Почему спорящие о Церкви спорят на разных языках, в чем причина разделений, почему человек загорается Христом и есть ли сегодня «тяжелые времена» – размышляет священник Сергий Круглов.
– Правда ли, что для Церкви настали тяжелые времена, что быть христианином сегодня труднее?
Священник Сергий Круглов
– Я бы хотел успокоить тех людей, которые, размышляя о состоянии Церкви, считают, что все плохо, все вырождается, по сравнению с неким прошедшим «золотым веком». Человек во все времена и эпохи испытывает трудности, человек любой культуры, будь это культура мегаполиса или сельская, культура советская, или постсоветская, или дореволюционная. Человеку по его немощи, по узости его взгляда на мир, кажется, что его трудности и его проблемы самые тяжелые. Но сегодня христианином быть нисколько не труднее, чем в любое другое время, в любом другом месте – на Востоке ли, на Западе.
В какое время у христиан не было трудностей – в Новое время, в Средние века, в первые века? Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть книги по истории Церкви, перечитать те же Деяния апостолов и послания апостола Павла…
– Между христианами должна быть любовь, есть ли она сегодня?
– Есть прекрасные люди, и они вокруг нас. Но, чтобы их увидеть, для начала надо самому быть прекрасным человеком. Как сказал наш Учитель: «Если око твое будет чисто…» (Лк. 11:34). Если изменить точку взгляда на мир, если перестать смотреть каждый из своего пулеметного гнезда, каждый через свой прицел, тогда мы и увидим, что есть любовь. Куда она делась?
– Но вот послушаешь порой беседы людей или откроешь социальные сети – и страшно становится.
– Это другой вопрос. Вопрос болезней, которые терзают современное общество и современного человека. Болезни и эпидемии в разные века бывают разные. Были времена, когда народами овладевала, например, чума или холера, или еще какие-то болезни. Когда одни болезни бывали относительно побеждены, наступало время других болезней.
Сегодня – это болезнь уныния, которая выражается, в том числе, в соматических вещах – в клинической депрессии, в ослаблении иммунитета человека, в психических заболеваниях, которым бывают подвержены и дети, и взрослые. Поэтому на фоне этой болезни людям кажется, что всё истощилось, что, действительно, нет чего-то хорошего в жизни, нет любви и так далее. Но это всего лишь говорит овладевшая людьми болезнь.
– Почему у людей в Церкви так много разделяющего? «Либералы» и «консерваторы» готовы броситься друг на друга чуть ли не с кулаками…
– У всех христиан одно главное общее – они все знают Христа, но сами они могут быть очень разными. Например, апостолы. Петр такой, Иоанн – совсем другой, Фома, Иаков, брат Господень, Павел – они все разные люди, но у них у всех есть объединяющее – они лично знали Христа, у них с Ним есть какие-то отношения. Общение со Христом не делает всех людей одинаковыми. Оно делает людей – самими собой.
Этого хочет и Господь, чтобы мы стали самими собой, завели с Ним некие свои отношения, основанные на любви, а потом завели бы такие отношения с другими людьми, с ближними своими.
Тут уже труднее, потому что Христос – Один, а людей много, и с каждым завести особые отношения бывает трудно, на это иногда целая жизнь уходит. Поэтому, пока эта целая жизнь уходит, нам кажется, что ничего не получится, а на самом деле мы еще рано судим. Еще все впереди, мы еще вовсе не в конце пути.
У упомянутых вами церковных консерваторов и либералов – у всех у них есть Христос (должен быть, по крайней мере). И пусть они спорят между собой, спорить естественно для человека – это тот самый процесс трудного и долгого узнавания друг друга, который эти же люди прошли ранее (или не ранее, а, как чаще всего бывает в жизни, одновременно) в узнавании Христа.
Лишь бы в споре не перегибали палку, не забыли про слова Христовы: не потому узнают все, что вы Мои ученики, что у вас в храмах будет одинаковый богослужебный язык или вы все будете принадлежать к одной и той же политической партии, а потому, что будете иметь любовь между собою.
– Помню, несколько лет назад я зашла на мусульманский форум, а потом даже вернулась проверить, точно ли попала туда – настолько риторика (часто обвинительная) у посетителей форума совпадала с той, что читаешь на православных форумах.
– Риторика, конечно, похожа, что мусульмане, что православные – все люди…Человеческое, просто человеческое.
К слову, об исламе и прочих религиях: христианство от всех от них отличается в главном. Христианство – это прежде всего о личных отношениях с Богом, о таких же, как были у Авраама, Исаака, Иакова, о личных отношениях, в которые Бог Сам вступил с человеком и ждет ответа на них – отсюда и «завет», договор о двусторонних отношениях, диалог…
Это, прежде всего, жизнь, а не религия как организованное поклонение, сравнимое с теми или иными религиями, в ряду прочих, просто со своим институтом, с культом. Такой взгляд, конечно, бывает трудно «доказать» миру, потому что все-таки и институт, и культ в христианстве – есть, «наросли» за долгие века…
Впрочем, так ли важно что-то непременно доказывать миру в этом смысле? Помню слова (к сожалению, точно не помню, чьи): «Мы, христиане, не призваны сделать так, чтоб Евангелие в этом мире победило – мы призваны свидетельствовать о нем». У Самого Христа вместо доказательности – совсем другой, живой подход: «Прииди и виждь, есть ли что доброе из Назарета или нет…» (ср.: Ин. 1, 46).
– Христиане живут в обществе, которое все-таки чрезвычайно разделено. Может ли идея христианства, православия служить объединению людей?
– Конечно, разделение и было всегда, всегда были войны, противоборства мнений, разных идеологий и так далее. Есть оно и в наше время, в постхристианском пространстве, тем более, что это пространство мультикультурно.
Фото: spbda.ru
И сегодня невозможно изобрести какую-то новую идею для объединения людей, ну, кроме разве что самых примитивных, лежащих в фундаменте пирамиды Маслоу. Похоже, люди уже устали от всех идей, они попробовали всё и на горьком опыте знают, что все равно ничего не получится. «Что вы говорите, христианство? Мы уже пробовали на основе этого строить христианское государство, христианское общество, ничего не получается».
Наше время, если посмотреть со стороны, очень странное. С одной стороны, – это время предельной разобщенности людей. С другой стороны, в нем работает некий миксер, который как-то пытается объединить их всех, недаром в литературе и в кино жанр антиутопии остается одним из самых востребованных…
Мне кажется, что одной из главных идей антихриста, по крайней мере, в ряду других идей, будет такая: Христос, христианство, Церковь – это мы уже проходили.
Антихрист, похоже, даже не будет бороться со Христом, он просто отодвинет Церковь в сторону как нелепую старую обветшавшую идею, и очень многие с ним, увы, согласятся.
Тем не менее, потребность в вочеловечившемся Боге и в любви была, есть и будет самой базовой в человеке, базовее всех прочих, она вложена в нас Творцом. В этом смысле я верую и Богу, всему, что Он сделал и делает, верю и в людей.
– Но наша страна позиционирует себя православной, может ли все государство вдруг стать христианским?
– По поводу «страна себя позиционирует»: мы же знаем из истории, что понятие «христианское государство» – это оксюморон. Царство Христово и царство кесарево – это разные царства, у них разные законы.
«Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Мф. 6:33). Или – ищите царства кесаря и правды его. Правда Царства Божия одна, а правда царства кесаря другая… Мы рождаемся и живем в царстве кесаря, поэтому куда мы от его правды денемся, но рано или поздно христианин, следуя в жизни за Христом, вступает в конфликт с этой кесаревой правдой. Как он для себя этот конфликт разрешает – другой вопрос…
Идеального православного христианского государства не бывает, как показала история. То, что себя страна позиционирует как православную, может довольно скоро кончиться, может кончиться завтра, как только какие-то определенные силы, которые находятся во власти, потеряют интерес к православию, к православной идеологии.
У нас же уже так было, был 1917 год, в конце концов.
– Мы каждое утро читаем: «Верую во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». Но после ситуации с Константинопольским Патриархатом трудно не начать задумываться, о какой Единой Церкви речь.
– Трудно не начать задумываться, вы сказали? А отчего же – не задумываться? Задумываться как раз и нужно о таких вещах. В частности, искать ответ на вопрос: так что же все-таки такое – Церковь? И если создал ее Сам Христос Господь, то сколько именно и каких церквей Он создал? И какие главные признаки Церкви, без которых она перестает быть Церковью, а какие – все-таки второстепенные, есть ли границы у Церкви и если есть, то где они проходят?
Мне думается, определить, что такое Церковь, так же трудно, как определить, что такое человек. Но необходимо. В спорах о Церкви каждый видит в ней свое: один – земную организацию со своей иерархией, политикой и злобой дня сего, другой – мистическое неотмирное единение людей во Христе, третий – комплекс этических, культурных и прочих идей, четвертый – тихую гавань, семью, где исстрадавшиеся в скитаниях по миру чада обретают наконец Отца, пятый – этнографический заповедник, и так далее.
Спорящие о Церкви часто спорят на разных языках, живя как бы в разных измерениях, не замечая этого.
Если бы перед началом они договорились, что именно они понимают под Церковью, думается, половина споров бы исчезла, вместо спора или вместо двух звучащих во взаимную глухоту монологов был бы возможен диалог…
– Но как-то больно, что тут вот можно причащаться, а там – нельзя.
– Да, конечно, известие о разрыве в евхаристическом общении с Константинополем, о печальных событиях на Украине больно отозвалось во многих верующих.
Конечно, для кого-то, кто живет за границей и давно связан с приходами, находящимися под константинопольской юрисдикцией, это жизненно важно, а для кого-то это просто досужий повод для пересудов, вроде той дамы, вошедшей в поговорку, которая ужасалась: «Как же я теперь буду на Афоне причащаться?» (шутка, кстати, не такая уж и придуманная, ко мне, например, обращались с таким именно вопросом). Однако на такие вопросы – как быть тем или иным конкретным прихожанам, можно ли продолжать быть в той православной общине, в которой живешь уже много лет и которую по каким-то причинам теперь объявили сомнительной, и так далее – нельзя ответить общо и голословно, каждая отдельная ситуация – уникальна.
Думаю так: если с этими людьми и в этом храме ты вместе подходил к Чаше, вместе с ними и со священником молитвенно строил Евхаристию, если не сомневаешься в действительном присутствии среди вас Христа, если в этой Церкви твоя жизнь была подлинна, то это живое Христово присутствие, эта евангельская непредвзятость и простота помогут тебе преодолеть тяжкое искушение, которое, надеюсь, рано или поздно пройдет, ведь оно не вечно. Доверься Христу, Он выведет.
Печально, очень печально, что происходят расколы, но я повторю еще раз: они совсем не такая уж неожиданность, расколы в Церкви, увы, происходили всегда, потому что грех, кипение страстей и невзрослость ума и сердца присущи всем вообще людям в падшем, болящем мире. Но все еще впереди, потерпите немного. Потерпите, уклонитесь от зла. «Уклоняйся от зла и делай добро» (Пс. 33:15). Смотрите, ведь не сказано: убейте зло (тем более – «злых»), а именно – уклонитесь от него, не вступайте с ним в общение, лучше пойдите и сотворите благо какое-нибудь.
Пусть те, кто в своих политических целях творит в Церкви раздоры, делают, что хотят, плоды их дел к ним и вернутся, а мы не будем ни обсуждать, ни осуждать, мы просто не будем туда лезть. Закрывать глаза на грех тоже не будем, делать вид, что греха нет – просто будем учиться у творящих грех самим не делать как они, не плодить раздор, а стараться в своей собственной жизни следовать завету Христа: «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой» (Мф. 5,23).
Повторю еще раз: не требовать и сложа руки ожидать от иерархов и политиков, чтоб они прекратили раскол – но в своей собственной жизни поступать по-евангельски. Иного пути, кроме как через себя самого, чтобы противостоять злу, не было и нет.
– Сейчас много говорится о возрождении общинной жизни. Почему это важно?
– Как – почему? Потому что община – это основа Церкви, это, собственно, и есть Церковь. Христос и люди в отношениях любви. Не «все вообще люди», а вот эти, конкретные, живые.
Церковь как собрание людей и Христа среди них первична в Церкви по отношению ко всему остальному. Самая святая вещь Церкви – Евангелие, таинства, каноны, обряд, храм и его святыни – ничто без Церкви. Что такое, скажем, Причастие? «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 23:19). Это не просто Тело Христово, данное вообще «всему миру».
Таинство Причастия, прежде всего, знак собрания, знак экклесии, которая собирает всех вместе. За столом Тайной Вечери сидят те, кого Христос выбрал, двенадцать самых близких Ему людей. Нет, ученики не отгородились от мира, они пошли в мир, Он Сам их туда отправил, из этих людей, из маленького дружества, как из зерна, выросла Вселенская Церковь, но именно отношения внутри общины, отношения любви, Сам Христос обозначил как важнейшие.
Если нет собрания и экклесии, какой смысл в Причастии? Кому именно протягивает Господь Тело и Кровь Свои, и – для чего?
Кто именно их принимает, кто – евхаристически благодарит, и что потом делает с этими Дарами, выйдя из храма? На этот вопрос каждый христианин тоже должен искать для себя внятный ответ. Скажете, что это азы, прописные вещи, которые-де и так всем православным понятны? Жизнь показывает, увы, что вовсе нет…
Фото: tatmitropolia.ru
И живых примеров таких церковных общин – множество, как в Москве, так и по всей России, если всех перечислять – нашей беседы не хватит. Те, кому свет застят «храмы-вокзалы» с потоком приходящих-уходящих захожан и неприглядные нравы, которые в таковых царят, пусть приложат труд и поищут настоящую общину.
– В некоторых спальных районах крупных городов люди могут регулярно приходить на богослужения, но не знать друг друга…
– Приход, в котором люди друг друга не знают, потому что никто никому не нужен и неинтересен, в котором каждый приходит сам по себе со своей «священнонуждой» – удручающее явление…
Думаю, что рано или поздно эта ситуация изменится. Например, как, к сожалению, бывает, от противного… Скажем, когда жизнь прижмет, почему-либо перестанут строить огромное количество храмов, когда мы начнем снова, как в советское время, лишаться храмов, тогда люди обратят внимание на людей, друг на друга: кто мы? С кем я рядом? С кем я стою перед Чашей? Зачем мы сюда собрались? Тогда будет не столь важно, какой архитектуры храм и как он выглядит, и тогда люди, может быть, вспомнят, что христианство – все-таки не храмовая религия, а человеческая.
– Живет себе человек, каждое воскресенье ходит в храм, как-то в общину не попал, живет себе мирно, детей растит, на работу ходит. И всё. Нищих не кормит, больных лечит исключительно своих, когда свои болеют. Получается, у него по Евангелию нет шансов уже ни на что?
– Шансы всегда и у каждого есть. Другое дело, что одному человеку бывает в своей жизни легче эти шансы реализовать, другому труднее, люди ведь разные. Кроме того, известно, что каждый последующий подвиг легче совершать, когда есть предыдущий. Поэтому, чем раньше человек станет тренироваться в христианском образе жизни, чем раньше он за это сознательно возьмется, тем ему легче будет и дальше.
Заповеди Христовы, которые Господь дал для исполнения, – чрезвычайно трудны, и трудность не только в том, чтобы их исполнить, а в том, чтобы найти возможность их исполнить. Жизнь далеко не всегда дает такие возможности, она противится им. Как только человек захочет по-настоящему жить во Христе, он сразу ощущает на себе войну всего мира, сопротивление материала этого мира.
Мне вспоминается рассказ, наверняка известный и вам. Некий монах-подвижник молился, подвизался, спасался, и однажды ему явился Господь. Монах стал плакать, что весь мир погибает, христиан-то настоящих нет. Господь говорит: «Что ты убиваешься? Я всех помилую». «Как так? – удивился подвижник, – чего ради тогда мы, монахи, здесь так убиваемся, подвизаемся, строго постимся и так далее?» Господь объяснил: «Всех остальных я помилую, а вы будете Моими друзьями». Так что смотря чего человек хочет – хочет он просто быть помилованным или хочет быть другом Христовым…
– Что значит быть другом Христовым? Обычный человек, живет себе, крутится, крутится, и как ему попасть в друзья?
– Не знаю. Общих рецептов нет. Для начала – надо этого захотеть… Но тут мы вступаем в область тайны личности человеческой, которая не менее велика, чем тайна Божия. Откуда это желание берется в человеке, отчего он вдруг загорается Христом? Знаю только, что это – происходит.
– В 90-е был интерес к Церкви, но многие считают, что Церковь не оправдала тот кредит доверия, который ей выдало общество. Что вы об этом думаете?
– На мой взгляд, этот интерес, энтузиазм в отношении к Церкви, явленный в 90-е, который уже сейчас иные со слезами на глазах вспоминают чуть ли не как «золотой век» церковности, по-народному называется «в охотку». Оговорюсь: было не только это, но и это было.
Конечно, в 90-е годы, когда храмы открыли, народ по очень многим причинам кинулся в них: теперь у нас будет новое счастье, новый рай в этих храмах. На самом деле то, что кипело в 90-е годы, потом естественным образом разлилось, и сейчас начинает как-то устаиваться, принимать какие-то, может быть, более спокойные, может быть, по сравнению с 90-ми годами, даже скучные и неприглядные формы, но, повторю, это процесс не из рук вон уникальный, так бывало в Церкви всегда, во все времена нашей земной многострадальной жизни.
Тем не менее, христианская жизнь была живой не только в 90-е, она жива и сейчас – потому что живы люди-христиане. Да, она, наверное, не такая яркая, ее трудно запечатлеть в образах рекламного видеоклипа, и для христиан сейчас все труднее говорить «мы», чаще приходится говорить «я», переосмысливать многие вещи… Но она несомненно есть.
Фото: spbda.ru
Все-таки общество (или те, кого в Церкви именуют «внешними») и Церковь – не враги и не антагонисты, и там и там – люди, все те, кому Бог желает спасения. Мне видится, что это – братья, которые в очень непростых, болезненных даже, отношениях друг с другом. И коли Церковь считает себя старшим братом, то и ответственность на ней лежит большая…
– Как Церковь должна на эту критику отвечать?
– Церковь должна отвечать внятно, открыто, просто, спокойно. Хорошенько помолившись Богу перед тем.
Когда спрашивают: «Что Церковь говорит по тому или иному поводу?», надо помнить, что в Церкви есть разные институции, разные интересы, разные люди, разные спикеры, более известные и менее известные. Чаще всего обращают внимание именно на яркие фигуры, на широко транслируемые заявления.
Но Церковь с обществом общается и на уровне батюшки и прихожанина, и вот это общение батюшки и прихожанина в каком-то далеком приходе ничуть не менее важно, даже, может быть, более важно, чем выступление известного церковного спикера, звучащее официально по каким-то официальным вопросам.
Бывает критика здравая, критика с любовью, и она как раз чаще всего исходит от церковных людей, неравнодушных к судьбам Церкви. Такая критика – желание помочь, желание вылечить те или иные болячки.
– Какая, вам кажется, сейчас самая главная проблема Церкви?
– Настоящие проблемы всегда одни и те же – они касаются Христа и человека. Все те, с которыми мы в одиночестве своей жизни сталкиваемся каждый день. Как сохранить веру? Как дожить до Христа? Как не потерять радость жизни, если она вообще есть, и что она означает? Что делать с ближними, которых надо любить? Как их любить, когда они все противные, их – и себя, в первую очередь?
– Какой сегодня должна быть проповедь?
– Если проповедь – это инструмент для какой-то корыстной цели, для того, чтобы привести человека в Церковь, чтобы человеком манипулировать «во имя», то от такой проповеди окружающие давно устали.
Помимо словесной, есть очень важный вид проповеди – невербальная: живи сам со Христом, заражай других своим вдохновением веры.
Вот в этом смысле иногда и возникает ощущение, что Евангелие в окружающем мире еще не проповедано…
– Вы заметили, как менялось отношение к священникам в последние лет десять?
– Да, конечно. Во-первых, к священникам привыкли. Когда-то было время, когда просто пройти в рясе по улице было событием: все к тебе подходили, кто-то к тебе пытался приложиться, а кто-то, наоборот, тебя начинал обличать, глумиться и так далее.
Сегодня к священникам привыкли, с одной стороны, это хорошо, они перестали восприниматься как экзотика. С другой стороны, есть здесь и негативный момент – сами священники, во многом, к сожалению, так себя позиционируют, так себя ведут, что окружающие видят: это просто работа у него такая, служит, карьеру делает, деньги стяжает, а так – все как у нас: «ни божества, ни вдохновенья»…
А с третьей стороны, опять хорошо: наглядное лицезрение того, что священник – такой же человек, как и все. Видя это, приходящие в Церковь быстрее избавятся от иллюзий, от поисков «волшебного старца» и «всемогущего батюшки», а начнут искать главного – Христа и единения с Ним.
– Время от времени встречаешь рассказы людей, разочаровавшихся в Церкви… А вас что в ней удерживает?
– А что удерживает человека вообще в жизни, в которой вокруг столько разочарований, греха и несправедливости, разбитых мечт и неоправдавшихся надежд? Один не выдерживает и «возвращает билет Богу», а другой продолжает любить жизнь, несмотря ни на что… Почему? Тайна. Человек – великая тайна. И в этой тайне он не один, Христос всегда и всюду с ним вместе.