3
Магистерская программа «Философия и история религии» начала работать в прошлом году и реализуется одновременно светским и духовным вузами: Высшей школой экономики и Общецерковной аспирантурой и докторантурой. Как студенты-атеисты пишут слово «Бог», влияют ли курсы на мировоззрение и кем станут выпускники программы – рассказывает ее академический руководитель, старший преподаватель Школы философии НИУ ВШЭ Арсений Куманьков.
– Кто к вам поступает? Люди с каким образованием? Чаще юноши или девушки?
– Очень разные люди. C базовым философским образованием, и тогда им нужно больше внимания уделять теологии, или, наоборот, с теологическим образованием, возможно, с не очень сильной философской базой.
Но приходят также люди с журналистским, культурологическим и искусствоведческим бэкграундом. Заметно, что интерес к этой программе есть в том числе и у людей, которые хотя бы отчасти состоялись в академической сфере. И в прошлом году, и в этом к нам пришли учиться люди с кандидатскими степенями, поскольку планируют дальше работать в религиозной сфере. Пожалуй, у нас нет случайных людей, – почти все воодушевлены, горят исследованиями религии.
Девушек к нам поступает немного больше, чем юношей, но разрыв не сильный.
– Какое мировоззрение должно сложиться у ваших студентов?
– Не думаю, что наша цель – заниматься построением мировоззрения человека. Университет, безусловно, влияет на него, но опосредованно. Мы должны взять на себя менее амбициозную задачу, но решать ее как можно качественнее. Мы должны задать основы научного, университетского мировоззрения, которое потом может быть распространено нашим выпускником в целом на его жизнь, на те проблемы, с которыми он сталкивается.
Мне кажется, что толерантность – важное качество ученого и педагога.
Свобода и академическая свобода, открытость и критичность мышления – это те ценности, которые Высшая школа экономики транслировала всегда. Полагаю, они во многом созвучны ценностям Общецерковной аспирантуры и докторантуры, которая тоже стоит на самых высоких позициях исследовательской и научной этики.
Арсений Куманьков
Совместно мы стараемся показать нашим студентам, что академический мир в меньшей степени закрыт границами, нежели мир политический. С одной стороны, такой выбор предполагает свободные высказывания, с другой стороны, больший уровень личной ответственности за свои суждения.
– Вы говорите, что программа работает на стыке философии и теологии. Как решаете вопрос с формулировками? Ведь то, что для человека, исповедующего конкретное вероисповедание – сакрально, и это выражается в том числе и в языке, для неверующего студента наполнено только смыслами с точки зрения исследования…
– Нет строгих правил на этот счет. У нас есть студенты, исповедующие христианство, другие авраамические религии. А есть те, кто уже на собеседовании говорит, что он атеист, но, тем не менее, готов учиться у нас, готов к тому, что часть курсов он будет слушать у преподавателей Общецерковной аспирантуры и представителей Русской Православной Церкви. Пока не возникало никаких проблем в этом отношении.
То, что верующий преподаватель пишет слово «Бог» с большой буквы, не значит, что он будет требовать этого от студента-атеиста.
Прямые формулировки от лица представителя той или иной конфессии или религии вполне уместны и не должны составлять проблемы для нашего студента. Во всяком случае, он должен быть готов к тому, что существуют люди, для которых значимой частью их мировоззрения является религия и религиозная жизнь.
– Понятно, что философию религии читают преподаватели Высшей школы экономики, православную теологию – преподаватели Общецерковной аспирантуры. А как происходит с другими конфессиями и религиями?
– В Общецерковной аспирантуре есть специалисты, которые профессионально разбираются в различных направлениях в христианстве. Приезжали к нам не раз и представители Англиканской Церкви. В Высшей школе экономики и в Общецерковной аспирантуре есть ученые, компетентные в исламе и в иудаизме.
Нельзя говорить, что за Высшей школой экономики только философские дисциплины и за ОЦАД только дисциплины, связанные с изучением религии, все перемежается. Те же курсы по каким-то политическим проблемам современной религиозной жизни читаются в том числе и в ОЦАД.
Научная конференция в НИУ ВШЭ. Фото: reid.hse.ru
– Священнослужители у вас читают какие-то лекции?
– Да, и именно православные священнослужители, поскольку речь о сотрудничестве с Общецерковной аспирантурой.
Например, протоиерей Владимир Шмалий ведет несколько курсов по систематической теологии, по современным проблемам теологии. У нас нет специального запроса на священнослужителей. Важна научная компетентность, и большая удача, что мы сотрудничаем с ОЦАД, где немало серьезных исследователей и немало людей, которые непосредственно вовлечены в деятельность различных структур Русской Православной Церкви. Помимо прочего это позволяет нашим студентам проходить практику, например, в «Православной энциклопедии» и Синодальной библейско-богословской комиссии.
– «Программа готовит экспертов в области религиозной мысли», – говорите вы. Кто это? Если религиоведы, то в чем отличие от других религиоведческих факультетов и программ?
– Религиоведение занимается историко-социальным исследованием различных форм религиозности и религиозной жизни, религиозной практики. Нас это интересует, но в несколько меньшей степени – скорее, мы – текстоцентрическая, теоретическая программа. Мы больше заинтересованы в том, чтобы подготовить исследователей текстов.
Наша задача в том числе – показать, как в истории философии осмыслялась религия, как философская проблематика становилась частью теологических сочинений, на примерах, допустим, произведений Святого Августина, или в текстах с более современной теологической проблематикой – Рене Жирара или Рейнгольда Нибура.
Так что наше принципиальное отличие именно в этом – мы в меньшей степени следим за какими-то практиками, меньше внимания уделяем практической составляющей религиозной жизни, но делаем больший акцент на интеллектуальном преломлении религиозного мировоззрения.
– Как быть с изучением современных нам текстов, когда еще ничего не устоялось, когда не ясно, как не перейти границу между тем, что может стать объектом исследования, и тем, что по сути всегда будет восприниматься как профанация?
– Да, у нас есть классика, с которой вроде бы все понятно, есть корпус святоотеческой литературы, и это очевидный легитимный объект для изучения. Интерес же изучения современной проблематики, может быть, как раз в том, что действительно иногда ты идешь по тонкому льду, и граница между действительно значимым высказыванием и значимым сочинением и не значимым не всегда очевидна.
Хотя те учебные программы и учебные курсы, которые мы предлагаем, ориентируются на более-менее уже устоявшиеся и принятые каноны идентификации текста. Здесь мы доверяем компетентности и авторитету наших преподавателей.
Но выбор темы для исследования мы все-таки оставляем за студентом. Если говорить о современных проблемах, то у студентов возникнет интерес в том числе к феминизму, экуменизму, квир-теологии. И у нас есть специалисты, коллеги из ОЦАД, которые могут помочь студентам подойти к этим вопросам с исследовательской точки зрения.
– По какому принципу строится программа преподавания?
– Во-первых, студенты получают дополнительную поддержку в своих философских и теологических знаниях, которые не всегда присутствуют на должном уровне у вновь поступивших. Ведь к нам приходят люди не только с базовым философским или теологическим образованием. Поэтому в программе есть курсы по современным проблемам философии и теологии.
Есть блок курсов, где особое внимание уделяется русской религиозной мысли. Есть несколько курсов, которые нацелены на то, чтобы познакомить студентов с основными проблемами философии и религии в арабском контексте, в контексте восточных верований, в первую очередь это Индия и Китай.
Еще один блок – курсы, которые непосредственно посвящены работе с проблемами современности, с тем, как существует религия и религиозная мысль в современных обществах, в первую очередь в западных. При этом не обязательно мы говорим про христианство, речь может идти о том, как мировые религии проявляют себя в западном мире, какова их роль в различных политических и социальных вопросах или в сфере культуры и искусства.
На семинаре “Религия в эпоху digital”. Фото: hse.ru
– Насколько в программе представлены все христианские конфессии, другие религии, нет ли перекоса в какую-либо сторону?
– С одной стороны, наш партнер – это ОЦАД, духовная образовательная организация при Русской Православной Церкви. Но это не означает, что наши студенты получают образование, ограниченное исключительно православием, поскольку наши коллеги из ОЦАД прекрасно ориентируются в западном христианстве. Помимо православия, большое внимание уделяется католицизму и различным протестантским церквям. Мы по возможности активно обращаемся к исламу, может быть, чуть меньше к иудейской, как традиции, так и современной философии, хотя у нас есть специалисты, которые этим занимаются, и студенты, которым это интересно.
Про Индию и Китай я уже сказал. Если попытаться посчитать в процентном отношении, кому же достается больше времени и внимания – это, конечно, авраамические религии с уклоном в христианство. В целом это соответствует той тенденции, которая существует в России: все-таки теология у нас конфессиональная.
Но, поскольку у нас не чисто теологическая программа, мы сознательно ставим себе в качестве важной цели – посмотреть, что в мире есть еще помимо православия, православной теологии.
– Насколько то, чему вы учите в рамках программы, актуально для общественной и научной жизни России?
Арсений Куманьков
– Религия остается одним из важнейших элементов общественной жизни, поэтому нужны люди, способные понимать и трактовать различные аспекты вероучений.
В целом в России по понятным причинам пока не так много специалистов по философии религии и теологии.
Не хватает людей, которые были бы компетентны в оценках деятельности различных религиозных организаций. Необходимо взращивать исследователей религии, в том числе и среди философов.
Наш выпускник, как мы предполагаем, будет строить карьеру как в России, так и за рубежом. Он может выбрать академическую карьеру, стать ученым, пойти в аспирантуру, либо начать работать в школе или университете (наш диплом позволяет магистру преподавать в университете).
Либо он найдет себя в сложном мире общественной жизни – в средствах массовой информации или органах власти, ведь сейчас существуют различные советы по взаимодействию с религиями, советы, которые занимаются религиозной экспертизой.
– За год работы программы про что можно сказать, что это удалось, а вот это требует доработки?
– С одной стороны, ни у меня, ни у коллег нет какого-то разочарования, что мы где-то допустили серьезную ошибку. С другой стороны, у меня есть постоянный внутренний запрос на улучшение. Мы с коллегами постоянно перепроверяем все элементы организации учебного процесса. Всегда хочется посмотреть и сравнить нашу программу с ведущими западными программами по исследованиям религии.
Мне кажется, и это очень важно и ценно, что мы набираем студентов, мотивированных на то, чтобы прийти к нам в Высшую школу экономики и в Общецерковную аспирантуру и заниматься философией религии или философской теологией. Мы стараемся дать этим студентам лучшее из того, что можно организовать в данных условиях.
Фото: reid.hse.ru
Если говорить о каких-то перспективах развития программы, хотелось бы усилить сотрудничество с зарубежными вузами. Такие вузы-партнеры есть и у нашего университета, и у Общецерковной аспирантуры, но пока наши студенты не использовали эти возможности. Это могут быть и программы обмена для студентов, и совместные конференции или исследования.
– Как началось сотрудничество Высшей школы экономики с Общецерковной аспирантурой?
– Оно началось в 2012 году с личного общения между нашим ректором Ярославом Ивановичем Кузьминовым и ректором Общецерковной аспирантуры митрополитом Иларионом. Но тогда это не вылилось в какие-то осязаемые формы сотрудничества.
Но вот в прошлом году стартовала наша программа, а в этом появилась еще одна – по каноническому праву.
Возможно, в перспективе будут открываться и другие совместные программы. Пока это, скорее, успешное сотрудничество и довольно приятный диалог между нашими университетами. К тому же Общецерковная аспирантура получила в этом году государственную аккредитацию. Так что статус нашего сотрудничества и на институциональном уровне стал еще более весомым.
– Какие-то сложности в этом межвузовском общении пришлось преодолевать?
– Нам повезло с теми коллегами, которые взаимодействуют с нами со стороны Общецерковной аспирантуры, так что пока все складывается удачно. Это действительно легкий диалог. Возник один вопрос бюрократического плана – о статусе, в котором будут зачисляться студенты Высшей школы экономики в Общецерковную аспирантуру.
Ведь по российскому законодательству нельзя учить студентов одновременно в двух вузах на бюджетных местах. Но эта проблема связана не с недопониманием, а с необходимостью совместно преодолевать какие-то общие сложности.
– Как быть с толерантностью в исследовании религиозной мысли? Как различить грань между допустимым и тем, что, скажем, находится уже в зоне экстремизма?
– Здесь все просто: мы должны как можно меньше вмешиваться в чужую свободу, до тех пор, пока эта чужая свобода не начинает угрожать интересам других людей. В этом смысле экстремизм по своему определению изначально нацелен на то, чтобы задеть права или интересы каких-то других групп, и наш студент как исследователь не должен быть толерантен по отношению к какому-нибудь религиозному терроризму – безусловно, нет.
– Все равно в современном обществе осторожное отношение к Церкви, к вере. Не боитесь какого-то неоднозначного отношения, пристального внимания?
– С одной стороны, сложно себя уберечь от пристального и критического внимания. Я думаю, что есть ряд студентов или ряд ученых, которые с вопрошанием относятся к этому сотрудничеству, но считаю, что это не вполне обоснованный скепсис. Мы объединены образовательными и исследовательскими задачами и не рассматриваем миссионерство в качестве цели для этой магистерской программы.
Опять же, скептическое отношение к религии в современном мире и в современном обществе, может быть, связано с не вполне обоснованными представлениями о том, что религия осталась где-то в прошлом, в глубоком Средневековье, а современность вся наполнена духом антирелигиозности и совершенно обходится без религиозной жизни, без религиозного чувства.
Я лично не вижу в союзе между светским вузом и православным вузом ничего ни криминального, ни антинаучного, ни антиисследовательского или антипедагогического. Наоборот, мне кажется, что для российских студентов это уникальная возможность получить именно включенное наблюдение за взаимодействием университета и духовной образовательной инстанции. Полагаю, что опыт одновременного светского и религиозного высшего образования позволит им найти себя в мире светском или, наоборот, духовном.
Не уверен, что подобное сотрудничество – нечто экстраординарное для западного мира, где теологические факультеты с момента основания университетов вполне легитимно существуют и продолжают оставаться одними из самых популярных, самых мощных и серьезных образовательных и научных единиц внутри университета. В этом смысле мы ориентируемся на мировой опыт и себя сравниваем с ведущими факультетами по исследованию религии и теологии, а не с советских времен идущим атеистическим религиоведением.
– Какие-то темы, которые студенты сейчас разрабатывают, вам показались интересными?
– Было очень много всего интересного. У меня как у философа всегда вызывает внутренний отклик, когда студент начинает заниматься классическими философскими проблемами, исследует, например, платоновские представления о душе и то, как они интерпретировались в христианских текстах.
С другой стороны, у нас была магистерская работа, посвященная роли религии в видеоиграх. Ее автор поступила в Утрехтский университет в Нидерландах и, возможно, продолжит этим заниматься. Мы сталкиваемся с феноменом, который воспринимаем как абсолютно секулярный, цифровой. Что может быть более современным, чем видеоигра?
Но в этой работе очень хорошо показано, что видеоигра – это абсолютно законное пространство для работы исследователя религии.
Если мы задумаемся, действительно во многих играх присутствуют религиозные мотивы, сюжеты.
Немало работ касаются практик современной жизни. У нас была работа, возможно, она разовьется в магистерскую диссертацию, посвященная исследованию жизни одной из иудейских общин в Москве. С одной стороны, это была практическая работа. Но также там был и философский компонент, исследование того, какими концепциями и теориями идентичности в этой общине пользуются. То есть попытка проверки теории на практике.
Я очень доволен нашими студентами, они на удивление воодушевленные люди, которые постоянно просят, чтобы ставили больше и больше занятий и которые учатся чуть ли не семь дней в неделю.
– Если обобщить, что вы хотите в итоге получить от студентов, прослушавших весь курс?
– Если сформулировать максимально просто – наша задача научить студентов работать с философским текстом, который посвящен религиозной проблематике, сделать так, чтобы они знали, где найти этот текст, как его читать, как его интерпретировать, как его представить. На выходе мы хотели бы видеть специалиста с собственной темой исследования. Это минимум. И конечно же, наши выпускники должны иметь представление об актуальных проблемах мировых религий и о том, как они осмысляются.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML
