2
В Министерстве просвещения предложили сократить число одновременно усыновляемых детей в приемной семье - сейчас родных и приемных детей может быть восемь - и серьезно ужесточить требования к потенциальным приемным родителям. Президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская объяснила, почему это не те меры, которые могли бы решить проблему сиротства и устройства в семью.
Елена Альшанская
Сегодня у нас действительно достаточно формальный подход к тому, как оценивается приемная семья. Речь идет об условиях жизни, финансовом положении, каких-то справках, но не о том, что человек думает, как оценивает свои возможности. В этой ситуации говорить, что решением всего множества серьезнейших проблем – отсутствующих специалистов, отсутствующих в целом секторов и должностей – будет ограничение на количество детей в семье и какой-то там тест, абсолютно несерьезно.
Единственное, что положение как-то исправило, – это обязательные школы приемных родителей. Хотя бы в формате подготовки до людей доносят важную для них информацию. Проблема только в том, что эти школы очень неоднородны, и в некоторых преподавание довольно некачественное. Мы часто видим отзывы в соцсетях в группах приемных родителей из регионов про то, что им рассказывали на школах.
Понятно, что, к сожалению, уровень очень негладкий. Но помимо такой подготовки действительно нет ничего. Более того, считается, что и это нужно не всем. Кровным родственникам или тем, кто уже был опекуном или усыновителем, школу проходить не нужно, что совершенно неправильно. Те же кровные родственники – одна из самых рискованных категорий по возврату детей в подростковом возрасте в детские дома. Конечно, им нужна подготовка, но подготовка другая.
Подготовка приемных родителей совершенно не дифференцирована, и в этом – одна из самых ключевых проблем. У нас готовят неких сферических приемных родителей в вакууме. Более того, даже для разных форм семейного устройства – усыновление, приемная семья – одна и та же подготовка по одной программе, что ненормально. Я уже молчу про то, что разные категории детей, разные ситуации требуют разных знаний и ресурсов. Вот этой дифференциации совершенно нет. Как нет работы, которая направлена на то, чтобы оценить ресурсы родителей по отношению к конкретному ребенку.
У нас абсолютно разделены процессы подготовки и подбора ребенка. Получается, мы готовим родителей-универсалов ко всему, непонятно только, к чему именно. Единственное: опека может в заключении указать возраст ребенка и количество детей. Но этого недостаточно, потому что речь не всегда идет о возрасте, а, например, о том, может ли родитель оценивать свой ресурс для того, чтобы принять ребенка с ОВЗ или с сильной травмой, если он был свидетелем насилия или убийства в своей семье или сам пережил насилие.
Когда приемный родитель берет ребенка, часто ситуация такова, что на этом этапе уже никакой процедуры оценки, действительно ли он понимает, какие у ребенка потребности, справится ли он, знает ли, какая дальше нужна работа – этого ничего нет. В этом месте у нас дыра, и большая, потому что часто родитель с самыми хорошими намерениями, услышавший очень правильные вещи в школе приемных родителей, не готов к тем конкретным сложностям, которые с этим ребёнком начинаются.
Самое главное, чего не хватает сейчас, – полноценного обсуждения с семьей потребностей ребенка и ее ресурсов. Семью нужно воспринимать не как коробочку, в которую мы кладем ребенка, а как живых ответственных полноценных людей, с которыми это все можно обсуждать. Потенциальные родители, допустим, хотят взять Ванечку, или им предлагают взять Ванечку, и специалист должен рассказать, какой у этого мальчика анамнез: в такой-то ситуации он попал в детский дом, такие сложности были внутри детского дома, нам кажется, что потребности такие и такие, вы должны понимать, что для этого нужны будут такие-то дополнительные ресурсы. Если родители все это осознают и готовы к этому – прекрасно. Если это вызывает у них сложности и протест, то, видимо, с этим ребенком они не справятся.
Такого этапа нет совершенно, а главное, нет специалистов, которые могут адекватно оценить состояние, ресурсы и потребности ребенка и семьи. И пока у нас таких специалистов нет, мы действительно можем только вводить формальные правила и ограничения в надежде, что они каким-то образом снизят процент возвратов и трагических происшествий.
Но на самом деле, мне кажется, это попытка искать под фонарем. Снизить рискованные для детей ситуации может только полное понимание родителем потребностей этого конкретного ребенка, его жизненной ситуации и понимание специалистами ресурсов этой семьи, а также умение семьи – это самое главное и важное, чему можно научиться – обращаться за помощью.
Специалистов у нас нигде не готовят, нет даже таких специальностей, в ряде регионов вообще нет служб сопровождения, а сотрудники учреждения, которые теоретически могли бы адекватно рассказать о ребёнке, часто не знают ничего о том, как он к ним попал и что случилось у него в семье, потому что это эта информация не у них, а у органов опеки; или совершенно некорректно оценивают состояние ребенка и сами ничего не знают о том, какая ребенку нужна реабилитация и с точки зрения его заболевания, и с точки зрения его травмирующей жизненной ситуации.
Мы должны понимать одну простую вещь: если ребенок оказался в учреждении, значит, что-то в его жизни травмирующее произошло, просто так там дети не оказываются. Это вроде как очевидный факт, но из него не делается никаких выводов.
Еще более значимая проблема, о которой я постоянно говорю и буду говорить, – это то, что сегодня семейное устройство у нас организовано так: когда ребенка изымают из семьи, в течение месяца, если это не по заявлению родителей, он оказывается в федеральном банке данных о детях, нуждающихся в семейном устройстве, на сайте в интернете. По сути еще непонятно, как продвигается ситуация в его кровной семье, действительно ли родственники не готовы его взять. Выяснить это за месяц физически невозможно, а часто никто это особо и не делает.
Получается, многие приемные родители вводятся в заблуждение. Они видят прекрасного ребеночка, который нуждается в семейном устройстве, в ситуации, когда еще никак не проработана возможность родственной опеки. У нас нет конкретного, со сроками, порядка действий, который бы закреплял эту работу и давал бы возможность создавать конкуренцию между приёмной семьей и кровными родственниками.
Взамен всего этого нам предлагают ограничить количество детей на семью и проводить психологическое тестирование. Тест может быть частью инструментов, которые позволяют родителю осознать свои ресурсы и свои ограничения. В этом смысле никакого вреда от него нет. Но он не может быть определяющим и никаким образом не может по его результатам приниматься решение, способен ли человек в принципе быть опекуном или приемным родителем.
Тест может показать текущее состояние человека и срезы его личности – интеллектуальное развитие, темперамент, собственно тип личности. Сказать, что есть специальный, психически нездоровый тип личности, который не может вообще никаких детей воспитывать – ни маленьких, ни подростков, ни временно, ни постоянно – невозможно.
Тест может носить рекомендательный характер для родителей, но не больше. Это не решение той серьезнейшей проблемы, когда дети оказываются возвращенными обратно, иногда через несколько лет, прожив в семье и воспринимая ее как свою, или когда в приемных семьях происходят убийства и насилие. Думать о том, что суть всей проблемы только в количестве принятых в семью детей, тоже неверно. Последние случаи жестокого обращения, о которых я читала в СМИ, произошли в семьях, где было намного меньше 8 детей.
Чтобы эти риски снялись, нужно выстраивать систему работы, полноценно готовить родителей к приему конкретных детей, детей готовить к семейному устройству и в первую очередь прорабатывать все варианты возвращения ребенка в кровную семью и кровное окружение. Когда эта система будет работать полноценно, такие случаи снимутся автоматически.
Кроме того, есть риск, что новые ограничения будут отпугивать потенциальных приемных родителей. Как минимум в первый год мы получим очевидное снижение количества семейных устройств. Но я при этом понимаю, что бояться мер, которые будут отпугивать потенциальных родителей, не надо, потому что наша задача – сделать так, чтобы устройство было максимально безопасным и устойчивым для ребенка. Просто с моей точки зрения, это не те меры, которые помогут решить эти проблемы.
Записала Наталья Костарнова
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML