5
Зачем обливать водой председателя сельсовета, как былины переделывали для Сталина, что такое народное православие и какие анекдоты были в ГУЛАГе - рассказывает фольклорист, культуролог Наталья Петрова.
– Фольклористы рассказывают удивительную историю: в одном колхозе в 1932 году во время засухи облили водой председателя сельсовета. Оказывается, до революции так делали со священнослужителями. Зачем?
– Да, такой случай описан в одной из информационных сводок ОГПУ “о настроениях населения”. Здесь мы видим пример того, как с помощью метеорологической магии люди пытались воздействовать на природу, особенно это было актуально в сельской местности. И существовала такая практика: если долго нет дождя, нужно облить какого-нибудь человека с высоким статусом, например, священника.
Один из вариантов объяснения заключался в том, что при этом природа разгневается и пойдет дождь; по другой версии, такой высокостатусный человек символически воплощал социум в целом, и то, что происходило с ним, могло влиять на жизнь всех остальных людей.
И вот появилось новое государство – Советский Союз, и нужно понять как новые идеи и социальные, политические, экономические, культурные реалии соотносятся с прошлым опытом людей. И здесь на помощь приходит фольклор, отражающий систему коллективных представлений. В 30-е -годы XX века эта практика обливания статусного человека осталась актуальной, только священника заменил председатель сельсовета. Правда, в источнике не сказано, как он на это отреагировал, про реакцию священников мы тоже ничего не знаем.
Вообще если мы говорим о фольклоре, надо понимать, что есть повествовательный фольклор – тексты. Сюда мы относим, например, сказки и былины. А есть фольклорные практики. И многие из них тесно привязаны к практической деятельности человека.
Наталья Петрова
– Какие, например?
– Довольно популярна система запретов для беременных. Например, беременным запрещается вязать, и это объясняется тем, что пуповина якобы обвивается вокруг ребенка. Рациональных причин этого страха, конечно, нет, но иррационально все очевидно: у нас есть вязание, которое может путаться, и представление о ребенке в утробе матери, которого может обвить пуповина. Также считается, что беременным нельзя смотреть на что-то необычное, вроде пожара, иначе у ребенка будут родимые пятна или он родится с уродством.
Есть целая система предписаний, как правильно вести хозяйство, например, покупать корову. Так, когда забираешь корову от старого хозяина, нужно брать еще и веревку, иначе считается, что корова не приживется в новом месте, ее будет тянуть обратно.
Есть еще такая примета – мы не пожимаем друг другу руки через порог. Порог в фольклоре – это граница между своим и чужим пространством, пересекать которую нужно с известной долей осторожности.
А в современной студенческой среде мы встречаем пример того, что в фольклоре называется инициацией, посвящением. Ты не студент, пока не сдал первую сессию, то есть не прошел испытание, не доказал, что достоин перейти в другой статус – статус настоящего студента.
– Обряды как-то можно классифицировать?
– Есть обряды календарные – они привязаны к смене природных циклов. Есть обряды, связанные с циклом жизни – рождение, свадьба, похороны. А есть окказиональные обряды – по случаю, они не регулируется каким-то строгими временными рамками, например, новоселье.
Здесь работает идея о том, что переезд в новый дом, освоение нового пространства связано с некой опасностью. Считается, что кто первый войдет в дом, тот вскоре умрет в этом доме. Поэтому есть примета, что первым в дом надо пускать не человека, а какую-нибудь зверушку как жертву, кота или петуха. И пусть сейчас никто не пугается за своего любимого котика, но с этой приметой многие сталкиваются и сегодня.
– А что сегодня происходит со сказками?
– Сегодня сказки ушли из продуктивных форм фольклора, которые мы используем в повседневном бытовании, происходит их условная музеефикация, когда мы чаще знакомимся с ними не в живом устном бытовании, а через зафиксированные когда-то ранее тексты. И если мы едем в экспедицию, то записать сказку сейчас гораздо сложнее, чем в XIX веке.
– Почему?
– Есть законы бытования и востребованности жанра. Сказки были вовсе не детским жанром, их рассказывали взрослые друг другу. Только потом сказки постепенно начинают превращаться только в детское развлечение, адаптироваться. Но тогда их главной функцией была не дидактическая, не поучительная, а развлекательная.
Вечером собиралась семья, и ее члены рассказывали друг другу сказки. Сказочника или сказителя былин часто брали рыбаки Севера, уходя на долгую рыбалку. И пока они сидели и ждали, когда можно пойти в море, этот сказитель читал им сказки и за это получал долю улова, сопоставимую с долей рыбаков.
Витебская обл. Беларусь.
– Фольклористы в своих исследованиях часто пишут о том, что православная культура очень повлияла на фольклор. А как? Есть православный фольклор?
– Более того – есть народное православие. Вообще все мировые религии устанавливались в местах, где люди раньше верили во что-то другое. На Руси до христианства было славянское язычество, а ученые имеют немало проблем с его изучением.
Так как письменность пришла на Русь с христианством, и летописи создавались в монастырях, то культурных текстов дохристианского периода с подробным описанием, скажем, практик поклонения идолам, нет. Есть, конечно, археологические памятники, но понять, кто именно и зачем их создавал, без каких бы то ни было пояснительных текстов довольно проблематично. В современной культуре популярны неоязыческие движения, но очень мало источников, где можно узнать, что же они пытаются воссоздать.
Как появилась народная религиозность? Официальные каноны смешались с народными практиками, то есть это два знания – каноническое и память традиции.
И у носителей народного православия нет противоречия между тем, что говорила бабушка, и тем, как объясняет церковь.
– Какие есть примеры народного православия?
– Есть почитаемые святыни, которые часто соотносятся с местночтимыми святыми. И эти объекты могут быть природного происхождения – камень, необычное старое дерево, пещера, какой-то водоем с целебной водой, как считают местные жители.
Например, в Архангельской области такие объекты связаны с местночтимым святым Александром Ошевенским. Вокруг этой фигуры складывается пласт фольклорных текстов и практик. Так, жители ходят к камню, где есть след святого, и приносят подношения, чтобы исцелиться. По своей природе эти практики подношения традиционны.
– А как к этому относятся священники?
Есть разные примеры. Где-то с народным православием борются и искореняют его, объясняя так: “Зачем вешать ленточку на дерево, если за здравие можно поставить свечку в церкви? И святую воду надо искать прежде всего в церкви, а не в роднике в лесу”. А есть те, кто относится более позитивно и рядом с родником строит часовенку, а после там освящают воду. Общего рецепта нет.
– Есть традиция в Великий пост печь «жаворонков» – булочки из постного теста в форме птичек. Она привязана ко дню памяти 40 Севастийских мучеников, и эти булочки-птички символизируют улетающие души мучеников. А на самом деле эта традиция ведь изначально пошла из народного календаря?
– Да это тоже фольклорная практика. Как она работает? Есть такой термин “метонимическая связь”. Появились птицы – значит, потеплело, значит, весна. Мы можем помочь весне прийти раньше, поэтому печем птичек. Это связано с праздником по смене сезона на пороге весны – днем весеннего равноденствия. И народные интерпретации вполне могут быть такими.
Важно учитывать расположение праздника в народном календаре. Он многослоен и содержит несколько смысловых пластов: христианский календарь – разные праздники, дни поминовения святых; природный календарь – он связан со сменой сезонов, и хозяйственный календарь – обозначает начало или завершение разных, в первую очередь сельскохозяйственных, работ. Все они накладываются один на другой, поэтому один и тот же день либо период времени может трактоваться в нескольких смыслах.
Например, 6 мая. С одной стороны, это день памяти святого Георгия Победоносца. С другой – хозяйственной стороны, в этот день крестьяне впервые после зимы выгоняли скот на пастбища. Эти два слоя – христианский и хозяйственный – совмещаются, и святой Георгий приобретает новое качество – покровителя земледельцев и скотоводов. В житии мы такое вряд ли найдем.
И вернусь к вопросу об отношении Церкви к таким практикам. Очень часто официальная позиция начинает использовать помощь фольклорной традиции для объяснения канона. Например, в пост нельзя проводить свадьбы – это период аскетизма во всем. Фольклор же объясняет это тем, что если нарушить этот запрет, то будет плохо зачатому в этот период ребенку. Вот такое взаимопроникновение сфер.
– Уместно ли спросить здесь: народное православие – это хорошо или плохо?
– Это некая культурная данность, и все зависит от нашей позиции – кто мы и как мы на это смотрим. Как исследователи мы лишь можем ее изучать. Для традиции все прекрасно – это непротиворечивая картина мира.
В России много мест, где нет стационарной церкви, и только раз в пару месяцев туда приезжает священник из райцентра. В таких условиях, разумеется, жители будут искать формы замены религиозной жизни, здесь будут создаваться общины бабушек, например. В таких практиках будут задействованы не только канонические, но и фольклорные источники.
Малые Щербиничи. Брянская обл
Вообще фольклористы любят глухие места, где сохраняются традиционные формы уклада жизни, и значит, скорее всего, сохраняется и фольклор. Любимый фольклористами регион – это Русский Север.
В 2010 году мы с коллегами были в зимней экспедиции на Белом море и попали в деревни, в которых активно развивается, пожалуй, один рыболовный промысел.
Только за несколько лет до нашего приезда там появилось регулярное электричество, а раньше свет включали на несколько часов утром и вечером. Но даже там мы в современной ситуации не застрахованы от того, чтобы нам не начали вместо собственно фольклора пересказывать прочитанное в книгах или увиденное по телевизору.
Кошмар фольклориста – это ситуация, когда он приехал в деревню записывать заговоры, а потом спросил людей, откуда это знают, и услышал: “А у нас книжка есть”.
Конечно, не всякий расскажет, что выучил текст по книжке или по заметке в газете “Дачная” (бич фольклористов), но надо понимать, что сегодня фольклор доступен в разных источниках. Поэтому на выходе и получается интересный микс.
Прекрасный пример взаимодействия традиции и современности – интернет-анекдоты о персонажах сказок и былин, где имена традиционных персонажей сочетаются с какими-то сюжетами из современных мультфильмов или с рекламными слоганами. Так, анекдот “И свистнул Соловей Разбойник коня у Ильи Муромца” отсылает к мультфильму, а не к былинному сюжету.
Экспедиционный быт
– А как фольклор жил в СССР?
– В фольклоре советского периода, естестественно, продолжали существовать и традиционные формы фольклора, но у каждой из них был разный культурный статус. Так, народное православие считалось отсталостью и архаикой, а рабочие песни, наоборот, изучались и издавались.
Официальный советский фольклор иногда создавался искусственно. Например, были так называемые “новины” – попытка подстроить традиционную эпическую форму под новое советское государство.
Сказители, которые раньше пели про богатырей, в 1930-1940-е стали исполнять что-либо актуальное о Челюскине, Папанине, Красной армии. На помощь им приходили журналисты и писатели, привозили газеты с новостями и рассказом о том, что происходит сегодня, а потом записывали их же текст.
В 30-е годы в газетах печатались новины о Сталине. Изменился статус сказителей, их приравняли к писателям (то есть, по сути, к авторам, а не исполнителям фольклорных текстов), в Союзе писателей давали пенсию.
То есть советский фольклор создавался с помощью новых тем на старых формулах, но такое искусственное воздействие на народную традицию не прижилось. В нормальном состоянии традиция развивается самостоятельно, впитывает из современности только те новые элементы, которые ей необходимы.
– А что от советского фольклора осталось сейчас?
– Новин, конечно, нет. У нас есть устные истории, в которых рассказывается о событиях коллективизации, есть стихийно возникшие анекдоты о Ленине и Сталине. Даже существует целый указатель советского политического анекдота, подготовленный историком Мишей Мельниченко.
– Вы ведь еще специализируетесь на фольклоре ГУЛАГа. Что это такое?
– Есть такое понятие как фольклор субкультур – врачей, студентов и т.п. Мы изучаем и тюремный, лагерный фольклор – это тексты и практики, возникшие в среде заключенных.
В России первые этнографические работы, в которых рассматривался блатной фольклор, появились ещё до революции, исследования продолжались и в ранние советские годы. Однако затем это научное направление было подвергнуто идеологической цензуре и не могло активно развиваться. Возвращение ученых к этой тематике произошло уже в 1990 годы (вышел сборник “Фольклор и культурная среда ГУЛАГа”, двухтомник тюремных песен, подготовленный Майклом Джекобсоном, и др. работы).
С советским лагерным фольклором все довольно сложно. В таких местах оказывались и представители профессиональных криминальных субкультур, и случайные люди, ставшие жертвами политических репрессий, то есть это и традиционный криминальный фольклор, и вынужденный фольклор людей в стрессовой ситуации.
Понятно, что современный исследователь, решивший изучать фольклор ГУЛАГа (особенно 20-30 годов XX века), столкнется с проблемой источников: гулаговские тексты и практики не только не изучались, но и не записывались в свое время фольклористами или этнографами.
Печальное исключение – это репрессированные ученые, которые оказывались в ситуации вынужденного “включенного наблюдения”, и часть из них описала этот опыт потом в своих мемуарах. Есть, например, безумно интересные воспоминания этнографа Нины Гаген-Торн. Обычные заключенные тоже оставили свои записи о жизни в советских тюрьмах и лагерях.
Именно из их воспоминаний, писем, реже – дневников, мы и узнаем, какие анекдоты они рассказывали друг другу (например, о разговоре двух арестантов, которых ведут на расстрел: “Давай убежим!” – “А хуже не будет?”), какими слухами обменивались (часто – о грядущей всеобщей амнистии).
Изучая разные тексты, я часто встречала идею доброго царя. Как она работает? Например, у одного из отделений ГУЛАГа, где было особо суровое отношение к заключенным, был начальник по фамилии Гаранин. И заключенные думали, что Гаранина подменили каким-то вражеским шпионом, и он не знает об этих зверствах. Но, конечно, были и другие точки зрения, люди понимали и рассматривали надзирателей как слуг антихриста. Есть истории и о знаменательных побегах, которые постепенно обрастают легендами: так, об одном мастере-мебельщике рассказывали, что он пытался сбежать с Колымы, спрятавшись в изготовленном им самим буфете с тайным отсеком.
“Заполярный Стикс”. Художник: Eugene ivanov
– На разные праздники, последний пример – юбилей Москвы, мы часто встречаем людей, которые в сарафанах и кокошниках исполняют разные русские народные частушки. Как вы, фольклористы, к такому относитесь?
– С реконструкторами все довольно непросто: среди них могут быть как серьезные специалисты, которые изучают источники, анализируют костюмы по регионам и по времени, так и те, кто просто берет яркие маркеры – сарафан вообще, кокошник вообще, не обращая внимания на то что единого русского народного костюма не существует.
Красный сарафан, который мы постоянно встречаем на картинках, не охватывает весь народный костюм. Русская народная культура вообще очень локальна, регионально специфична. Сарафаны, например, в Рязанской и Вятской губерниях очень отличаются. Все это нужно учитывать и для всего фольклора в целом. Важно, кто этим занимается.
Но фольклор – это общее достояние и нельзя кому-то запретить к нему обращаться. Какая-то контролирующая организация, например, комитет по кокошникам – это из сферы нереального.
Но было бы здорово, чтобы организаторы мероприятий обращались к специалистам за консультациями.
– Зачем вообще сегодня современная культура обращается к фольклору?
– Фольклор очень тесно связан с национальной культурой и историей народа, и поиск себя, своей самобытности неизбежно приводит к фольклору. То есть фольклор – своеобразная концентрация всего, что у нас есть. В истории всей мировой культуры было несколько периодов популярности фольклора.
Например, в Европе в эпоху романтизма конца XVIII-начала XIX века или в отечественной истории в 1960-70 годы был всплеск фольклорного движения. И соблазн обратиться к фольклору как к чему-то древнему, исконному, присутствует и в современной культуре.
А формы зависят от задач современной культуры. Допустим, у нас есть задача патриотического воспитания современных детей и молодежи. Пожалуй, наиболее подходящая для этого форма – былины. Эпос приводит нас в пространство квазиистории, в отдаленное прошлое. Какая-то Русь там есть, правда, соотношение в реальной историей очень специфичное, но тем не менее, на первый взгляд погруженность в свою историю там есть. Об этом, например, говорят эпосоведы.
С другой стороны, рамки былинного жанра прекрасно ложатся под задачи создания национального героя и прошлого. Герой там действует не в личных целях, как герой сказки, когда спасает свою невесту. Как правило, наши богатыри борются с Соловьем Разбойником, Змеем или враждебным иноземным правителем – помогают правителю государства, спасают свою страну, народ. В этом плане обращение к эпосу неизбежно. Если мы, например, хотим снять патриотический мультик, вероятно, там будет герой былин.
Кадр из мультфильма “Алёша Попович и Тугарин Змей”
– А зачем еще сегодня нужен фольклор?
– Для массовой культуры которая преследует коммерческие цели, фольклор дает прекрасное поле для заимствования.
В своем первом дипломе я занималась анализом фольклорных мультфильмов 2000-х годов. Брала примеры из России, Северной Америки, постсоветского и европейского пространств. Оказалось, что в России, Европе и странах бывшего СССР довольно высокий интерес к эпосу. Из этого хорошо делать бренд, так как возникают узнаваемые страноведческие моменты. И мы это видим на примере богатырской серии студии “Мельница”. В североамериканской анимационной индустрии больше интерес к сказкам.
Был такой американский исследователь Джон Кавелти, в 70-е годы прошлого века он изучал массовую культуру, в частности литературу, и интересовался формульными повествованиями. Оказалось, для того, чтобы произведения покупались и читались, у них должно быть узнаваемое повторяющееся ядро. Причем радость узнавания должна сочетаться с элементами новизны, необычности для поддержания интереса аудитории.
Фольклор в этом отношении дает подходящую основу для формульного повествования. Сюжеты, персонажи, мотивы в фольклоре устойчивы и узнаваемы. Как их обновить? И тут массовая культура предлагает разные варианты.
Например, перемещение героя в современность. Здесь можно вспомнить популярные американские фильмы про Золушку в современном городе. Или же другой вариант – попытка в старый сюжет встроить непривычного персонажа, допустим, не людей, а зверюшек. Пример – мультик “Hello Kitty”, где Золушка – это кошка. Везде мы видим узнаваемое ядро, которое неизменно будет работать, хотим мы этого или нет – каждый знает сюжет про Золушку. А также есть новые элементы, которые нас завлекают. И все вместе прекрасно работает.
– У разных народов наверняка есть какие-то похожие сюжеты?
– Да, есть много повторяющихся международных сюжетов. Например история о невинно гонимой падчерице. Тут у нас и “Золушка”, и “Крошечка-хаврошечка”. У фольклористов есть очень хороший инструмент – международные указатели сюжетов и мотивов: прекрасные люди перечитали множество сказочных, мифологических и прочих текстов, заметили в них похожие элементы и свели их воедино. Благодаря этому, например, можно наглядно увидеть, какие общие сюжеты есть в в Европе, и в Америке, и в Азии (Пример такого указателя – база данных Юрия Березкина).
Есть интересный сюжет о душе, пребывающей вне тела. И он представлен в сказках разных народов. Носителям русской культуры он известен как Кощей Бессмертный. Есть немецкая сказка о великанах, души которых спрятаны в сундуке посреди моря. Есть индийская сказку про злодея, душа которого была, кажется, в апельсине.
Художник Виктор Васнецов. “Кощей Бессмертный”
– А почему сказки похожи?
Есть несколько версий, почему так бывает. Очевидная: похожи сказки родственных народов. Русские, украинские, белорусские, польские сказки – славянские. Есть представление о ранее существовавшем праславянском единстве.
У неродственных народов, например, балтов и славян, тоже есть похожие сюжеты. Как так? Смотрим на карту: а они соседи! То есть это географическое заимствование. Страны перенимали друг у друга не только товары или технологии, но и культуру, в том числе текстовую.
Есть еще более сложный вариант, когда народы не родственные и не рядом расположенные. Здесь мы видим типологическое сходство: похожие условия жизни, хозяйства и климата. И общие волнующие проблемы народы выражали через фольклор. Думаю, при желании можно найти похожие сказки в России и Австралии.
– Есть еще какие-то приемы для успеха фольклорных мультфильмов?
– Например, в новом российском мультике про Алешу Поповича есть отсылки к цитатам из советской киноклассики, а также включен персонаж, похожий на Элвиса Пресли. Здесь работает идея слоеного пирога – разные отсылки и детали считываются разными аудиториями, и в кинотеатрах дети и родители смеются в разных местах. И эта многослойность делает коммерческий продукт более продаваемым и расширяет аудиторию.
– Как тогда правильно воспринимать эти слои?
– Нужно уметь считывать смыслы, которые закладывают создатели текста: пафос, иронию над патетикой или отсылку к коммерческим продуктам. Мы можем просто смеяться, а можем быть осознанным зрителем, понимать, как все это устроено и тоже радоваться смысловой механике.
– Возвращают ли все эти современные фольклоризованные формы к традиционной культуре?
– Не надо говорить, что все однозначно плохо.
Попытка показать, воспроизвести, воссоздать в музеефицированной или театрализованной форме те фольклорные практики, которые не бытуют сейчас – в общем-то задача положительная.
Другое дело, что средства не всегда бывают профессиональными. Нужно понять, кто этим занимается и как он это делает. Конечно, доступность форм фольклора медийным технологиям дает лишь поверхностный взгляд на традицию, но с задачей подогреть интерес аудитории к этой тематике они вполне справляются.
Наталья Петрова
Фольклор очень разнообразен. Это точно не только частушки, песни и сказки, он повсеместно включен в нашу современную жизнь. Есть даже целое новое научное направление – изучение интернет-фольклора. Но закон сохранения фольклора – это закон выживания тех форм передачи культурной информации, которые будут востребованы и актуальны в нашей повседневной жизни.
Беседовала Надежда Прохорова
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML