооружения на фото. Они представляют как вокруг порхают бабочки, но обнаруживают за забором грандиозного комплекса грязь, смрад, оборванцев, которые требуют денег, потому что туристы богаты. Инстаграмер этого никогда не покажет.
А я хочу показать всю картинку. Не рестораны, в которых поел и не музеи, которые посетил. Хочу рассказать про жизнь людей: если грязь, то грязь, если дыра, то дыра. Я не завишу от мнения других людей, вот и все. Но это не значит, что природа не красивая. Красивая, она вдохновляет. А то, что дороги плохие и нет места, где переночевать и заправиться, да даже в туалет сходить… это уже издержки.
Колокольня в Калязине
– Выходит, что путешествовать-то по России не очень комфортно?
– Россия не подходит для тех, кто любит пакетные туры и привык к сервису. Такой человек будет разочарован.
Россия – это для Индианы Джонс, для того, кто хочет что-то исследовать, увидеть и открыть, потрогать и ощутить.
Пару лет назад моя американская подруга приехала в Россию. Она очень интересуется нашей культурой, а еще любит зиму и холод. Я пообещал все показать. У нас была неделя и мы просто поехали из Москвы в Питер через ту самую Тверскую область на машине. У нее был практически инфаркт от дорог, от того, что все время приходилось выскакивать на встречку из-за ям и ухабов, уворачиваться от фур.
Мы заехали в Торжок и там вообще не было дорог. Потом Вышний Волочек – там таджик ломиком ковырял лед на парковке. И она не выдержала, так глубоко была поражена. Ехала и твердила: «Ну почему? Есть же машины, которые убирают снег, есть средства, которые топят лед… Почему здесь до сих пор живут и не знают об этом?»
А потом мы в пять утра увидели людей, которые шли по обочине. Вокруг нет никаких населенных пунктов. На термометре минус двадцать. «Куда они? Зачем в пять утра?» – трясла она меня. А я действительно не мог ответить на эти ее вопросы и просто говорил: «Это Россия».
Она еще два раза приезжала. Человек, который хочет приключения, чего-то особенного, острых ощущений – для таких Россия подходит как никакая другая страна.
– Но это же не американские горки?
– Нет, это русская рулетка. То ли выживешь, то ли нет. Когда публикую репортажи о России, рассказываю о разрушенных церквях, я думаю о том, что хотел бы, чтобы люди поехали по моим следам. Чем больше людей увидят, успеет сфотографировать, рассказать другим, тем больше наших потомков будет знать о той России, которая существовала еще сто лет назад.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML