Сегодня – 40 дней со дня смерти Георгия Великанова. О том, как рос и воспитывался человек, пожертвовавший своей жизнью ради спасения ближнего, рассказывает отец Георгия, Вячеслав Иванович Великанов.
Образование Георгий получил сначала в школе поблизости от нашего дома. Потом, когда появились учебные заведения православного профиля, мы его определили в православный лицей. Там, после нескольких лет обучения, появились какие-то проблемы экономического характера, и нам пришлось переводить его для окончания школы уже в славянскую академию – это была по сути средняя школа.
После этого он поступил на исторический факультет в университет при Академии наук, а после ему пришлось поступать также в Свято-Тихоновский институт на факультет религиоведения. Там этого оказалось недостаточно для того, чтобы рукополагаться, и ему пришлось досдавать довольно много экзаменов по профилю, связанному со священным рукоположением.
Что касается воспитания, конечно, он был под довольно строгим надзором, но, тем не менее, направление ему задавать нам не удавалось, потому что он развивался по каким-то своим собственным направлениям. Он был – творческой натурой, это было заметно с детства, но что меня действительно трогало – это его нравственная чистота. Мы его, конечно, не наказывали физически никогда, потому что не было такой нужды.
Он однажды, в связи с чем, я уже не помню, попросил меня наказать его за что-то, я его похлопал, скорее, чем побил, со смехом – и с моей, и с его стороны, и больше никаких принудительных мер к нему не применялось, потому что он был по природе кроток и отличался послушанием, и, естественно, чистотой внутренней, которая сохранилась до последнего момента.
И он даже в этом усовершенствовался так, что нас превзошел в этом отношении, и в духовном отношении превзошел. Это вызывает у меня просто-напросто какое-то изумление. Ведь он относится к тому счастливому поколению, которое воспитывается в вере с детства.
В детстве мне запомнился такой эпизод, когда еще до его крещения на 40-й день я должен был записывать по медицинским показаниям привес его в младенчестве и строил график – он имел колебания какие-то, но с некоторым подъемом результат был. В день крещения его на 40-й день эта тенденция увеличилась на 120-130.
Вот в чем отличие этого молодого поколения православных детей от детей, которые воспитываются в других условиях – без Церкви и без духовной поддержки – им в организм закладываются некие элементы образа Божьего, если его принимать как добродетель. Этот образ Божий в нем развивался в душе и в теле, в общем-то. Это была закладка такая, которая не нами, а свыше произведена, и все остальное мы охраняли всего-навсего.
Это было не воспитание, а охранение, потому что когда человек развивается в Церкви в духовном таком плане, он идет по линии, которая ему диктуется свыше, он этого не знает. Естественно, мы этого не знали, но мы чувствовали, что он идет в правильном направлении.
Если какое-то увлечение было, он всё усваивал, но перерастал. Он перерос одно свое увлечение, второе, третье, но пришел к чисто православному образу мыслей.
Для него границы православия, может быть, были шире, чем у меня. Я человек более консервативный в этом плане, он более широкий, но, тем не менее, он не сбивался ни направо, ни налево, видимо, его вел ангел в этом направлении. В этом направлении потом уже определялось его книжное чтение.
Поскольку у нас в библиотеке много литературы по древнему периоду православия, много произведений отцов Церкви, он углубился в это чтение, и это как раз можно считать гарантией духовного воспитания. Нужно иметь дома такой компендиум из древних отеческих сочинений, тогда он станет надежным фундаментом христианского воспитания вообще. Я думаю, что на этом достаточно о воспитании. Потому что дальше он сам стал уже воспитывать, катехизировать людей.
Духовный отец его – это отец Георгий Бреев. Мы стали его прихожанами еще в храме Иоанна Предтечи на Пресне. Потом, когда его перевели в Царицыно, в Царицынском храме тоже были прихожанами. Когда ему дали еще одну церковь для восстановления в Крылатском, нам пришлось туда за тридевять земель шествовать за ним.
Духовным руководством его занимался уже отец Георгий, хотя у Георгия было много знакомств с разными отцами, но думаю, что отец Георгий заложил в него какую-то основу церковности. В этом смысле он церковный человек – в классическом стиле, в классическом понимании этого слова.
После окончания Свято-Тихоновского института ему нужно было искать себя для того, чтобы рукополагаться, он мечтал об этом. В этой связи он как раз начал сотрудничать с отцом Георгием. Там он пел в хоре, там сотрудничал по линии катехизации, там алтарничал.
Что касается его характера, то характер он заимствовал отца и матери – она такая же общительная, открытая. У нее еще есть такое достоинство по происхождению – у нее предки дворянские есть в корне. Имя одного из ее предков – на памятнике на горе Шипке – это XIX век, когда там была освободительная война против Турции. Он там погиб, на этой горе Шипке. Болгары отметили его таким образом. Это дворянское начало, в каком-то смысле начало чести, достоинства – это у него из этого корня. Мои корни крестьянские. Отец мой, хотя был учителем, но он из крестьян. Вот, пожалуй, это всё по биографии.
Георгий Великанов. Фото: Мария Миргородская
Теперь, наверное, о том, как воспринимать его такой подвиг. Я считаю его поступок подвигом, несмотря на то что это не воинский подвиг – тем не менее, это подвиг подлинно православного человека. Обстоятельства этого подвига, конечно, остаются очень неизвестными, очень темными, непонятными мне.
Я каждое утро просыпаюсь с мыслью, что все-таки происходило. Я пытался разгадывать из кратких и скромных очень сведений, которые представлены были линейной службой полиции. Я присутствовал также на допросе, но ясности мне это не прибавило. Но по совокупности некоторых отзывов, некоторых впечатлений об этом у меня составилась картина.
Я благодарен всем участникам, прежде всего, конечно, Патриарху Кириллу, он такую теплую прислал телеграмму, с душой написанную, я редко такие тексты встречал, он очень тепло отозвался.
Также много трогательных отзывов, я даже не все мог прочесть, не со всеми мог познакомиться и не всем мог ответить, но я благодарен всем, кто отозвался. Я это не только от себя, и от жены, и от Натальи, его жены, тоже выражаю такую благодарность всем.
Но меня смущает то, что действительно эта ситуация породила какие-то мифы о том, что произошло. Я не имею самого главного – я не имею сведений о том, что произошло в критический момент, когда эта трагедия случилась. Есть сведения о том, что на платформе Красногорской, где все произошло, он вначале общался с этим Михаилом, который был слегка пьян. Видимо, здесь в их разговоре… был как-то не закончен этот разговор, поэтому Георгий некоторое время ждал, смотрел за тем, как этот Михаил не хотел проходить через турникет, он был без билета, поэтому он пошел в другой конец платформы, пошел от него. А Георгий следил за ним в это время, так я понимаю.
Потому что это по времени ясно было, что когда Михаил спустился вниз – у него ноги больные, поэтому он сполз вниз с платформы – то пошел по направлению к началу, где у него был какой-то лаз под платформу. Георгий, конечно, не знал об этом – его встревожило то, что человек идет по рельсам, а вдали уже виден огонь, луч электрички. Он, видимо, начал махать, об этом говорят некоторые свидетели, махать рукой, чтобы этот машинист на электричке остановился. Видимо, машинист его сразу заметил и, видимо, давал гудок (это мое предположение).
Но Георгий видит, что электричка-то не останавливается, поэтому он снимает с себя рюкзак с компьютером, ставит его на лавку и подходит к платформе, кричит Михаилу, бездомному, который был внизу, кричит, чтобы он ушел с путей, потому что поезд идет.
А при допросе Михаил, во-первых, отрицал, что он с кем-то там говорил, во-вторых, он объяснил, что он шел и издалека видел, что идет электричка. То есть он был в полном сознании, несмотря на то, что был пьян. Он знал, куда шел, он сознательно шел туда. И не хотел, видимо, чтобы контролеры обратили на него внимание, поэтому шел молча.
Но, опять-таки, Георгий этого не знал. И в этот критический момент Георгий решился на него спрыгнуть и как-то его увести в сторону от электрички. Вот с этого момента уже неизвестно, что было. Не исключено, что этот Михаил проявил какую-то агрессивную реакцию. Потому что он такой человек-то был, судя по его виду, обозленный. Он, кстати, имел две «отсидки», я, правда, не знаю, за что, два срока отсидел. И действительно мог оттолкнуть его или ударить, я уж не знаю, что там было.
Но факт тот, что в этот самый решительный момент Георгий почему-то стоял, а не лежал. Я его в свое время наставлял, что в таких случаях нужно ложиться обязательно в стороне от электрички, от поезда. Или, если на рельсах, то нужно ложиться в середину и не поднимать головы. Но в то время вряд ли он мог помнить такие наставления, он стоял. Следователь мне сказал, что он зацепился рукой – это значит, что он продолжал махать рукой. А электричка шла на него и ослепляла его, он не мог видеть эту электричку, потому что когда светит такой яркий свет, то оценить расстояние до электрички невозможно.
Но он верил в то, что машинист остановит, и потому продолжал махать рукой. Я думаю, по этой причине он оказался прижатым к платформе электричкой. И она закрутила его и искромсала, конечно, это была казнь просто-напросто. Вот эта картина, она стоит передо мной. И, конечно, мне бы хотелось узнать, что случилось. Но это все пожелания, может быть, неисполнимые.
Следователь мне говорил, что у машиниста никаких средств регистрации нет. Но и камеры, говорил он мне, если они и были, то они не могли регистрировать это место, там плохо было видно. Когда мы с ним беседовали, он еще не проверял камеры, это по его словам, я не знаю на самом деле, что было.
Говорят люди сведущие, что должны быть какие-то средства регистрации, но они остались нам недоступны. Несмотря на то, что адвокат пытался выяснить, видимо, через следственный комитет или еще каким-то образом. Пока у нас информации нет, к сожалению.
Но как понимать все-таки этот его, по моему убеждению, подвиг? Потому что, на самом деле, в таких импульсивных проявлениях человеческого достоинства… Конечно, тут все происходит в такие краткие моменты, неосознанно, наверное. Но вера-то – она ведь в человеке неосознанная.
Сознательная вера не ведет к такому поведению. Это инстинктивная вера, то есть вера внутреннего человека. Вот этой веры у него как раз было много, он был внутренний человек.
Мы его знаем как человека открытого и общительного, а ведь у него была вот такая натура, очень сокровенная, я бы сказал. Ее мы до сих пор изучаем, она в его каких-то сочинениях, статьях проскальзывает, это видно. Вот эта вера – это основа, по сути дела, подвига. И все в жизни определяется верой нашей, верой внутреннего человека, конечно. Все на ней стоит. И то, что он сделал – это было именно подвигом веры и ничем другим.
Обидно слышать рассуждения досужие по поводу этого подвига, но это все на совести тех, кто высказывается об этом как-то снисходительно. Я встречал такие высказывания в Сети о том, что он поступил как святой. Мне, конечно, приятно слышать такие слова, но, я думаю, они произносятся с пониманием того, что нет места родительским суждениям в этом вопросе.
Фото: Мария Миргородская
Вот, пожалуй, я сказал основное. Но Наташа, жена его, отметила у него такое свойство объединительное – это действительно свойство его натуры. И то, что так много людей всколыхнулось: стали выражать свое сочувствие, стали вдумываться в этот подвиг, искать какую-то в нем святость, веру – это говорит о том, что это затронуло какую-то внутреннюю сущность у тех, кто обсуждал поступок нашего сына.
Это объединительное свойство достойно того, чтобы его переносить на общество как образ поведения. В нашем обществе сейчас главная проблема – это отсутствие единения. Поскольку общество начало путь реформирования, перехода к рыночному типу, в нем усилились тенденции отчуждения между людьми. Ведь поговорка «Это ваши проблемы» появилась не случайно, а в связи с таким отчуждением между людьми, которое естественно возникает при всяком разделе собственности.
До сих пор общества, которые возникают по политическим мотивам, прикрываются идеями справедливости, но справедливость в православном понимании немножко отличается от справедливости, как ее понимали в античности греки – это была у них высшая добродетель.
По существу, социальная справедливость имеет две стороны – духовную сторону и меркантильную сторону, ведь все-таки справедливость имеет отношение к разделу собственности. В этом смысле такая своекорыстная тенденция у политиков иногда даже не скрывается, она всегда присутствует, и политическое разделение людей должно быть компенсировано.
Такое единение потихоньку происходит в Церкви, но, несмотря на всякие сложности, люди объединяются. Это хорошо видно по храмам, где кипит общинная жизнь. В результате такого взаимного сотрудничества люди начинают сближаться.
Эта тема единения должна быть из Церкви перенесена каким-то образом на общество. И то, что в личности происходит такое очищение и объединительные тенденции, это должно быть, конечно, перенесено и на общество.
Должно быть более человеческое общество, должна быть более человеческая, антропоморфная, можно сказать, экономика. То есть модель поведения человека – потому что он образ Божий все-таки, должна быть перенесена на общество.
Эти объединительные тенденции нужно искать, искать их корни и строить модели единения.
Думаю, что так, как в Церкви, наверное, в обществе объединение происходить не может, но там должны быть другие формы единения, по аналогии какой-то. Я думаю, если бы внутри корпоративной культуры появился такой критерий взаимопомощи, например, если бы в фирмах руководители поощряли бы показатель такого взаимодействия, его легко ввести в любую систему оценок – с этого могло бы начаться такое распространение этой модели на все общество, то есть от фирмы через сотрудников – на общество.
Мы заметили, что в ближайшие лет десять, я уж не помню, когда началось это, автомобили начали уступать место пешеходам. За это время выросло поколение, которое привыкло уже к тому, что им уступают, но на железной дороге все осталось по-прежнему.
Во время войны, конечно, нельзя было, несмотря на то что люди могут быть под колесами, на передовой люди могли погибать из-за промедления, там нельзя было останавливаться.
Но почему в наше время остается та же самая тенденция, как будто мы воюем? Вот это для меня вопрос, который мне не очень понятен. По-моему, было бы в современном духе, вполне по-человечески – пассажирские электрички должны были бы, наверное, более осторожно вести себя при каких-то неясных обстоятельствах.
Видео: Игорь Давыдов