Чистый Четверг – день, преимущественно посвященный воспоминанию Тайной Вечери. В этот день православные люди «пекутся и молвят о мнозе»: и чистоту в душе навести надо успеть – на исповедь сходить, и причаститься непременно, и уборку в доме произвести, и самим в бане помыться, чтоб быть чистыми, и обсудить, будет ли архиерей священникам на службе ноги омывать, и много чего еще…
Священник Сергий Круглов
Но главное, о чем заставляет задуматься Чистый Четверг лично меня – о Евхаристии, о том, зачем я иду причащаться Тела и Крови Христовых, или, говоря языком современного общества потребления, «что это мне дает».
Из века в век, из поколения в поколение этот вопрос остается для многих одним из самых животрепещущих, таков он и сегодня.
Вот, например, журналист и теолог Дарья Сивашенкова недавно написала в своем блоге в фейсбуке такой пост, вызвавший горячие отклики:
«Снова в ленте старая добрая классическая тема “Для чего нам причастие?”
Вероника Кулакова пишет: “Что меняет в нас Евхаристия? Возрастаем ли мы в любви к людям? Идем ли к больным, заключенным, бродягам? Начинаем ли уважать человеческое достоинство, ценить свою и чужую жизнь, любить окружающую действительность и одновременно пытаться ее преобразовать? А если нет, тогда зачем нам Евхаристия, зачем нам Церковь?”
Ну, поскольку мы уже на самом пороге дней, когда эта тема станет предельно близкой и актуальной, давайте подумаем вот над чем.
А апостолам она нужна была для чего?
Для чего Христос устанавливает это Таинство на Тайной Вечере, подавая ученикам хлеб и вино, Свои Плоть и Кровь? Чего Он этим хотел добиться и чего добился?
Удержать апостолов от греха? Ну… тут полный провал: в ту же ночь один из причастившихся предаст Учителя, а другой отречется, оставшиеся разбегутся, бросив Христа одного на расправу. Ярчайшая, просто ярчайшая иллюстрация для всех, кто полагает, будто причастие способно само по себе уберечь, удержать от греха.
Да что там – даже сил просто не спать и бодрствовать вместе с Ним в Гефсимании причастие апостолам не дало!
Возрастание любви к людям, повышение ценности человеческой жизни? Петр в ту же ночь едва-едва не совершает убийство – ну не ухо же Малху он хотел отхватить, в самом деле, это уж так, рука дрогнула.
Сделать их лучше, чище, добрее? Но мы не видим особого изменения в них до Пятидесятницы.
Любовь к окружающей действительности – ну, э-э-э… не очевидно. Стремление ее преобразить – да, но гораздо, гораздо позже, и связано это не с Евхаристией, а опять же – с Пятидесятницей.
Ну так что, зря Христос на Тайной Вечере подает им Свои Плоть и Кровь или все-таки не зря?»
Я прочитал этот текст и посмотрел на обозначенную в нем ситуацию двумя парами глаз, двумя человеками, внутри меня находящимися. И один человек немедленно согласился: всё так, годами причащаемся, а сами-то!.. А второй человек сказал: погоди-погоди, притормози с первой реакцией, она у тебя, сам знаешь, обычно бывает верхоглядная, скоропалительная и недобрая… Внимательно послушав этого второго своего человека, имею несколько соображений, видящихся мне важными, и буду рад, если в размышлении над вопросом о Причастии эти соображения пригодятся кому-то еще.
Первое: так-таки и не меняемся? По-моему, уже самый факт того, что я способен задавать себе такие жгучие неравнодушные вопросы о самом себе и о Христе, говорит о существенных переменах во мне. Метания, муки, непокой ума и совести бывают благими симптомами движения, перемены, живого процесса, в чем-то сравнимого с родами. Мертвое, косное и неподвижное – не болит и не меняется, напротив, отсутствие вопросов, безболезненность и статика души часто означают равнодушие человека ко Христу и христианству.
Второе: так ли я прав, обличая самого себя в отсутствии в себе перемен, действительно ли способен верно оценивать и судить себя со стороны? Бог в меня верит, а я в себя – нет?..
В Евангелии от Луки описан случай, когда Христос ответил фарисеям: «Не приидет Царство Божие с соблюдением», в переводе на русский об этом рассказано так: «Фарисеи спросили Иисуса, когда наступит Царство Бога. – Когда наступит Царство Бога, его не увидеть глазами, – ответил Он им. – Не скажут: «Смотри, оно здесь!» или «Вон оно!» Ведь Царство Бога уже среди вас» (Лк. 17, 20-21). Как для меня, инфантильного, мнительного и боязливого, важно вот это «соблюдение»!..
По сути, страстное желание этого «соблюдения» не означает ничего иного, кроме маловерия. Когда на исповедь, например, приходит очередной адепт «соблюдения» и рыдает: «Я годами хожу на исповедь, каюсь в одних и тех же грехах, а нисколько не меняюсь! Как пост настает – так я становлюсь только хуже, и новые грехи появляются!», я вспоминаю слова одного священника: «Ну почему – не меняешься? Меняешься, только незаметно для самого себя. Терпения тебе не хватает, ты хочешь, чтоб прямо в один миг и наглядно всё произошло, а ведь исцеление от болезни – дело долгое и трудное… И то, что новые грехи и страсти в тебе появляются – неправда. Это всё те же старые грехи, никакие не новые, они давно лежат в тебе залежами, просто были засыпаны мусором повседневности, замаскированы. А постом и молитвой ты их разбередил, они стали видны – ну и хорошо, значит, Богу будет удобнее их лечить. Ничего не бойся, только веруй!»
Третье: меня, признаться, коробит утилитарное, инструментальное отношение к таинству Тела и Крови Христовых. Оно ведь не «для» чего-то (индивидуального ли освящения, или достижения счастья, спасения, здоровья, успокоения совести, улучшения нравственности и проч.), не «средство». Причастие – это таинственнейшее, как первое объятие влюбленных, живое и тесное единение с живым Христом, а результат этого единения у разных людей может быть разным, это надо осознавать, ожидать от этого единения только комфортности и приятности, по крайней мере, наивно, рекламный слоган самоудовлетворенности: «Всё правильно сделал!» здесь совсем неуместен.
Там, где во главу угла ставится «средство для», где от Бога требуют гарантий или непременных бонусов за правильное поведение – там нивелируются живые отношения любви, там, собственно, и нужда в Самом Христе постепенно исчезает.
И в отношениях между людьми этот вопрос тоже часто возникает, назревает, нарывает, становится болезненным: мне нужно – что или кто, ты сам – или твое? И каждый решает этот вопрос по-своему, ведь все мы разные…
И еще одно соображение, последнее (в этой записи, но, конечно, не последнее в ряду размышлений и моих, и тех христиан, кто это читает): а что, прямо-таки ВСЕ христиане никак не становятся лучше после Причастия, прямо НИ ОТ КОГО не виден свет Христов? Да бросьте. Ну, от кого-то не виден. А от кого-то – очень даже виден, и я лично видел и вижу таких людей.
Я иногда, бывает, даже в себе вижу этот свет Христов, в последнем из человеков, в ком вообще можно надеяться его увидать. Так что голосу, который начинает обличительно дребезжать то, о чем сказано выше в цитате из поста, я говорю: «Ну и что ты предлагаешь? Не причащаться? Хочешь меня убедить, что, дескать, все равно от Христа и от Причастия толку нет, что как христианин я безнадежен, что зверь во мне главнее и сильнее? Что я грешник, лицемер, хуже атеистов и так далее? С этим последним, кстати, смиренно согласен. Но я грешник, лицемер и хуже атеистов – не твой, а Христов. А посему – да пошел ты куда подальше. А я, пока ноги носят и пока из Церкви не выгнали, пойду Литургию служить и причащаться».