8
Ей сказали, что у девочки сложный характер, но это ее не остановило. Актриса театра Моссовета Анна Гарнова – одна из тех, кого возмутил законопроект об ужесточении правил усыновления. До ее постов в социальных сетях мало кто знал, что актриса вместе с мужем Александром Арсентьевым, актером и режиссером, удочерила уже двоих детей. О том, как они решились взять в семью девочку-подростка непростой судьбы, Анна впервые рассказала корреспонденту «Правмира».
Сложно нам? Сложно. В какие-то периоды адаптации мы заворачивали с мужем за первый попавшийся угол, вот так вот обнимались и говорили: «Господи, что мы делаем, Господи, дай нам сил!» Конечно, это мощный ресурс, когда есть поддержка и вы можете обняться с супругом. Пожалели мы хоть раз о том, что мы сделали? Нет.
У нас так сложилось, что кровных детей пока нет. И в какой-то момент мы с мужем задумались о младенце. Это естественно, потому что первая мысль при усыновлении всегда: вот маленький, вырастишь, как своего. У нас появилась Леночка, ей было 4 месяца. Сейчас ей уже 4 года. Это маленькая радость и наше обожание. Оказалось, что родителями быть здорово. Появилось много сил и ресурсов. И в какой-то момент мы поняли, что готовы идти дальше.
Я стала заходить в интернет, нашла много видео, где родители приняли подростков и рассказывали, как это.
Мы с мужем увидели, что по крайней мере в Москве сейчас желающих взять малышей очень много. Малышей меньше, чем желающих. А ребята-подростки – категория не зефирная, но 13-15 лет – это же тоже ребенок.
Ну потом я еще педагог, и я очень люблю подростков. Чем сложнее характер у студента, тем мне интереснее найти подход, такая исследовательская работа начинается. Поэтому я понимала, что ресурс в этом смысле есть. Так в нашей жизни появилась Надя.
Фото: Facebook / Анна Гарнова
Я залезла на основной московский сайт про усыновление, и там – расписание Дней аиста. Ткнула в ближайшее место – вот, сюда поедем. Мы приехали в первое попавшееся учреждение, потому что оно было ближе всего по времени. Перед усыновлением внутренняя гонка начинается: скорее, скорее, где там наш ребенок, он нас ждет.
Это был интернат «Каховские ромашки», то есть Центр содействия семейному устройству. И там было очень хорошо все устроено, какие-то игры и так далее. А мы пришли очень напряженные. Дети смотрят на нас, мы на детей, они себя неловко чувствуют, мы себя неловко чувствуем. Но потом все как-то разрядилось, и мы с мужем увидели Надю. И увидели ее совершенно по-разному.
Я увидела ребенка, она сидела, сложив руки и нахмурившись, я подумала: «Ах, какая девочка, как она напоминает меня в подростковом возрасте!» И я прямо подумала: «Это моя девочка». Саша увидел ее другой, когда она над чем-то смеялась, и сказал мне потом: «Я подумал, Господи, как она на тебя похожа. По энергетике, по эмоциям». Мы увидели совершенно разную девочку, но одну и ту же Надю.
Надя
Нам сказали, что у девочки характер очень непростой. Нельзя сказать, что это комфортный ребенок. И предложили взвесить свои силы. Нам стало страшно, и мы на какой-то момент отступились. «Ой нет, мы не справимся, если сложно». После этого мы ездили на другие Дни аиста, но почему-то мысли возвращались к Наде.
Через какое-то время я снова позвонила туда узнать, как эта девочка. Мне рассказали, что было новое поступление детей в интернат. Появился маленький мальчик, и она очень хорошо с ним общалась. А так как у нас уже есть маленький ребенок, и мы думали, как они будут вместе, это стало поворотной точкой. Мы сказали – знакомимся!
Еще у нас с мужем есть такой момент. Когда мы знакомимся с ребенком, это точка невозврата. Я не знаю, правильно это или нет, это у всех совершенно по-разному, но я лично не представляю, как можно встретиться с ребенком, а потом передумать. Они же подростки, все понимают, умные, и ты с ним поговорил, посмеялся, а потом сказал: «Ну извини, ты нам не подходишь, мы пойдем другого ребеночка поищем». Я не понимаю.
Мы приехали, волнуемся, и вдруг нам психолог говорит: «Она рыдает, она не хочет идти, она вообще не пойдет знакомиться».
А предыдущий опекун Нади, тетя Галя, говорила: «Если ты пойдешь в другую семью, забудь мой номер телефона». Такая манипуляция ребенком. А у Нади в жизни это был единственный близкий человек, который раз в неделю появлялся поговорить, джинсы купить, мороженое.
Потом психолог поднялась, с ней пообщалась, Надя пришла, глаза заплаканные, красные, и вот такая застывшая улыбка. Вот это сочетание – и есть Надя. Это ее характер, и когда меня начинает выносить, что нет сил и все зря, когда наползает отчаяние, я вспоминаю это выражение лица, глаза, полные слез, улыбку, сочетание страха и ранимой открытости. В этот момент она была очень настоящей, мы с мужем переглянулись… обратного хода нет, в общем.
Мы познакомились – был май месяц. В мае очень быстро разъезжаются по лагерям, а я такой человек – не могу ждать, мне нужно все и сразу. И мы не стали ждать, мол, «давай в сентябре начнем гостевой», а сразу взяли Надю на лето. На месяц поехали вместе в деревню, проводили вместе время. Она хотела на последние смены поехать в лагерь на море, и до этой поездки мы сели за стол и сказали: «Надюш, ну вот». В общем, она ответила: «Да, хочу быть в вашей семье».
Когда Наде было 6 лет, ее маму лишили родительских прав. Папа умер, когда Наде было 1 год и 2 месяца. Надя больше жила с семьей отца. С мамой у Нади связаны болезненные воспоминания, насколько я понимаю, там были жесткие методы воспитания.
Органы опеки изъяли Надю из папиной семьи, были поводы. Поместили в интернат. Потом у нее появилась опекунша – взрослая женщина. Опека продлилась три месяца. И Надя вернулась обратно в интернат.
Для ребенка переход из привычной атмосферы в семью – это колоссальный стресс. Вот представить, что мне сейчас скажут: Ань, теперь будешь жить у дяди с тетей. Кто они? Кто они мне? Что они в моей жизни? Мы с мужем актеры и иногда повторяем текст. Надя спустя год рассказала, что ей было так страшно, когда она пришла в семью. «Вы сами с собой разговаривали». Это сейчас спокойно спрашивает: «Что, текст повторяешь?» Я думаю, какой ужас, ребенок попадает к незнакомым людям, которые ходят и что-то бубнят под нос, может, они сумасшедшие. Если представить себя ребенком, ну ужас как страшно.
Поэтому, мне кажется, максимально важно сохранить какой-то фундамент того, что было. Ту старую школу, старых друзей. Мы никогда не запрещали приезжать в интернат, но только предупредить воспитателей – не с морозу зашла и «здрасьте».
Мы приняли решение с мужем, что мы найдем ее родственников. Она ничего не знала, у нее не было фотографий папы, не было понимания, что есть тети-дяди-сестры, все смешалось в клубок прошлой жизни, она всех называла по именам и не понимала, какая с человеком родственная связь.
И мы поехали в тот дом, где она жила. Она говорила, что ей часто снилась эта квартира. Это в Видном, недалеко от Москвы. Окна забиты фанерой, квартира заколочена, на первом этаже. Можно было заглянуть внутрь и увидеть там безрадостную картину: «Опечатано милицией».
Была зима, я стала стучаться в окна соседям. Муж говорит: «Не пугай людей», я ему: «Ну что делать, раз приехали!» Вышла соседка, мы показали ей Надину детскую фотографию. Женщина много накопила эмоций, она очень эмоционально рассказала о семье Нади. Падает снег, Надя стоит и все это слушает. Я не представляю, как она впитала в себя эту информацию.
Потом мы узнали, что где-то в соседнем поселке живет сестра Надиного отца, которую она не помнит. И мы, звоня по квартирам, нашли эту тетю, очень милая приятная женщина с непростой историей, тоже в интернате воспитывалась. И с ней отмечали 8 Марта, вместе ходили в цирк, с ней мне приятно общаться. Она дала фотографии Надиного папы, рассказала, как он катал ее в коляске. Конечно, важно знать, что кто-то тебя любил, держал на руках, нянчился с тобой.
В один прекрасный день я прихожу домой в очень хорошем настроении, у меня такая открытость к Надьке, захожу – на кухне сидит зажатый Саша. Что такое? «Надя там с родственниками общается». И она по скайпу, дверь закрыта, но она громко и эмоционально: «Да-а-а-а, приве-е-е-ет!» – с мамой, с родственниками со стороны мамы.
Ну, конечно, первое – шок. Пусть через интернет, но у тебя полный дом родственников. Закончилось все тем, что ей предложили: «Надя, приезжай к нам». Я говорю: «Надь, куда, ты ребенок. Если взрослый хочет приехать, он предложит встретиться в Москве, в кафе, например». – «Но у них нет денег приехать!» – «Надь, ну на метро-то есть возможность купить билет». В общем, с той стороны не пошла встречная инициатива приехать. Но с мамой она общается иногда. Иногда мне об этом рассказывает.
Моей мамы не стало, когда мне было 6 лет. И я понимаю, что все равно человек всю жизнь подсознательно выясняет взаимоотношения с мамой. У него масса вопросов и масса «почему». И, конечно, у ребенка эти вопросы будут всю жизнь.
Ну, наверное, мы с самого начала понимали, что подросток – это непросто. Готовься к худшему, надейся на лучшее. Подросток – это ух! Я сама не была простым подростком.
Я всегда хорошо училась. У меня были пятерки, золотая медаль, полный набор, но по поведению было очень проблематично. Неуд, неуд. И когда я училась в 8-м классе, родителей вызвали в школу, попросили меня в марте забрать на летние каникулы. «Пожалуйста, заберите вашу дочь, мы поставим ей все пятерки, за контрольные и в четвертях, только заберите». Не помню, что я делала, но что-то делала. У меня дневник сохранился, он весь в замечаниях, я обожаю этот дневник.
Младшей дочери подарили мишку, ему нажимаешь на пузико, и он поет песню: «Мир добра и послушных детей». Мне кажется, ничего страшнее быть не может, это из какого-то триллера песня – они на то и дети, чтобы быть непослушными. Они испытывают на прочность мир, тебя, провоцируют, смотрят, как ты реагируешь. Они учатся, мне нравится фраза – «учатся об тебя».
Однажды у нас с Надей была история. Она очень сильно кричала. Может, усталость накопилась. Какой-то мой простой вопрос типа: «Почему ты, Надя, не поздоровалась?» вызвал такую бурю эмоций! Я никогда не слышала, чтобы человек так кричал. Вот она стояла передо мной: «Оставьте меня, я не хочу никого видеть!» Я работаю в театре и никогда не слышала, чтобы так кричали ни на сцене, ни в кино, ни в жизни. Истошный крик отчаяния. И, конечно, в нем было много того, что было в мой адрес, и можно было бы обидеться: ты как со мной разговариваешь? А я стояла и думала, про что этот крик?
Когда эмоциональный накал, когда пошли эмоции, не надо ни о чем разговаривать, выяснять отношения. Надо дать эмоциям утихнуть и потом через день-два поговорить о том, что произошло. Мне очень помогло знание, что подросток ничего против вас не имеет. У него шарахнул выброс тестостерона – он агрессивен. Шарахнул выброс другого гормона – эйфория, потом раз – еще какой-нибудь, и линия апатии. Он лежит и реально не может встать. То есть там такой прилив гормонов со всех сторон идет, что человек не может справиться.
И когда Надя мне «р-р-р-р-р» – думаешь: та-а-ак, интересно, какой гормон там у нас сейчас?
Ну и потом, юмор помогает, конечно.
Один раз, помню, выхожу из ее комнаты. Я прямо на нуле, и мужа нет рядом, мне даже некому излить, не с кем поделиться. Прихожу на кухню, и какая-то книга лежит с названием – что-то там про мудрости.
Я думаю: «Господи, может, хоть одна умная мысль попадется», открываю на середине, и теперь я очень люблю эту фразу. Генрих Гейне: «Всепокоряющая сила любви заключается в ее безграничном великодушии и почти сверхчувственном бескорыстии».
Вот это я бы написала на стене какой-нибудь школы приемных родителей.
У меня сейчас отдельный взгляд на наставничество, на благотворительность. Вот это доброхотство, когда человек приходит в интернат, приносит конфеток, телефонов, самокатов, дарит детям, водит их в батутные центры, возвращается домой и чувствует, что сделал хорошее дело. Да, это хорошее дело, но вот сейчас, когда я столкнулась с подростками… Когда мы с Надькой познакомились, она была во всех батутных центрах, аквапарках, нам нечем было ее удивить. Я нигде не была, а она была везде.
Это формирует у ребенка дотационное сознание. Мне все должны, я бедный сиротка. Взрослый воспринимается исключительно как объект развлечения. Сейчас придет взрослый, будет меня развлекать, дарить мне что-то. Это же формирует мировоззрение.
Я просто не развлекала. Надь, пожалуйста, хочешь любые занятия, курсы, все что угодно, учись занимать себя сама. Это колоссальная проблема.
Я спрашивала постоянно: что ты хочешь? Это вызывало дикую агрессию: «Я ничего не хочу, ничего не надо, хочу умереть под забором». И в какой-то момент мы сидели в кафе, и я спросила: «Надь, а тебя спрашивал кто-нибудь, что ты хочешь?» И она расплакалась.
В этой ситуации я просто все оставила как есть. В какой-то момент Надя закричала: «Меня бесит эта комната, бесят эти четыре стены, я вообще никому не нужна!» На что я сказала: «Надь, я счастлива это слышать. Это, возможно, момент перехода из одного состояния в другое. Настанет день, когда все взбесит тебя так, что ты выйдешь из этих четырех стен».
Надя рассказывала, что ужасно боялась выходить на улицу. Когда она пришла в семью, не могла спросить ни времени на улице, ни дорогу. Она находила серую шапку в магазине, а хотела черную, я предлагала спросить продавца. Невозможно. Один раз мы сидели в Макдональдсе, остались гамбургеры, я говорю: «Попроси пакет, мы с собой заберем». Надя встала, побежала, вернулась с пакетом и вот такими глазами: «Я это сама сделала!» Для нее было целое открытие – сама попросила в Макдональдсе пакет.
У нас очень доверительные отношения, мне это очень нравится, она мне рассказывает какие-то вещи, например, что в школе обзывают. Я однажды привела ей такую метафору: «Вот, Надь, у тебя в руке чашка, чтобы поставить эту чашку на пол, тебе надо наклониться. Чтобы унизить человека, оскорбить – то же самое, ты опустишься. Если ты хочешь поддержать человека, приободрить, тебе надо его возвысить, поднять, и ты сам поднимешься, будто ты лежишь и тебе надо поставить чашку на верхнюю полку. Хочешь не хочешь, а поднимешься. Это будет сложнее, надо попу оторвать».
И спустя какое-то время Надя пришла из школы и рассказывает, что девочка одна ее обозвала. А ты что? «Ну что, я буду чашку на пол ставить, что ли?» В этот момент в душе такие литавры! Тебе кажется, что ты сказал три месяца назад и тебя не услышали, но оно прорастает!
У меня муж однажды принес из спортзала такое выражение – белковое окно. Это когда после тренировки нужно поесть белков, чтобы мышцы лучше росли. Мне очень понравилось это выражение. Мне кажется, с детьми, особенно с подростками, нужно очень внимательно следить, когда открылось белковое окно. Это может быть на минуту, две, три, максимум на пятнадцать. И надо сразу много забросить в это окно, потому что оно закроется, и потом все, что ты скажешь, будет только раздражать.
Я иногда смотрю на нее и думаю, что она очень одаренная от природы. В ней море обаяния, у нее есть талант располагать к себе людей, когда она открыта и улыбается. Но большей частью это было не востребовано все 15 лет, и срабатывала защитная реакция, агрессия.
У нее невероятно талантливое тело, физика, получается все, что касается спорта, танцев, движения. Она прекрасно скоординирована. У нее очень хорошая голова, есть образное философское мышление. Единственное, о чем я могу жалеть – что не встретила ее раньше. Она невероятная красотка, особенно когда держит спину. Она добрая. В ней нет жестокости и злопамятности.
Однажды очень близкий мне человек, который переживает за меня, сказал: «Вот какая неблагодарность, как Надя себя ведет, она должна понимать!» Я хотела ответить: ты что? Это было наше решение взять ребенка. Она ничего не должна. Она находится в адаптации, она не понимает, кто мы, что мы, можно ли нам доверять. Если слово «благодарность» возникнет, когда ей будет лет 40, дай Бог у нее будут дети и она будет счастлива, и она вынесет из нашей семьи, как можно уважать и любить друг друга, и если это слово «спасибо» возникнет перед нашим семейным склепом – да слава Богу.
Нельзя требовать благодарности, я считаю.
Знаете, я в какой-то момент поняла, что такое любовь. Я не страдаю отсутствием эгоизма в хорошем смысле. Люблю о себе позаботиться и сделать себе комфортно. И однажды в деревне мы насобирали тарелку малины, уже Надя была у нас в семье. И я поняла, что выбираю самые подпорченные ягоды, а красивые оставляю. И я удивилась. Я всю жизнь выбирала самые спелые и лучшие. А тут стоит тарелка, сидят дети, и я лучшее оставляю им.
Мне очень нравится одна фраза у Шоты Руставели – увидела в поездке в Грузии на стене. «Что ты спрятал, то пропало, что ты отдал, то твое». Вот, наверное, с детьми такая история.
На сцене я стала свободнее. Не знаю, связано ли это с Надей. Я думаю, связано с путем, которым ты идешь. Раньше очень хотелось сделать роль. Я буду стараться, я буду все делать – и была натуга. А сейчас есть роль – прекрасно, с удовольствием сыграю. Нет роли – замечательно, у меня столько времени на семью. Есть гармония.
Если бы предложили сейчас: «Выбирай, либо ты актриса, либо педагог», я бы сказала – педагог. А если бы спросили: «Ты педагог или приемная мама?», я бы ответила – приемная мама.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML