12
Марина Калинина* с нуля создала успешный бизнес. У нее любящий муж и маленький сын. Большинство знакомых не знает, что у Марины — шизофрения. Девушка научилась управлять своим состоянием, благодаря постоянной работе с психиатром и психологом. Наша героиня научилась жить с болезнью и рассказала «Правмиру» свою историю, чтобы помочь другим. *Имя героини изменено по ее просьбе.
Мы с родителями переехали в Омск, когда мне исполнился год. Мама преподавала в институте почти всю свою жизнь. Папа был директором магазина, потом работал в отделе снабжения крупной компании.
У меня было обычное советское детство: я была октябренком и пионером, любила читать книги, хорошо училась. После седьмого класса поступила в гимназию, в филологический класс. Легко поступила в педагогический университет на филфак и на «отлично» отучилась первые два курса. Правда, мне было уже неинтересно — в гимназии у нас преподавали педагоги из нашего вуза, многое я уже знала.
После второго курса у меня появился странный друг. Его звали Сергей, ему было около 40 лет. Мне на тот момент исполнилось 19, но разница в возрасте меня не пугала. Этот человек часто приглашал меня прокатиться по городу на его темно-зеленой иномарке. Мы ездили, разговаривали часами, а потом он отвозил меня домой. Больше между нами ничего не было.
Во время наших поездок я стала замечать, что за нами следует такая же машина, только черная. Спутнику своему ничего не сказала, но насторожилась. Сам он однажды обронил: «Какой-то мужик странный. Мы с ним будто в догонялки играем». Я поняла, что за Сергеем следят. Подозревала, что он связан с криминалом. У него в речи иногда проскакивали словечки из тюремного жаргона.
Однажды заглянула в его права, когда он вышел ненадолго из машины. Передала данные знакомому из милиции. Тот «пробил» его по базе, но толком ничего не смог сказать. Мол, это дело по части ФСБ, а не МВД. Мне стало страшно. Нас же наверняка вместе видели. С Сергеем я перестала общаться.
В это же время началась зимняя сессия. Она давалась мне тяжелее обычного — в филфаке я была разочарована, поэтому училась не так усердно. Мама настаивала: «Сдавай всё на пятерки». Она же преподаватель, как она у себя на кафедре скажет, что дочка уже не отличница. Я сильно переживала. И так вышло, что первый экзамен сдала на «четыре». Помню, даже боялась домой идти.
Но семье было не до моих оценок. Случилась беда. У бабушки нашли опухоль, это был рак. Мама тут же уехала к ней, в деревню под Новосибирском — водила ее по врачам, поддерживала. Мы с папой остались вдвоем. Тогда я на фоне стресса — из-за бабушкиного диагноза, тяжелой сессии и ситуации с Сергеем — заболела впервые.
Каникулы закончились, студенты пошли на занятия, а у меня начались проявления бреда. Казалось, что за мной следит милиция. Когда я даже издали видела людей в форме, меня начинало колотить: «Это за мной!» Я быстрее бежала домой. Отец в то время много работал – уходил к восьми утра, а возвращался только в десять. Поэтому о странностях моих не знал.
Я стала прогуливать университетские занятия. Выдумывала какие-то причины, чтобы не появляться в вузе — считала, что там меня и будут искать.
Мне все время было страшно. Я отказывалась выходить из дома. Без конца поглядывала в окно. Если на обочине парковались машины, думала, что это за мной.
Перестала спать и есть, похудела. Говорила о своих страхах отцу, который понять не мог, что со мной происходит. Это были первые признаки заболевания, сейчас я это понимаю.
Папа заботился обо мне, как мог. Заваривал душицу, капал валерьянку. Я могла немного поспать, когда он находился рядом и держал меня за руку. По вечерам отец вел меня на прогулку, успокаивая: «Сейчас мы пройдемся, ты хорошо выспишься, а утром пойдешь в университет». Когда я про это слышала, у меня начиналась истерика. В итоге он попросил маму немедленно вернуться. Вместе родители отыскали платную психиатрическую клинику и положили меня туда. Я не отказывалась, потому что была согласна на что угодно, лишь бы все это прекратилось.
Фото: www.silviagrav.com
Частная клиника не похожа на психиатрическую больницу. Там мне не ставили конкретный диагноз — говорили про нервный срыв или невроз, давали успокоительное. Я наконец начала нормально спать и есть. Хотя долгое время была уверена, что даже в стационаре нахожусь под колпаком. Выписали меня только спустя четыре месяца. К концу мая я появилась в университете и даже сдала летнюю сессию – преподаватели и однокурсники мне помогали.
Болезнь возвращалась ко мне. В этой клинике я лежала трижды. Но это не помешало мне закончить вуз.
На старших курсах я познакомилась с Иваном. Он тоже учился в университете, только на матфаке. О том, что со мной происходит, я рассказала ему сразу. Он воспринял это спокойно. Мне стало легче, я влюбилась и была счастлива.
Когда мы закончили вуз, то по специальности работать не пошли. Я выбрала торговлю — устроилась в фирму по продаже строительных материалов. Иван работал в рекламе – они с коллегами печатали визитки, делали какие-то вывески. Спустя несколько месяцев мой парень предложил: «Давай вместе откроем бизнес».
У меня очень хорошая память. Поэтому к тому времени я уже знала всех поставщиков стройматериалов в Новосибирске. Мы заключили контракт с заводом, стали дилерами в Омске. Я общалась с клиентами, а Ваня набирал персонал и изучал технические премудрости. Зарабатывали мы хорошо, в сезон выручка достигала миллиона рублей. Но общее дело отнимало все больше времени и сил.
Начались ссоры. Работы было слишком много, мы оба уставали. В то же время мне казалось, что у моего парня кто-то есть… Я уехала на 10 дней в профилакторий за городом, чтобы отдохнуть и прийти в себя. Обратно меня вез Иван. Он не справился с управлением. Мы вылетели с трассы на скорости 160 километров в час. Говорю точно, потому что в этот момент смотрела на спидометр. В тот день мы чудом остались живы. После этого мне снова стало плохо. От стресса через несколько дней у меня обострилось заболевание.
Приступ был особенно тяжелым. Мне казалось, что у любимого не только другая женщина, но и есть ребенок. Я донимала его разговорами об этом, снова перестала спать. В итоге заперлась дома и никого не впускала. После работы Ваня ушел ночевать к матери. Не помню, что я еще творила тогда. Рвала какие-то книги, распотрошила подушку. Утром родители уговорили меня открыть им дверь. Хаос в квартире их потряс. Они позвонили в частную клинику, но там меня не приняли — за это время она сменила профиль. Пришлось вызывать скорую. Так, в ноябре 2003-го, я впервые попала в психиатрическую больницу.
Забегая вперед, скажу: с Иваном мы расстались после моей выписки. Подозрения в измене оказались не беспочвенными.
В приемном отделении у меня забрали все вещи и одежду. Взамен выдали больничную — старую, поношенную. Так поступают со всеми. Да, это неприятно. Но о комфорте в этой больнице меньше всего думаешь. Больше заботит элементарная безопасность.
В каждом отделении палаты пронумерованы: нулевая, первая, вторая… Чем выше число, тем, я так помню, лучше состояние пациентов, которые там находятся. Начинала я, конечно, с нулевой. Туда попадают все «тяжелые» пациенты. Рядом в первой палате находились и те, кто проходит психолого-психиатрическую экспертизу в рамках уголовного дела. Например, некоторых моих «соседок» обвиняли в убийстве. Когда я об этом узнала, мне стало не по себе.
В первые дни я постоянно спала, потому что меня накачивали лекарствами. Будили меня, только чтобы поела и снова приняла препараты. На первом этаже я провела примерно неделю. Потом врачи заметили улучшение и переселили меня наверх — туда, где лежали спокойные пациентки. Примерно в то же время я впервые услышала мой диагноз — параноидная шизофрения.
Кормили нас плохо. Три раза в день давали овсяную кашу, то с какими-то куриными костями, слабо напоминающими жаркое, то в виде супа. Меня навещали родители, приносили продукты. Напрямую еду пациентам не давали — ее можно было получить в столовой во время полдника, и там же нужно было есть передачи. В комнате для встреч с посетителями, как мне потом объяснили, нет санитарных условий для приема пищи.
Но особенно тяжело мне далось отсутствие воды — в палате ее хранить не разрешали. Мол, бактерии заведутся. А от таблеток у всех сохнет горло. Справедливости ради скажу, что в 2017-м мне позволили иметь при себе бутылку с питьевой водой.
В отделении были пациенты, которых никто не навещал. Этим людям не хватало нормальной еды и простого человеческого участия. Мне казалось, что они здесь давно — изможденные, со стеклянными глазами.
Помню, ем я курицу, которую передали родители, ко мне подходит женщина и просит: «Разреши косточки поглодать».
У меня все внутри перевернулось в этот момент. Я отломила большой кусок мяса и протянула ей. Она обрадовалась. Такое я видела впервые в жизни.
С одинокими людьми персонал ведет себя довольно грубо. У них нет родных, которые могли бы за них вступиться. Вообще в психиатрической больнице с тобой никто не считается, там постоянно орут на больных. Не бьют, но могут тебя привязать к кровати за руки и за ноги, это называется «вязки». Один раз и меня привязали и не выпустили на свидание к маме, только молоком попоили, что она принесла. До сих пор помню его холодный вкус.
Фото: www.silviagrav.com
У нас были дежурства по палате — каждый день мы мыли полы, раковину, зеркало. В рабочие дни приходилось мыть туалеты. Санитарки ничего подобного не делают, все падает на больных. И никого не волнует, как ты себя чувствуешь — иди и делай. Никто из нас не пожалуется, все это понимают.
В больнице я познакомилась с Ленкой. Она была намного младше меня. Красивая, как кукла Барби — длинные светлые волосы, голубые глаза и стройная фигура. Ее часто навещали родители — совсем еще молодые. Мне они показались хорошими людьми. Но счастья в семье не было — дочка болела, сын стал наркоманом. Лена потом рассказывала, как он всё из дому вынес, а отец от него отказался. Она тяжело все это переживала.
Мы дружили, созванивались уже после выписки. А потом Ленка пропала. Только потом я узнала, что во время поездки на дачу ее родители поссорились, отец купил в деревне спирта, отравился и сразу умер — тот оказался паленым. Брата погубили наркотики. Лена этого не перенесла, выпила много таблеток… Ее не спасли…
Сталкивалась я и с агрессивными пациентами. С одной девушкой, Надей, у меня даже был конфликт. Она ждала в нашей больнице решения суда. Выросла в неблагополучной семье, держала в страхе весь район маленького городка, из которого ее привезли. Отнимала у школьников деньги, мобильные телефоны. В суде решали, где Надя будет лечиться — в Омске или в специализированной психиатрической больнице для осужденных в Казани. В палате она пыталась навести тюремные порядки, запугивала других пациентов. Пыталась давить на меня, но я ей спуску не дала — мы даже однажды подрались. Противостояние длилось недолго — однажды за ней пришел конвой. Остаться в городе, как она хотела, не получилось. Ей тогда было всего 14 лет…
Но это, скорее, частный случай. Большинство пациентов — люди со сломанными судьбами.
Я всегда говорю: в психиатрической больнице нет больных. Там живут несчастные, у которых не сложилась жизнь. У многих из них не родственники, а подлецы.
Моей соседкой как-то раз была женщина лет 60. У нее много лет назад случился послеродовой психоз. Она лежала в больнице два раза, очень давно. Сама подняла сына, всю жизнь трудилась штукатуром-маляром и заработала на комнату гостиничного типа. Когда ей снова стало нехорошо, взрослый сын не стал разбираться в ее состоянии. Сдал мать в психиатрическую больницу, отнял у нее ключи. Ни разу не навестил. Эту женщину не выписывали долго, потому что ей попросту некуда было идти. Она лишилась единственного угла, который заработала тяжелым физическим трудом! И таких историй там миллион… Горько их слушать. Особенно когда ничем не можешь помочь.
Будущему мужу я рассказала о моем диагнозе через две недели после знакомства. Страшно ли было об этом говорить? Нет. Я убеждена, что если человек решит остаться со мной, то он должен знать правду. Чтобы это не стало неожиданностью, когда отношения зайдут слишком далеко.
Отреагировал Саша спокойно. Больше того, ему стало интересно. «О, шиза – это дар», — сказал он тогда. Я возразила: «Какой это дар, сплошное мучение. И для меня, и для родственников». Но ему все равно казалось, что я особенная, необычная.
Через четыре года он узнал, как это серьезно, когда мое заболевание обострилось. У нас на тот момент был совместный бизнес — небольшой магазин в Омске. Мы поженились, зимой хотели полететь в путешествие по Италии, запланировали посетить несколько городов: Милан, Флоренцию и Рим. Билеты были на январь, мне на тот момент уже было нехорошо. Я в постоянном стрессе находилась — перед Новым годом у нас была максимальная выручка, мы работали по 14 часов в сутки. Соседи затеяли ремонт в начале января, и я не могла нормально отдохнуть и восстановиться — дома было шумно.
Сначала путешествие только радовало нас. А когда мы добрались до Рима, мне стало плохо. Там была весна, я ее и в Сибири тяжело переношу — перепады давления, жуткие головные боли. За ними последовало обострение, причем довольно тяжелое. Во время прогулки я сказала мужу, что за нами следят. Подозревала всех – сотрудников гостиницы, случайных прохожих. В номере я смотрела в стену и думала, что вижу мультфильм. Ему стало страшно, он понял, что я заболела. Такое со мной случилось впервые на его глазах. До возвращения домой он толком не спал и не ел, переживал, бегал по аптекам, чтобы купить хоть какое-то снотворное для меня…
Фото: www.silviagrav.com
Потом Саша позвонил моей маме, родители встретили нас в Новосибирске. К счастью, во время полета я вела себя спокойно. Когда мы вернулись в родной город, меня сразу положили в психиатрическую больницу. Муж навещал меня каждый день. Случившееся только укрепило наши отношения.
Я хотела родить ребенка, но боялась. Не знала, что со мной будет — от лекарств ведь придется отказаться еще до наступления беременности. Когда я заговорила об этом с психиатром в поликлинике, она отрезала: «Нельзя прекращать прием препаратов». Отвечаю: «А что мне делать?» И слышу: «А у вас есть хобби?» Моим единственным увлечением был собственный бизнес, которым я занималась пять лет. Но как это могло заменить мне детей?
Нашелся специалист, который меня поддержал. Мой участковый психиатр сказала: «Как врач я не имею права тебе это разрешить. Но как женщина скажу: пока можете — рожайте. Как забеременеешь, звони — мы препарат отменим». Мне на тот момент было уже 35 лет. Параллельно я наблюдалась у психолога. С ней мы обсуждали мои страхи и сомнения.
Мне не давало покоя, что я не выношу беременность или врачи заставят меня сделать аборт, если начнется обострение…
Спустя два года я забеременела. Мы с мужем были счастливы. Но в сезон торговли я много работала в своем магазине. У меня снова началось обострение. В 6 месяцев беременности меня забрали в стационар и снова посадили на препараты. Как мне потом объяснил лечащий психиатр, современные препараты можно принимать беременным в последнем триместре. Было много случаев, что пациентки принимали новые лекарства и у них рождались здоровые дети. Я молилась о том, чтобы все было хорошо.
Острое состояние удалось снять быстро. Меня перевели на второй этаж. Помню, что в больнице я все время хотела есть. Родные привозили продукты. Мне разрешили иметь при себе бутылку с водой. Отец каждый день водил меня на прогулки. После выписки я попала в роддом на сохранение. Время шло быстро. Наш малыш родился летом, в 40 недель, абсолютно здоровым.
От грудного вскармливания из-за приема лекарств пришлось отказаться. Врач, который принимал роды, сказал: «Если не пить препараты, ты рискуешь попасть в психушку, а ребенок останется на попечении мужа. Ему придется между вами разрываться». Я прислушалась к нему, стала принимать таблетки, чтобы подавить лактацию. Через несколько дней я с сыном приехала домой. Муж стал во всем помогать мне, ночами сам кормил сына из бутылочки, чтобы я могла выспаться и днем ухаживать за ребенком самостоятельно.
Болезнь на протяжении многих лет ко мне возвращалась. Это тяжело. Каждый раз я не знаю, смогу ли вернуться к сознательной жизни или останусь в мире бреда и галлюцинаций. Иногда я не помню, что со мной было в период обострения. Но мне везет, память возвращается. Правда, есть моменты, про которые я не знаю — вымысел это или правда. Некому это прояснить. Они лежат в отдельном отсеке моей памяти.
Фото: www.silviagrav.com
Я научилась регулировать свое состояние. Достаточно психогигиены, чтобы быть в форме. Стараюсь хорошо высыпаться, поэтому отказываюсь от работы по ночам даже во время аврала и не соглашаюсь на поздние встречи с друзьями. Не читаю трагические новости, не смотрю ужастики и передачи, которые могут спровоцировать обострение моего заболевания.
Конечно, стрессы неизбежны. Я живу обычной жизнью и, как и все, эмоционально реагирую на ее события. Когда бывают тяжелые дни, то я даю себе возможность отдохнуть, восстановиться. Могу провести весь следующий день в постели или не выходить из дома.
Я постоянно наблюдаюсь у специалистов — психолога и психиатра. Очень им благодарна за вклад в мое психическое здоровье, без их поддержки я не представляю свою жизнь.
Родственники тоже мне помогают. Папа покупает и приносит продукты. Часто прошу мужа посидеть с малышом или сделать уборку, чтобы я могла встретиться с подругой или погулять одна. Несмотря на небольшое количество времени на себя, раз в месяц я выбираюсь сделать маникюр и педикюр, езжу к парикмахеру. Не забываю, что мне нужно нормально питаться и пить препараты каждый день.
К сожалению, в наше время все стремятся к многозадачности, пытаются успеть как можно больше — за счет своего отдыха и сна. Это недопустимо. Мозг не может длительное время находиться в напряжении, ему требуется полноценный отдых. Когда мы много работаем физически, у нас болят руки и ноги. Голову тоже можно перегрузить, и это обернется неприятными последствиями для здоровья. Берегите себя, свою психику.
Что делать, когда болен близкий
Марина написала для мужа инструкцию, как вести себя с ней в период обострения. «Правмир» публикует ее. Возможно, она пригодится людям, чьи близкие живут с психическими заболеваниями.
1. Наблюдайте за состоянием близкого человека и относитесь к его поведению спокойно.
2. Помните, что это не ребенок, а взрослый, который заболел.
3. Помогайте помыть посуду, приготовить еду, сделать уборку. Человеку с заболеванием не лень, ему действительно трудно бывает это сделать, так как ослабла концентрация внимания на конкретных делах или вещах, он все время уходит в свои фантазии, размышления, мечты, воспоминания, ему трудно сосредоточиться. Он может хвататься за два-три разных дела одновременно и ни одно не довести до конца в течение нескольких часов.
4. Соблюдайте режим дня для себя и близкого с заболеванием. Такие пациенты бывают очень чувствительны даже к тихим шагам и мягкому свету. Обязательно наблюдайте за питанием: ел или не ел, как часто и много он это делает, сколько спит и в какое время. Это очень важно!
5. Терпеливо относитесь к просьбам, по возможности выполняйте их. Если понимаете, что скорее это каприз, а не просьба, то вежливо объясните, почему вы это делать не будете, или предложите человеку сделать это самому.
6. Не лишайте родного человека телесного контакта и не уходите из дома надолго. Если уходите, то оговорите, на какое время, и придерживайтесь договоренностей. Если вас долго нет — то беспокойство нарастает и может вылиться в истерику или психоз, когда вы придете домой. Если точно не успеваете к назначенному времени, позвоните и предупредите об этом, объясните спокойно – вас поймут и не будут волноваться впустую.
7. Не настаивайте на «покушать, поспать, погулять», если человек этого не хочет. Лучше сказать: «Хорошо, сделаем это позже» или «Надумаешь – сделаешь сам».
8. Сохраняйте собственное спокойствие, не поддавайтесь на провокации, не обижайте и не обижайтесь на близкого. Лучше честное и открытое общение.
9. Не ругайте и не критикуйте, может обостриться чувство ненужности, одиночества, человек замкнется, а то и устроит скандал или истерику, в зависимости от состояния.
10. Обязательно гуляйте каждый день в тихом, спокойном месте, если нет такого, то пройдитесь неспешно туда, куда хочет больной. На прогулке находитесь рядом, поддерживайте за руку, не убегайте вперед и не идите сзади.
11. Уделяйте больше внимания близкому человеку, когда вы дома, не утыкайтесь в компьютер, телевизор, планшет, телефон. Ваше внимание необходимо ему, как вода для цветка.
12. Поддерживайте близкого человека, уверяйте, что все будет хорошо, что вы рядом и не покинете его.
13. Покажите, что любите и цените его, сделайте ему приятное (массаж, поглаживания спины или головы, желанный подарок, необязательно дорогой).
14. Почитайте вслух его любимую книгу, посмотрите вместе любимый фильм или мультфильм, просто посидите и помолчите, обнявшись.
15. Если вам захотелось отдохнуть, поспать, позаниматься своими делами – вежливо объясните это больному, что вы его не бросаете, что вы рядом и готовы подойти, если понадобится.
16. Не задавайте вопросы, способствующие интенсивной мыслительной деятельности: «Почему так?», «Зачем ты это сделал?»
17. Никогда не расспрашивайте про содержание бреда, галлюцинаций, таким образом вы заново погружаете в него больного, а ему сейчас и так сложно понять, где реальность, а где придуманный мир.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML