Государственная дума одобрила законопроект о новом порядке зачета дней в СИЗО в срок лишения свободы. Теперь при отбывании наказания в исправительной колонии общего режима и воспитательной колонии предлагается засчитывать один день, проведенный в следственном изоляторе, за полтора дня, а в колонии-поселении – за два. Политолог Екатерина Шульман – о том, почему этот закон важен не только для осужденных, но для всего российского общества.
Екатерина Шульман
Этот законопроект был внесен еще 20 июня 2008 года, то есть он в Думе находится ровно 10 лет. Глава Комитета по законодательству Павел Владимирович Крашенинников – его основной автор (остальные соавторы – Москалькова, Хинштейн, Шайденко и др. – добавились позже) и тот человек, который прилагал все возможные, но до последнего момента безрезультатные усилия, чтобы этот проект продвинуть.
Интересно, что первоначальный отзыв правительства на проект в 2008 году был положительным: правительство предлагало принять его в первом чтении с незначительными поправками во втором. Он подписан Сергеем Собяниным – руководителем аппарата правительства при Путине-премьере. Тем не менее, до первого чтения проект добрался только в феврале 2015 года, а ко второму никак не мог подойти из-за сопротивления правоохранительного сообщества. Теперь они одобрен во втором, решающем чтении, сохранив свою концепцию. Можно рассчитывать на его окончательное одобрение в третьем чтении в Совете Федерации и у президента в ближайшие недели.
Применение нового закона будет адекватно масштабной амнистии: большое количество людей выйдут на свободу и в целом сократится наше тюремное население, которое, надо признать, последовательно сокращается последние десять лет.
Тем не менее, это всё еще сверхвысокая цифра: из развитых стран по количеству заключенных на душу населения мы уступаем только США.
По расчетам Института проблем правоприменения, при численности населения в 2,4% от общемировой в РФ содержится около 7,5% от общего числа заключенных по всему миру. Сейчас в местах лишения свободы находится 650 тысяч человек, в расчете на 100 тыс. населения это свыше 460 заключенных. В начале 2000-х эта цифра была еще выше: наш максимум приходится на 1999 год – 1060 тыс. заключенных. Мы нуждаемся в дальнейшем снижении тюремного населения, и применение нового закона должно этому способствовать.
В проекте речь идет о том, что, если назначается наказание, связанное с заключением в тюрьмах и колониях общего режима, в воспитательных колониях, либо обязательные работы и ограничение свободы иного типа, то есть не колонии строго режима, то засчитывается пребывание в СИЗО по формуле «один за полтора» либо «день за два» в зависимости от суровости либо мягкости назначенного наказания. Таким образом человек, который отсидел в СИЗО, сокращает себе срок пребывания в колонии или в тюрьме.
Это важно. Я сказала, что уменьшается количество людей в тюрьмах, при этом общее число людей, которые подвергаются уголовному преследованию, почти не меняется. То есть тюремное население уменьшается, а население СИЗО не только не уменьшается, а даже в последнее время растет.
Не заключение по решению суда, а предварительное заключение становится главным репрессивным инструментом. На этом этапе происходит основное репрессивное давление, на этом этапе происходит раздевание тех, кто сидит по экономическим статьям, прессинг тех, кто обвиняется по статьям политическим.
При том, что все знают, что приговор будет обвинительным, поскольку оправдательные приговоры у нас фактически запрещены, торговля и давление идет по вопросу о форме наказания, об условиях отсидки, об условиях и сроках пребывания в СИЗО. Получается, СИЗО – это самый тяжелый этап в жизни человека, попавшего под следствие.
Соответственно, сейчас, если и когда этот закон станет применяться, во-первых, выйдет много людей. По оценкам одного из подписантов проекта Александра Хинштейна, который тогда был депутатом, на свободу может выйти около 100 тысяч человек. Есть какие-то другие расчеты – например, член СПЧ Андрей Бабушкин называет цифру в 80-90 тыс., но очевидно, что, как ни считай, для многих людей после пересчета выяснится, что они уже отсидели и должны выйти.
В определенной степени это сделает для следствия обращение к суду с просьбой арестовать подозреваемого чуть более рискованным, потому что тогда это уменьшит возможности назначения сроков. Если речь идет не о строгом режиме, а об обычной колонии или тюрьме, им придется вычитать оттуда время, проведенное в СИЗО, с повышающим коэффициентом.
У нас очень любят продлевать это время, люди сидят в СИЗО годами, еще раз повторю, следственный изолятор, а не колония и тюрьма – основной инструмент репрессий. Если это не терроризм, не шпионаж, не особо тяжкие преступления, то сроки заключения по УК у нас, в общем-то, небольшие – средний срок, назначаемый российским судом, составляет 4 года. А тут, получается, люди сядут еще на меньшее время, поскольку будет засчитываться время в СИЗО.
С другой стороны, учитывая нежные отношения обвинения и судов, они могут подгонять приговоры под эту норму. То есть там, где раньше давали «по отсиженному» – дают срок, равный тому, который человек провел в СИЗО – придется давать больше в полтора раза, чтобы таким образом добиться того же результата. Но тут суд ограничен возможностями уголовной статьи с ее верхним и нижним пределом.
В любом случае это чрезвычайно позитивная реформа, которая уменьшит наше тюремное население, а его уменьшать нужно очень сильно, потому что люди, отсидевшие в тюрьме, – с большой вероятностью будущие рецидивисты.
У нас до трети всех сидящих сидят повторно, то есть человек, который попадает в тюрьму первый раз, имеет большие шансы попасть туда второй и третий раз. Следовательно, задача состоит в том, чтобы он по возможности туда вообще не попадал.
У нас количество оправдательных приговоров никогда не достигало 1% от общего числа. Это связано с высокой вероятностью того, что в суде высшей инстанции такой приговор будет отменен, как мы видим на примере дела главы карельского «Мемориала» Юрия Дмитриева.
Понятно, почему судьи не выносят оправдательные приговоры – они не хотят портить себе статистику. Есть и другие причины: кадровый состав судей, их происхождение из секретарей судов либо следственных органов – бывшие прокуроры, следователи, полицейские. Поэтому я не думаю, что тут ситуация каким-то образом изменится: приговоры все равно будут обвинительными, вопрос в форме и суровости приговоров.
В этом смысле я не думаю, что норма повлияет на систему вообще. Этот закон прежде всего послужит масштабной амнистии, то есть люди выйдут на свободу, и это не те люди, которые сидят за убийства и изнасилования. Закон не будет относиться к осужденным за терроризм и сидящим в колониях строгого режима – а там сидят за тяжкие и особо тяжкие преступления. Мне не до конца понятно, применима ли новая норма к «народным» статьям – ст. УК 228 и тем, что вокруг нее, связанным с наркотиками – это около 40% нашего тюремного населения. Если здесь будет какое-то послабление, то это очень сильно оздоровит ситуацию.
В перспективе мы как общество должны стремиться к тому, чтобы лишение свободы по обвинению, не связанному с насилием над личностью, вообще ушло из практики.
В СИЗО должны сидеть те люди, которые обвиняются в насильственном преступлении, все остальные должны ограничиваться в возможностях передвижения иными способами: такими, как залог, электронный браслет, домашний арест, подписка о невыезде. Такие люди не должны для удобства следствия находиться в СИЗО. А они там находятся ровно для этого, это тот аргумент, которым следователи подкрепляют свои обращения к судам: человек может скрыться и помешать следствию.
Так вот, чтобы он не скрылся, его надо лучше сторожить, а чтобы не мешал следствию – лучше вести следствие. Вот, собственно говоря, и все.