Смутное время, поразившее Россию в начале XVII века, незадолго до этого пришло в соседнее государство — Речь Посполитую. Со смертью в 1572 году короля Сигизмунда II Августа прервалась правившая с конца XIV века династия Ягеллонов, и перед страной встал выбор — какой путь развития избрать дальше.
Это было отличной возможностью для правившего тогда Российским государством Ивана IV Грозного окончательно решить в пользу нашей страны проблемы в отношениях двух крупнейших славянских держав, сохраняющиеся и поныне. Но непримиримые различия в политических и религиозных традициях не позволили воплотить замыслы московского владыки в жизнь.
Неожиданный шанс
Если следовать норманской теории, «иноземные» правители в лице Рюрика и его товарищей были призваны в Россию лишь однажды. В соседней Польше такая ситуация была в норме вещей в те моменты, когда умиравший монарх не оставлял после себя наследников. Сразу же после смерти бездетного короля Сигизмунда II Августа польская шляхта и литовские магнаты стали искать между собой компромисс, выбирая, кого пригласить на польско-литовский трон из правящих европейских династий.
В итоге в упомянутом выше 1572 году Речь Посполитая в очередной раз оказалась на перепутье. Уникальность этой ситуации заключалась ещё и в том, что смерть Сигизмунда II Августа пришлась на крайне неудачный период войны Речи Посполитой с Россией за право обладания Ливонией.
И вот тут-то литовские магнаты рискнули совершить необычайно смелый ход, который мог бы изменить всю историю Европы до неузнаваемости. Они выступили с претензиями к полякам: мол, в то время как шляхта практически ничего не теряет от постоянных вооружённых стычек с московитами, восточные литовские земли постоянно подвергаются разорению и упадку. В связи с этим западнорусская (литовская и украинско-белорусская) знать, среди которых было немало православных представителей, хотела пересмотреть свои отношения с Россией — вплоть до выхода из унии с Польшей и объединения с Московским государством.
Эти настроения импонировали устремлениям последних представителей Рюриковичей присоединить к себе некогда русские земли, ныне входившие в состав Речи Посполитой. Иван Грозный, прекрасно осведомлённый о жалком положении дел в «постсигизмундовской» Польше, безошибочно уловил дух эпохи и решил закончить дело, начатое при его деде, «собирателе земли Русской» Иване III.
Трудные переговоры
Важно понимать, что предложения литовцев о сближении с Россией возникли не от плохой жизни и совсем не говорили об их пророссийских настроениях. Речь шла лишь о переделе сфер влияния и прекращении военных столкновений. Поэтому, когда в Москву тайно приехали переговорщики от литовской знати во главе с Михаилом Гарабурдой, то начался вполне ожидаемый торг территориями.
Литва соглашалась поддержать устремления России на польский престол и выражала готовность поддержать кандидатуру сына Ивана Грозного Фёдора. Согласно обычаям Речи Посполитой, в случае приглашения на трон человека «извне» это должен был быть не правящий монарх, а его сын или брат, имевший мало шансов получить корону в своём государстве. А взамен литовские переговорщики требовали смоленские, полоцкие, северские и ливонские земли.
Иван Грозный с первых же дней переговоров проявлял максимальную неуступчивость. Его условия — присоединение к России Киева и Ливонии, ликвидация института выборности польских монархов и закрепление за наследниками Фёдора исключительного права наследования короны Речи Посполитой — были полностью неприемлемы для Гарабур-ды и приехавшей с ним делегации. Кроме того, литовцы догадывались о желании русского монарха самому посидеть на престоле Речи Посполитой, а это означало распространение опричнины на новые владения Российского государства, что противоречило духу польской дворянской вольности. Поэтому Москве было поставлено ещё одно, совсем невыполнимое условие — гипотетический монарх от России должен был принять католицизм.
Нетрудно догадаться, что Гарабурда и его команда уехали домой ни с чем. Но в то же самое время они существенно задели чувства Ивана Грозного, которому очень хотелось хотя бы немного приблизиться к той величине славы, которой достиг его легендарный дед. Решение русско-польского вопроса, которое не удавалось ни одному монарху до него, было бы существенным подспорьем в осуществлении его мечтаний. Поэтому, немного поразмыслив, монарх снизил количество своих притязаний и выставил новые условия. Он обещал частично удовлетворить территориальные претензии Литвы, вернув себе лишь Киев как «мать городов русских», сохранить неприкосновенность католической веры одновременно с предоставлением аналогичных свобод для православного населения Речи Посполитой (при этом речи о прекращении давления на католиков в самой Московии не шло). Грозный был согласен на установление приоритета польско-литовских земель в титуле именования царя и его поочередное правление на территориях трёх государств, а не только из Москвы.
В случае если поляки отказались бы поддержать такие требования, Иван Грозный соглашался стать правителем России и Литвы, поощряя раскол унии и прекращение существования Речи Посполитой как единого государства. Таким образом, можно сказать, что если бы этот замысел осуществился, то на два столетия русский монарх предвосхитил бы разделы данного государства.
Шляхтич царю не брат
Но, увы, момент был упущен, а познакомившиеся с особенностями политического режима Ивана Грозного поближе литовцы уже со скепсисом относились к самой идее сближения с Россией через объединение короны. Традиция шляхетской «республики» была намного роднее и понятнее, и ради её сохранения западнорусские магнаты были готовы примириться со своим статусом окопного пограничья. Тем более что с Запада к тому моменту подоспели более подходящие претенденты на польский престол — австрийские Габсбурги и французские Валуа.
Так что основной задачей литовцев было кормить обещаниями русского царя в тот момент, когда в Варшаве в режиме повышенной секретности проходил сейм, избравший на трон Речи Посполитой принца Генриха Анжуйского. Его • «артикулы» определяли условия царствования нового монарха, а заодно ещё сильнее сближали Польское государство с западноевропейскими политическими традициями.
Чувствуя, что теряет контроль над ситуацией, Иван Грозный попробовал было угрожать силой, но безрезультатно: ливонская карта перестала быть сильной стороной московского владыки, и мечтавшие о мире литовцы теперь совместно с поляками готовились к новому военному противостоянию со своим восточным соседом, тем более что на новой волне «дружбы» с Европой свою поддержку им обещал оказать французский флот.
Но вскоре у Ивана Грозного появился ещё один шанс на успех: не поправив в Речи Посполитой и года, Генрих Анжуйский бежал в Париж, вновь сделав польский трон вакантным. За него стали бороться австрийский герцог Максимилиан — сторонник сближения с Россией, даже предлагавший разделить Речь Посполитую между ней и Австрией, и Стефан Баторий, трансильванский воевода и вассал Османской империи. Брак последнего с сестрой Сигизмунда II Ягеллонкой ещё больше усилил вероятность его победы.
Но даже в такой обстановке Иван Грозный проявил неуступчивость, отказавшись принять условия новой тайной делегации об обращении к польскому рыцарству «не так паном, але рыцерским людей, как с братом». Для него признание равенства с ним высокородных магнатов Речи Посполитой было серьёзным ударом для собственной гордости. Да и презрение к «убогой власти выборных королей», что было политической традицией соседнего государства, оказалось сильнее желания завершить дело объединение западнорусских земель с Востоком. В итоге королём Речи Посполитой стал Стефан Баторий.
Столь негибкая позиция Ивана Грозного вскоре привела к полной международной изоляции России, выразившейся в разгромном поражении в Ливонской войне. А спустя некоторое время уже поляки всерьёз решали, кому из их кандидатов сидеть на московском престоле.
Источник: salik.biz