1
Лена Рудакова ждала этого дня полгода. Шесть месяцев она ходила по судам — слушание за слушанием, заседание за заседанием. Смотрела в глаза подросткам, убившим ее старшего сына, и пыталась найти в них если не ответ на вопрос «ЗА ЧТО?», то хотя бы простое человеческое раскаяние.
С младшим сыном Лены и братом умершего Димы Марком все это время работал психолог. В игровой форме второкласснику помогали и помогают до сих пор справиться с трагедией и пережить потерю старшего брата. Для Марка Дима был и другом, и нянькой — сначала забирал из садика, потом помогал с уроками.
Я встретилась с Марком вечером накануне оглашения приговора, но так и не решилась спросить про Диму. И Марк сказал сам: «Мы с ним играли в стрелялки, а еще Дима много спал, он ложился раньше нас с мамой, потому что пил лекарства».
— Марк иногда берет портрет Димы, ставит его рядом с собой на стол и говорит: «Буду вместе с Димой делать уроки». А 12 декабря, когда у Димы был день рождения, сказал — покупай торт, зажигай свечу, будем отмечать. Если я собираюсь на кладбище, он всегда со мной: «Ты не имеешь права меня не брать». Недавно я узнала, что он пишет брату записки, и оставляет их в разных местах: под шкафом вот нашла одну, не стала читать. Марк сказал, это его личное, — говорит Лена.
— Марку помогает психолог. А как ты это все выдержала? Полгода судебных разбирательств. Снова и снова переживать смерть своего сына…
— Я пью пустырник перед каждым слушанием, потом беру портрет Димы и иду. Дима — мой ангел-хранитель. Я должна все это вынести ради него. Ну и благодаря младшему сыну Марку, друзьям и родным я держусь.
— Лена, в августе прошлого года, когда стало известно об этом жестоком убийстве, Березовский трясло и лихорадило — люди устраивали пикеты возле администрации, подписывали петиции. Все были шокированы, возмущены и требовали справедливости. Это общественное возмущение, внимание всех к делу помогало эти полгода или мешало?
— А оно очень быстро сошло на нет, растаяло. И потом никакого внимания со стороны общественности не стало. Со мной остались только мои друзья и адвокат. Еще я очень благодарна ВОРДИ — всероссийской организации родителей детей с инвалидностью — Татьяне Флегановой, Елене Клочко. Они мне помогли очень, свели с психологом, дали защитника из Москвы, который нас консультировал и сейчас готов в любую минуту прийти на помощь. Также я благодарна журналистам, которые приезжают практически на каждый суд и рассказывают о том, как продвигается дело. Многих из них я уже лично знаю.
— Правда, что родители обвиняемых хотели от тебя «откупиться» и предлагали заплатить по 150 тысяч рублей с каждого, чтобы ты не требовала максимального наказания?
— Нет. Это слухи. Мне никто ничего не предлагал. Я сама сразу сказала адвокату, что мне не нужны никакие деньги. Я хочу, чтобы убийцы понесли максимальное наказание. Был один странный эпизод, который всплыл на суде, когда одна из родительниц сказала, что отправляла мне какие-то деньги, кажется, 30 тысяч рублей почтовым переводом. Но она отправляла на старый адрес, где мы уже давно не живем. С Димой мы жили в съемной квартире. И вскоре после похорон переехали в свою, взятую в ипотеку, еще когда Дима был жив. Но наш новый дом он так и не увидел. Не успел.
— Изначально дело в отношении убийц Димы было возбуждено по статье «причинение тяжких повреждений, повлекшее смерть». Там очень небольшой срок — до трех лет. Как ты смогла добиться, чтобы статью поменяли на 105-ую — «убийство», где срок от 8 лет?
— Это было в декабре, перед Новым годом. Я села за компьютер и стала писать все, что я чувствовала. Всю свою боль. О том, кем и чем был для меня Дима, как мы жили вместе, что я потеряла вместе с ним. И это обращение я отправила во все инстанции — губернатору, генпрокурору, уполномоченному по правам человека, даже Путину. Я ходила с этим обращением на прием и к Ройзману, и к депутату Чепикову. И вот, в конце концов, меня вызвали в Cледственный комитет и сказали, что меня услышали и дело будет переквалифицировано. Но в местной березовской газете потом написали, что это было их самостоятельное решение. Это неправда. Я долго боролась.
— Что стало самым тяжелым испытанием за эти полгода судебной тяжбы?
— Это было два слушания назад, когда я впервые решилась посмотреть то видео. Несколько фрагментов общей продолжительностью, наверное, минут десять. Меня отговаривали, но я решила, что готова и должна это сделать.
Они били и пинали его, а он только стонал и просил: «Не надо».
Очень страшно, даже звери так себя не ведут.
Оскорбления, мат. Девочка, которая снимала все это на видео, говорила такие страшные вещи, что я не рискну их повторять.
Дима был выше всех их на голову. Они не могли достать его и велели сесть. И он сел, он все делал, что они требовали.
Мне кажется, он до последнего верил, что его отпустят.
Есть одна фотография из дела, где они сидит уже голый на земле… И там у него такой взгляд — «отпустите». Этот табурет, который разлетелся от удара об Димину голову, ведро, которое надели на голову и били по нему, — ну как это все можно было назвать смертью по неосторожности? Что значит «мы не хотели»? И на видео слышно, как громко они кричали. Я не верю, что никто этого не слышал. Вполне допускаю, что люди слышали, но просто испугались вмешаться.
— Дима снился тебе?
— Да, это было, когда я посмотрела видео. Я пришла из суда.
Дома я прилегла буквально на 20 минут. И он мне приснился. Он ничего не говорил, просто подошел ко мне с улыбкой, наклонился своим светлым лицом, взял меня за руки и крепко их сжал. Это были какие-то доли секунды. Но в его взгляде я прочитала «мама, я с тобой, ты держись!» Я не знаю, как во все это верить. Но я верю. Я правда чувствую его поддержку, он со мной.
— Были ли какие-то угрозы за время этого процесса? От обвиняемых, их друзей, их родителей?
— Давно, еще в сентябре мне в личных сообщениях во «ВКонтакте» от незнакомой девочки пришло странное голосовое сообщение. Сначала просто тишина. А потом такие слова: «Тебе понравилось, как я убила твоего сына?» Я не знаю, кто это был. Я просто добавила номер в черный список. Никому не стала про это говорить. Зачем? На суде родители обвиняемых говорили мне: «Зачем вы требуете максимального наказания для наших детей? Что вам от этого, легче будет? Все мамы вас будут проклинать! Наши-то выйдут на свободу, но ведь Дима уже не вернется». Для меня это было издевательство.
— А что с той девочкой, которая снимала видео?
— Она в спецшколе сейчас, где-то в Курганской области. Ей дали полтора года. Я считаю, что срок мал. Когда суд решал ее судьбу, нам почему-то очень долго не давали видео. Она могла вообще остаться без наказания. А когда мы смотрели то, что она сняла, я слышала, как она подначивала остальных, какие жестокие вещи говорила. А потом попросила подержать телефон и пошла пинать Диму. Если честно, я сомневаюсь, что ее могут перевоспитать.
— Как ты считаешь, они раскаялись?
— Они сухо попросили прощения. Родители тоже. Только одна мама сказала: «Зачем я буду что-то говорить, разве это как-то поможет сейчас делу?» Если честно, что-то похожее на раскаяние я видела только у одного из обвиняемых, который все это время находился под стражей. Согласно материалам дела, именно он нанес самые тяжелые удары Диме. Но в глазах я видела, что он действительно сожалеет о том, что произошло. Еще один из обвиняемых говорил, что видит Диму во снах и как только он выйдет из тюрьмы, поставит Диме памятник. Я считаю, что это фарс и издевка.
— Ты научилась жить без Димы?
— Еще учусь. Оказалось, что самое сложное — научиться обходиться без его эмоциональной поддержки. Он всегда подойдет, обнимет и поцелует. Скажет: «Мам, все у нас будет хорошо». Вот этого очень не хватает. Я понимаю, что Диму мне уже не вернуть. Я никому не желаю зла, но я хочу, чтобы убийцы моего сына понесли максимальное наказание.
Четырех подростков признали виновными в убийстве Дмитрия Рудакова с особой жестокостью из хулиганских побуждений. Они проведут в колонии от 8,5 года до девяти лет и девяти месяцев. Время, проведенное ими в СИЗО, посчитают как день за полтора. Елена Рудакова отказалась от материального иска.
Елена Клочко, председатель ВОРДИ (Москва):
— Все родители детей с инвалидностью в нашей стране восприняли эту историю, как свою личную трагедию. Каждый представил на месте Димы Рудакова своего ребенка. Когда произошла трагедия, мы запустили флешмоб по всему интернет-пространству: все 67 региональных отделений ВОРДИ объявили траур по мальчику. Мы поддерживали Лену личными сообщениями. Пытались донести, что она не одна — это наше общее горе.
Мы пытались добиться изменений в уголовном кодексе — ввести дополнительные пункты за преступления в отношении инвалидов. Но нам сказали, что это вписывается в существующую формулировку про «заведомо беспомощное состояние». Лену консультировал наш адвокат. Что касается приговора, суд не пошел на понижение статьи, срок назначили максимально суровый.
Конечно, очень сложная дилемма нравственного порядка — это то, что подростки испортили себе жизнь навсегда. Но что за этим стояло — детская жестокость или недостаток информированности о ментальной инвалидности в нашей стране? Я считаю, что сегодня нужно говорить о некоем общественном договоре. Все должны понимать, что люди бывают разные. Только так мы можем предотвратить подобные трагедии в будущем.
ЕТВ благодарит Елену Рудакову за предоставленные фотографии.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML