3
Рассказ «Материнская молитва» из книги протоиерея Константина Пархоменко «О чудесах в Библии и в нашей жизни. Свидетельство Божьей любви», вышедшей в издательстве «Никея».
Мой собеседник Василий — интеллигентный мужчина моего возраста. Я знаю всю его большую и светлую семью. Они наши прихожане.
До 25 лет я был неверующим, по молодости женился на девушке из еврейской семьи. Мы прожили около полутора лет и разошлись. Маша инсценировала суицид. В результате попала в психиатрическую больницу. Выяснилось, что моя бывшая жена давно страдает психическим заболеванием, которое врачи посчитали неизлечимым, а также рекомендовали мне не общаться с Машей, так как она тяжело пережила развод, и любые воспоминания о прошлом негативно скажутся на ее состоянии.
Еще у Маши нашли патологию женских органов, несовместимую с деторождением. Я справлялся какое-то время о ее здоровье у тещи, потом мы постепенно перестали общаться. У меня появилась новая семья, ребенок, мы вместе пришли к православию, приняли Крещение… В общем, у меня было все хорошо.
И вот однажды ночью раздается звонок. Я не сразу узнаю голос бывшей тещи и не сразу понимаю, о чем она пытается сказать — бессвязные фразы перемежаются рыданиями. Наконец вычленяю информацию: «Маша умирает».
Как умирает? Ну да, я знаю, что она неизлечимо больна, но ведь психиатрический диагноз — это не смертельно! Прошу успокоиться и рассказать подробнее.
Оказывается, у Маши начался приступ, и она приняла назначенное лекарство. Но лекарство не помогло сразу (этого и не могло быть, нужно было подождать какое-то время). Рядом в тот момент никого не оказалось, и Маша, не умея контролировать свои действия, принимала таблетки до тех пор, пока не почувствовала некоторое облегчение. После этого она легла спать.
Утром мать начала ее будить, а Маша не просыпается! Глядь — а у нее уже глаза закатились и кожа посинела. Вызвали скорую. Пока врачи приехали, пока пытались понять, в чем дело… Нашли в мусорном ведре пустую пачку от таблеток. «Делать промывание желудка уже поздно, прошло больше шести часов — все всосалось в кровь».
Мать была в таком состоянии, что в больницу ее не пустили, туда поехал отец. Ему объяснили, что Маша приняла дозу лекарства, вчетверо превышающую смертельную для крупного мужчины! А Маша — миниатюрная хрупкая девушка со слабым здоровьем. На его вопрос: «Какими осложнениями это грозит для внутренних органов, для мозга?» врачи ответили: «Неважно. Об этом сейчас думать бессмысленно, так как если она останется жива — это будет чудом. Показаний к жизни нет» — и «утешили»: «Вы должны сейчас думать о том, что у вас есть еще одна дочь, младшая. Вы нужны ей».
И вот бывшая теща плачет и спрашивает: «Что мне делать?» А что я могу ответить в такой ситуации? «Верьте в лучшее, все будет хорошо»? Имею ли я право так сказать? А вдруг не будет хорошо?
Она: «Извини, что я тебе звоню, мне просто больше не с кем поговорить…» Я понимаю. Муж у нее — бизнесмен. Там такой круг знакомых, что не посочувствуют, а посмеются и позлорадствуют, да еще сплетни распустят. Не нахожу ничего сказать, кроме: «Молитесь за нее. Говорят, молитва матери и со дна моря подымает. И уповайте на Бога, на все Его воля».
Я знаю, что они люди неверующие и некрещеные. Соблюдают некоторые свои национальные традиции, но скорее в угоду родне, а не по собственным убеждениям. Обещаю, что мы тоже будем молиться за Машу — дома, потому что в церкви нельзя. И тут вдруг слышу, что Маша, оказывается, крещеная!
Дело было так. Во время одного из обострений своей болезни Маша убежала из дома. Попала в компанию каких-то хиппи. Те ее и спрашивают: «Ты еврейка? А хочешь русской стать? Давай мы тебя покрестим — будешь русская». Маша согласилась. И отвели они еврейку в православный храм, по их словам — «для прикола», где батюшка ее окрестил. В начале девяностых во многих храмах крестили, ни о чем не спрашивая, пришел человек, и слава Богу! Так вот, не совсем осознанно… но ведь крещена!
А теща спохватывается: «Как я молиться буду? Я ни одной молитвы не знаю!» Я ей начинаю диктовать по телефону «Отче наш», «Богородице Дево», «Господи, Иисусе Христе». Она добросовестно записывает, переспрашивая по буквам… И говорит: «День и ночь молиться буду, только бы Маша была жива! Пусть совсем дурочкой станет, пусть лежит пластом, буду за ней ухаживать, пока сама жива, только бы она выжила!»
Мне страшно. Понимаю, что шансов очень мало. Практически никаких. Маловер я, в общем…
Мать молилась за дочь три дня и три ночи. А мы подали на сорокоуст, заказали молебен о здравии рабы Божией Марии.
На четвертый день утром раздается звонок. Мы боимся брать трубку, так как подозреваем самое страшное. И вдруг: «Маша вне опасности! Все хорошо!» И: «Нам надо встретиться, у меня к вам дело».
При встрече мы слышим удивительную историю. Маша трое суток лежала в реанимации, только приборы поддерживали подобие жизни в ее организме. Не могла сама дышать, не приходила в сознание, кровообращение и дыхание не прерывалось только за счет аппаратов, сам организм не «включался». Затем — клиническая смерть.
Время пребывания в этом состоянии уже значительно превысило тот срок, после которого реанимационные действия считаются бессмысленными. В конце концов врачи приняли решение отключить приборы. Это должен был сделать анестезиолог в присутствии комиссии. И вот врачи (все они были атеистами, в чудеса не верили) приходят в реанимацию, чтобы констатировать смерть. Заходят они в реанимацию, а им навстречу выходит… Маша! Она нетвердо стоит на ногах, но идет сама, взгляд осмысленный. Первые слова ее были: «Где папа?» и «Я хочу сока!»
Врачи испытали шок; они сказали, что с точки зрения медицины объяснить это явление никак не могут.
Ее мать позвала нас, чтобы проконсультироваться по поводу Крещения. Оказывается, она дала обет — если Маша выживет, обратиться в православную веру. Она очень боялась родственников — узнав о ее решении, вся еврейская родня отвернулась от нее, назвав предательницей. Но мать Маши была непреклонна, и через несколько дней мы проводили ее в православный храм, где она приняла Крещение с именем Алла.
С тех пор Маша быстро пошла на поправку. Она очень изменилась: раньше была взбалмошной, неуравновешенной, своевольной, а теперь стала тихой и послушной дочерью. Летом уединилась на даче, вдали от компаний и развлечений, которые так любила. Она трудилась в огороде и по хозяйству, читала Евангелие. Через год прошла плановое обследование в психиатрической больнице, и врачи с удивлением отметили, что состояние ее не просто стабилизировалось, но и значительно улучшилось. Еще через год ей сняли диагноз — от запущенной болезни, которую считали неизлечимой, не осталось и следа. Машу выписали с диагнозом «здорова».
А через некоторое время Мария вышла замуж за православного человека, родила здорового ребенка. Они посещают храм вместе с мужем и Аллой. Родственники смирились с их «увлечением», больше не пытаются психологически давить, только снисходительно посмеиваются. Но Алла и Мария не обижаются на них и вместе молятся за всю семью.
Мария позвонила как-то на Пасху, поздравила с праздником меня и мою семью, сказала, что у нее все хорошо, что она освободилась от тягостных воспоминаний и больше не жалеет о наших не сложившихся семейных отношениях. Мы тепло попрощались и обещали молиться друг за друга. Я часто вспоминаю и ее, и Аллу. И прошу Господа, чтобы у них все было хорошо.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML