12
На месте трагической гибели государя Николая II и его семьи в конце девяностых был построен огромный красивый храм. Храм-Памятник на Крови во имя Всех святых, в земле Российской просиявших.
Главный престол тогда был посвящен всем русским святым. Только в начале двухтысячных был освящен алтарь в приделе, построенном непосредственно на месте дома Ипатьева, посвященный царственным страстотерпцам.
Сам храм расписан в традициях современной церковной живописи.
Храм. Фото: Dibliz / Wikimedia
В нижней части храма сделаны особые ниши, в которых изображены одиннадцать русских святых, начиная с равноапостольных Владимира и Ольги, святых Петра и Февронии, преподобного Сергия Радонежского, включая местных уральских святых – Симеона Верхотурского, святого старца Федора Кузьмича, святого Далмата Исетского.
Все одиннадцать больших выразительных образов написал иконописец Александр Соколов, автор чудотворной иконы Божьей Матери «Неупиваемая Чаша», которая находится в Серпухове.
В 2015 году Александр Соколов скоропостижно скончался.
После его смерти полтора года митрополит Екатеринбургский и Верхотурский Кирилл искал мастеров, которые смогли бы сделать работу – написать фриз о жизни государя.
Присматривался к местным художникам, – в Екатеринбурге развита церковная живопись, к известным московским иконописцам. И все-таки снова приехал в семью Александра Соколова, к вдове Марии Вишняк, известному художнику-портретисту и к детям, которые и прежде работали в храмах с отцом.
Александр Соколов
– Я тогда еще была на костылях, после тяжелого перелома, – вспоминает Мария. – И слова владыки: «Ты будешь расписывать храм!» привели в смущение и меня, и детей. Это привело в замешательство и меня, и всю мою семью. Единственный опыт росписи храма у меня был более двадцати лет назад, когда по благословению духовника отца Анатолия Яковина в деревне Пятница Владимирской области я писала маслом Спаса Вседержителя, евангелистов, херувимов, Нерукотворный образ на огромных холстах, и потом их наклеивали на потолок.
Владыка был уверен в том, что на это воля Божия. А у меня не было ни веры в себя, ни опыта.
Месяца через два, уже делая эскизы, я призналась на исповеди одному священнику: «Митрополит велел мне сделать роспись. Но я хочу найти других людей, чтобы они это достойно выполнили». Батюшка удивился: «Интересно вы рассуждаете. Вам митрополит дает послушание, а вы хотите переложить его на другие плечи». Тут в моей голове все стало на свои места. Дальше работа пошла с какой-то невероятной легкостью. Владыка утвердил сделанные мною эскизы, и 5 марта прошлого года мы с детьми, Никой и Ваней, приступили к работе. 2 апреля этого года работа, к великому моему сожалению, завершена.
Мария с помощниками расписала четыре стены, каждая размером около 6 метров в длину и 4,6 метра в высоту. На них – пять сюжетов из жизни государя.
В истории храмовой росписи это первый случай повествования о реальных событиях жизни царской семьи.
И автору удалось найти удачное решение. Да, ей было проще – все-таки речь шла не об иконных образах, с другой стороны – о росписи в храмовом пространстве, и если сделать росписи исключительно в реалистической манере, в которой обычно Мария работает, то они будут диссонировать с общей атмосферой храма, разрывая реалии Горнего мира реалиями здешнего.
Мария написала все образы реалистически – узнаваемо, точно, но вместе с тем – в некоторых моментах ее работы иконно-плоскостны, иногда – условны, и всегда – глубоко символичны. То есть сразу понятно – здесь речь о тех, кто жил на нашей земле, но сейчас они в Царствии Небесном. И мы тоже можем, взирая на них, ощутить Божественный свет.
– Мы знаем, что восхождение на трон Николая II было после горестной, скоропостижной смерти его отца Александра III, – рассказывает Мария. – Поэтому все было немного окрашено в торжественно-печальные тона. Мне хотелось передать дух и настроение времени через серебристо-голубой колорит этой сцены.
Мне было важно показать торжество ответственного вхождения цесаревича, старшего сына Александра III, в свою новую сущность. Я применила здесь момент остановленного времени. Митрополит Палладий должен помазывать чело государя, но кисть пока не дошла и вот длится момент, после которого – на плечи одного человека перекладывается ответственность за многомиллионную страну.
Мне было важно, чтобы люди не просто увидели историческое событие, но и стали его участниками.
Мария, с одной стороны, сохраняет историческую достоверность, с другой – совмещает временные и пространственные пласты, что характерно именно для иконописи, время в которой не линейно, а словно спрессовано в одну точку – точку Вечности.
Потому на коронации рядом с теми, кто действительно находился в тот момент в Кремле, люди, которых тогда там быть не могло. Для Марии было важно показать людей, оставшихся верными Богу, несмотря ни на что. В этой сцене, например, присутствуют все те, кто погиб от рук большевиков в Алапаевске, в том числе три сына великого князя Константина Константиновича – Иоанн Константинович, Игорь Константинович и младший Константин Константинович. Причем изображены они юношами, хотя в 1886 году им было от восьми до четырех лет. Но здесь главное не историческая точность, а духовная.
– 1903 год, прославление мощей преподобного Серафима Саровского, жарким летним днем великие князья во главе с государем несут на своих плечах раку с мощами, в сопровождении архимандрита Серафима (Чичагова) и многотысячной толпы, которую составляют люди из всех слоев общества, – говорит Мария. – Толпа написана очень ярко, даже пестро. Для того чтобы изобразить многотысячную толпу, я использовала прием, когда ближние к зрителю люди прорисованы со всеми деталями, а у следующих за ними нарисованы только головы и – десятки хоругвей – в перспективе. Толпа – многонациональна: в ней и русские, и татары, и башкиры, и грузины…
На фотографиях мощи преподобного Серафима несут пять великих князей и государь. Можете себе представить: белые кители, синие брюки и 12 черных сапог. Естественно, изобразить такую сцену с фактической точностью было невозможно. Поэтому на переднем плане у меня – три мальчика разного возраста, в золотистых стихарях. Это решение продиктовано евангельскими словами: «…пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф. 19:14).
Для композиции был выбран момент, когда государь вместе с цесаревичем идут перед конными войсками казаков – особых передовых частей.
Вновь нарушена историческая хронология, и за государем – не те генералы, которые на тот момент были в Ставке, а все те, кто остался ему верен до самого конца, не предал в последующие страшные годы. Снова духовная правда оказывается вернее исторической.
– Все эти генералы идут с суровыми лицами, прекрасно понимая, что из себя представляет война, – рассказывает Мария Вишняк. – Только один царевич с сияющими глазами, счастливый. Многие фотографии свидетельствуют, как он был горд, счастлив, что отец брал его с собой на передовую линию.
Здесь, в этой картине, может быть как нигде, мне было позволено через природу показать трагизм происходящего. Толстые березы, отчасти уже сломанные снарядами, теряют последние листья в порывах ветра. Смотр войск происходит на холодном восходе солнца, последняя стая улетающих птиц. Сильный ветер развевает полы шинелей, обрывает последние листья. Можно разглядеть, что идет первый снег. Природа словно реагирует холодом на ужас потерь войны, усугубляя ощущение трагедии.
С одной стороны, сюжетно эта картина близка предыдущей, но настроение здесь иное, светлое. Люди прошли через ужас войны и выжили, и теперь о них заботятся государыня, ее дочери и персонал, тщательно подобранный Александрой Федоровной. Если смотреть на сюжет с точки зрения земной истории, то, казалось бы, чему радоваться, ведь скоро – конец всему, и жертвы этих солдат в итоге напрасны. Но речь ведь о храмовых росписях, а значит, о Горнем мире.
Поэтому – здесь весна, цветущие яблони за окном, торжество жизни над смертью, отзвук Пасхальной радости, Божественного света. Поэтому – много света, много белого цвета – в одеяниях персонажей, как и положено у сестер милосердия. Но мы же знаем, что белый цвет в иконе – это тоже – свет.
– Эта композиция складывалась труднее остальных, – говорит Мария Вишняк. – Просто нарисовать людей с травмами в лазарете было довольно сложно, нужен был сюжет. Работая над этой темой, я нашла удивительно красивую историю. Однажды в лазарет в Царском Селе поступает штабс-ротмистр Лейб-гвардии Уланского Ее Императорского Величества Александры Федоровны полка Дмитрий Малама. Это 25-летний красивый молодой человек, у которого была раздроблена левая нога. Он вел свой полк в атаку и подорвался на мине.
Государыня, знавшая его с детства, пишет государю письмо на фронт: «У него цветущий вид, возмужал, хотя все еще прелестный мальчик. Должна признаться, что он был бы превосходным зятем – почему иностранные принцы не похожи на него?» Она видела, как царевна Татьяна, ухаживая за остальными ранеными, в том числе за Дмитрием Маламой, проникается необыкновенно нежным чувством к нему и встречает взаимность. Возникает удивительно нежная, красивая любовь. На этом сюжете строится вся композиция вокруг прикосновения двух пальцев. Дмитрий Малама изображен уже в военной одежде – единственный из всех. Он отправляется обратно в полк, а все остальные остаются в госпитале. В этом соприкосновении пальцев – квинтэссенция чистой и верной любви.
Это была последняя встреча, потому что наступил 1917 год… Дмитрий Малама был в войсках Деникина, и, когда он узнал о страшной вести – расстреле царской семьи в 1918 году, он стал искать смерти. Погиб в 1919 году под Царицыном.
Но это будет потом. А сейчас – весна, поют соловьи, рояль. Мне так хотелось продлить то время для героев…
Марии действительно удалось продлить это время, потому что земная любовь выступает здесь как отзвук Небесной, а потому совсем неудивительно, что, казалось бы, такая сцена появилась на страшном месте гибели царской семьи.
Последняя сцена по сюжету самая трагичная–14 июля 1918 года в доме Ипатьева, через три дня царскую семью и всех бывших с ними – зверски убьют. А пока – большевики разрешили провести богослужение, был приглашен священник, отец Иоанн Сторожев, который оставил свои воспоминания. Обычно, когда он служил, по воскресеньям или по праздникам, царевны подпевали, поскольку любили службы. В тот день не пел никто. Все понимали, что вокруг атмосфера меняется. Служили обедницу, в которой есть слова: «Со святыми упокой», при которых все члены царской семьи опустились на колени.
Но в работе Марии Вишняк – трагизм отступает, потому что здесь уже все – о Горнем мире. И свет, льющийся из окна – не намек, а прямое указание на Божественный свет. И одеяния у царицы и царевен – белые, парадные, хотя откуда им взяться тогда, в 1918 году, в доме Ипатьева после всех скитаний? Но как иначе могут быть одеты святые, уже стоящие у Престола Божия?
Мне хотелось показать внутреннее преображение каждого из участников службы. Священник написан реалистически, теплыми красками, он стоит по эту сторону струящегося света из окна. Все остальные объединены цветом и светом лучей, которые их уже захватывают и переносят в другое измерение, в другое пространство. Свет, который объединяет все миры: мир видимый и мир невидимый, и есть главный герой этой фрески.
Из документальных вещей, которые сопровождали царскую семью, на фреске изображена икона Божьей Матери «Троеручица». Эта икона путешествовала с царской семьей по Сибири, оказалась в Екатеринбурге и после всех страшных событий революции была обретена совсем недавно. Сейчас она находится в этом храме.
В той комнате, где проходила служба, по описанию отца Иоанна, стоял большой цветок, который цвел красными цветами. Цветок я перенесла в работу. Это тоже символ… Митрополит Кирилл попросил дописать на этой фреске икону Спаса Нерукотворного. Действительно, на сохранившейся фотографии прочитывается, что в комнате стояла такая икона. Владыка предложил дописать терновый венец…
– Шестая композиция – вся на сверкающем золотом фоне, – говорит Мария Вишняк. – Это огромное, мощное древо Романовых, которое цветет пышным цветом. Я решила, что это яркое дерево – русская яблоня. Нам с мужем и детьми удалось в жизни много путешествовать, пробовать яблоки в очень многих странах. Лучше русских яблок мы не встречали.
В огромных бутонах задуманы портреты всех Романовых, от Михаила Федоровича до государя императора Николая II. Все древо вьется и компонуется вокруг иконы Федоровской Богоматери.
Я благодарна Богу за каждый день работы над этими росписями, за то, что владыка Кирилл поверил в меня.
Во время работы я с благодарностью вспоминала своего учителя Илью Сергеевича Глазунова. Через 30 лет после обучения очень пригодились знания и умения строить многофигурные композиции, которым нас научил Илья Сергеевич.
– Композиционное решение в общем огромном объеме храма продиктовано яркими местными особенностями, – говорит Мария Вишняк. – Урал – главный источник драгоценных камней в России. Уральские камни – одни из лучших в мире! Уральскими камнями издавна украшали храмы в России, например, зеленой яшмой украшены Казанский собор, храм Спаса на Крови в Санкт-Петербурге, царский камень – лазурит был щедро подарен Александром II в Рим для базилики святого Павла.
Эта тема нашла воплощение в обрамлении житийного цикла царской семьи. Сочетание лазурита и чароита, зеленых мраморов и яшм подчеркивает значение происходящего на фреске. Как мы знаем, на камнях записана история Сотворения мира, это скрытая «Летопись мира».
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML