6
«У него и мозаики, и дети получаются красивыми», – сказал про художника и отца шестерых детей Максима Богданова один наш общий знакомый. Мозаики Богданова украшают храмы России, Испании, США. Его жена Мария – тоже художник-монументалист. Правда, большими объектами она сейчас занимается редко, главный предмет приложения ее усилий – дети.
После женитьбы года три у Богдановых общих детей не было.
Как-то папа Марии был на Афоне, позвонил оттуда и предложил сделать мозаику Крещения в Пантелеймонов монастырь, где за Богдановых будут молиться. Работа оказалась тяжелее, чем изначально предполагали, супруги ее делали полтора года, с помощниками. А когда она была готова – родилась Варя. Как раз на Крещение. Об этой истории до сих пор вспоминают в монастыре.
Варя – второй ребенок Максима. Старшая его дочь Арина – от первого брака, раннего, когда – не сложилось.
– Переживали из-за дочки – к моменту развода ей было года полтора. Но потом все оказалось хорошо, Маша ее полюбила, она много времени проводила у нас. Сейчас бывает реже – 16 лет, интенсивная учеба, подружки.
Максим Богданов с женой Марией
Беседую с Богдановыми на кухне: большой овальный стол, чтобы разместить и семью, и гостей. Диктофон включен, но понимаю, толку от него будет немного: что-то параллельно рассказывают дети, в огромной клетке щебечут птицы – тоже целая семья, в которой недавно появились птенцы. В общем, шумно.
Вдруг в соседней комнате раздается стеклянный звук от чего-то упавшего и разбившегося. Мария идет разбираться:
– Больно? Покажи, что там у тебя?
– Это не кровь, это шоколад!
– Арину невозможно было не полюбить, – Мария возвращается к разговору. – Удивительный ребенок! Я ее всегда как дочку воспринимала, и тогда, и потом, как пошли другие дети.
– У нее и в той семье еще брат и сестра, то есть много вокруг детей. Думаю, она немного устает от них, – добавляет Максим.
– Арина не обижается, что вот так все сложилось?
– Думаю, нет.
Уже потом узнаю мнение самой Арины – шестнадцатилетней серьезной девушки.
– Никакой обиды нет. Совсем. Папа и Маша, дети – такая же любимая для меня семья, как и мамина. Одно из дорогих воспоминаний детства – как ездили, когда я была маленькая, в Испанию – папа, Маша и я.
Обычно утром Максим поднимает старших, помогает им отыскать шарфы, шапки, варежки, которые потеряны с вечера, а потом везет их в школу. Богдановы живут в Люберцах, а школа – традиционная гимназия – в центре Москвы:
– В нашем районе, по отзывам, школы не очень. А нам важен и уровень образования, и, прежде всего, круг общения детей.
Потом папа отправляется по рабочим делам, мама отвозит средних – Луку и Лизу в садик при той же воскресной школе «Вифания», чтобы в обед, гуляя с младшей, их забрать. Средних из школы забирает или мама, или папа, или няня, которая приходит два раза в неделю. Потом – дети на разных дополнительных занятиях…
– Бывает, что ужин приходится готовить Максиму, – рассказывает Мария. – Он возвращается, ничего нет, потому что мы заняты домашним заданием или бегаем по секциям. А так вообще все в семье делается общими усилиями.
Когда старшие пошли в школу – у нас два школьника, казалось, что мы не сможем успевать. Постепенно разруливаем. Так во всем – когда появляется что-то новое и кажется, что не потянем, говорим: «Ничего, и к этому привыкнем».
Случается, что Максиму нужно уехать на несколько дней на объект, тогда на помощь иногда приходят бабушки-дедушки.
Время подходит к ужину. Максим что-то проверяет в духовке, Мария накрывает на стол. Постный день, потому – вкусно приготовленная запеченная рыба, картошка…
– Кто это у вас так готовит вкусно?
– Максим, естественно. Он у нас отвечает за праздничные блюда.
– Я люблю готовить, отношусь к этому как к творчеству. Несколько раз в неделю стабильно готовлю. Очень мне нравятся мясные блюда, – говорит Максим.
– Все, что ни делает, получается вкусно. Только убирать потом не очень любит, – улыбается Мария.
Раньше, когда детей было меньше, Богдановы могли распределить детей по родственникам и уехать куда-нибудь с младенцем. Сейчас это сделать сложнее: четверых распределить не так просто.
– А посидеть вдвоем в тишине, поговорить – удается?
– Только когда все дети уже уснули, а засыпают они поздно. Так что обычно получается уже – полежать и поговорить.
Когда родилась Лиза – мы делали иконы Божьей Матери «Казанская» и «Покров Божьей Матери» в Башкирию.
– Максим, а вы на выставки успеваете ходить, следить за художественной жизнью столицы?
– Совсем редко. Может быть, три-четыре раза в год. Просто нет времени. А если вдруг появляется случайно мое личное свободное время, я предпочитаю провести его с семьей.
А просто отдохнуть, собраться с мыслями чаще получается в пробке. За рулем, с одной стороны, устаешь, с другой – времени хватает на какую-то работу, например поразмышлять над эскизом, ответить на письма.
– Бывают ситуации, когда думаете, что вот, не справляюсь, какой-то я плохой муж?
– Да. От усталости, болезни… Потом как-то перебарываю себя. Проблемы на работе, например, а еще болит спина. Домой пришел, ждешь, что тебя начнут жалеть, а у Маши тоже куча своих забот, она тоже устала.
Понимаешь: надо это состояние свое сейчас перетерпеть, и оно пройдет. Не усталость является мерилом работы, как в песне у «Наутилуса». Ну, устал, пошел дальше. А потом бывает возможность как-то отдохнуть, появляется второе, третье дыхание.
Всегда на что-то немножко не хватает: на работу или на детей. Просто выстраиваешь приоритеты в какой-то момент, переключаешься на то или на другое. Тем более семья и работа творчески вплетаются друг в друга…
– Дети очень гордятся папой, – добавляет Мария. – Всякий раз, когда, например, мы идем в Пушкинский музей, они показывают в сторону галереи Глазунова, куда на заре творчества делали мозаику, и начинают останавливать прохожих со словами: «А это наш папа делал!»
Вообще смальта для Богдановых-младших – обыденная вещь, как для других детей карандаши и фломастеры. У них свободный доступ ко всему, с чем имеют дело родители, кроме включенной печи для обжига, конечно.
– Что менялось у вас в семье с появлением каждого ребенка?
– Увеличивалась ответственность, и меньше становилось времени, – признается Максим. – Появляются новые задачи, которые нужно решать.
– Все больше многозадачности, она хорошо тонизирует, – вторит Мария.
В этот момент кто-то из детей разбивает стеклянную чашку. За веник берется папа.
– После третьего, – продолжает Мария, – когда уже рук не хватает, чтобы взять всех детей, проконтролировать, ты словно переходишь на какой-то следующий уровень, все строится по-другому.
– Радости становится больше, любви, она на самом деле приумножается, – вновь присоединяется к разговору Максим, когда осколки собраны и выброшены.
Максим с детьми
– В материальном смысле тоже становится лучше, – продолжает Мария. – Просто потому, что приходится больше напрягаться, концентрироваться, и Господь, видя нашу решимость, помогает, причем не только в материальных вещах. То, что растет благосостояние многодетных семей, мне кажется, еще продиктовано тем, что родители понимают: на них лежит ответственность – и увеличивают свои усилия. А что делать?
У меня одна родственница как-то говорит: «Ну как у наших общих знакомых – девять детей и такая дорогая машина?» Но просто когда ты, неплохо обеспеченная материально, в выходные сидишь и пьешь вино с друзьями, они работают. Потому что не могут расслабиться. Им нужна большая машина. Если у них будет маленькая машина, они не смогут выехать, довезти до школы детей.
При этом оба супруга категорически против каких-то лозунгов, создания глянцевых картинок жизни многодетных и прочего. Они подчеркивают, что говорят именно о своей ситуации, о своей семье, живущей в Москве…
Когда на свет появился Лука – делали портал «Знамение» для храма Успения Божьей Матери в Говорове (Москва).
– Что самое тяжелое вы пережили вдвоем?
– После рождения Марфа оказалась в реанимации, на грани жизни и смерти, – Мария вспоминает, как проходили роды, как молились в разных уголках планеты за маленькую девочку, появившуюся на свет с сильнейшей гипоксией, внутриутробной пневмонией, и как невролог совсем недавно сказал, что никаких последствий от всего этого, к счастью, нет, и с девочкой все в порядке.
– Еще когда коклюшем четверо болели, до появления Марфы, – продолжает Максим. – Казалось, легкие выплевывали ночами – кашляли до тошноты в сутки 60-80 раз, буквально задыхались от кашля и рвоты. В общей сложности три месяца все болели. Мне в то время надо было сдавать большую работу. Как крутился – даже сейчас не вспомню, мозг, видимо, старается забыть такое.
– Как каждый из вас принимает известие о новой беременности?
– Я всегда с радостью принимаю. Максим – настороженно, – отвечает Мария. – Пока ребенок не будет румяным, пухленьким, мне кажется, он так и будет настороже.
– Я понимаю, что сейчас начнется токсикоз месяца на четыре, – соглашается с утверждением супруги Максим. – Маше будет плохо, она буквально лежит в лёжку, и ее всегда жалко. А еще ты понимаешь, что жизнь начнет меняться буквально через несколько дней, а не через девять месяцев.
– На Максима ложится весь груз забот, – вставляет Мария.
– Особенно трудно, когда дети болеют, начинается инфекция у всех по кругу. Маше болеть нельзя, и у нее токсикоз…
– А у вас заказ…
– Естественно, и не один. У меня бывает по три объекта. Распределяешь силы, ответственность. Во-первых, я не один работаю, у меня есть бригада хороших помощников-художников. Какие-то вопросы решаю, оставляю за собой какие-то ответственные участки. Приезжаю, контролирую процесс, подбираю материал, рисую, делаю лики, например. Ну, то есть нахожу время, ночами опять же. Как-то получается в сроки все делать.
Максим за работой
В квартире одна из комнат выделена под мастерскую. В основном здесь работает Мария, о чем и свидетельствуют керамические изделия разной степени готовности – расписанные и еще нет. Глава семейства чаще работает вне дома, в мастерской. Во-первых, потому, что делает это не один, а возглавляет бригаду, а во-вторых, он признается, что дома ему трудно сосредоточиться – то дети отвлекают, то домашние дела.
– Кому из вас больше удается творчески реализовываться?
– Так, вы сейчас на больную мозоль наступили. Конечно, папе, – смеется Мария.
– Маше.
– Я сейчас до двух ночи реализую свои творческие потенциалы. И на этом все заканчивается.
– А я – чаще по необходимости. Очень хорошо, что у меня зарабатывание денег связано с моей профессией. Но если бы не было необходимости кормить большую семью, я бы поменьше делал мозаику на заказ, возможно, больше бы занимался живописью.
Керамика Марии продается, она много делает на заказ. У нее был даже магазинчик, но последняя беременность оказалась непростой и его пришлось закрыть: было тяжело.
– Мария, когда вы решили керамикой заняться?
– После рождения Вари я оказалась в новой для себя ситуации. У меня тоже были какие-то свои амбиции, и вообще я привыкла работать.
Так что в первый «декретный» год поняла, что мне нужно чем-то заниматься, я не смогу просто вот так, бренно проводить время. Начала искать что-то прикладное, что можно было бы чуть-чуть поделать, отставить, потом обратно взять, – то, что было бы доступно с детьми. Но Максим сначала не совсем серьезно относился к этим моим опытам, пока я не начала зарабатывать деньги.
– Это не связано с деньгами, – возражает Максим. – Я уже говорил Маше, что она вышла на уровень хорошего творчества, а то, что она делала в самом начале, было просто мне не совсем близким по языку, стилю…
Да еще в какой-то момент я понимал, что зашиваюсь, мне нужна вроде бы помощь, а она тратит время на, как казалось мне тогда, дело не столь важное, когда могла бы помочь мне с мозаикой.
– Мозаика – это работа, на которой нужна немного другая концентрация. Я не могу легко переключаться с детей на мозаику и обратно: с детьми находишься на определенной волне… Керамика лично мне позволила делать качественные вещи в такой ситуации.
Доносится жалобное обращение Лизы:
– Мама, мама, Варя не пускает меня в комнату. А я хочу посмотреть, что они делают.
– Тебе любопытно?
– Да.
– А ты их позови чай с пирогом пить…
Пока расставляют чашки, достается пирог – его испекла Мария, мы продолжаем беседу.
– Чтобы пройти период становления, нужно было выуживать минуты, часы из графика жизни с детьми, в основном получалось ночью, и вообще в любую свободную минуту я норовила юркнуть в мастерскую.
Но я всегда ценю критику, если она идет от Максима, потому что ценю его и как художника.
Время рождения Марфы – работа над образом святителя Василия Великого для храма пророка Божия Илии на Ильинке в Москве, большой иконой Спаса Нерукотворного для храма Василия Рязанского деревни Протекино, Зарайский район Московской области.
Фрагмент. Покров Божией Матери
– Бывают споры, кто больше выкладывается в семье?
– Бывает. Спорим, кто важней, – улыбается Максим.
– И к чему приходите?
– Я иду мыть посуду.
– На самом деле споры на эту тему бывают редко, – добавляет Мария. – Все равно для меня важнее дети, и я в первую очередь мама, а не работник.
– В какой-то момент я понимаю, что все, мне надо заниматься рабочими делами. Но если есть малейшая возможность, люфт, я помогаю семье.
Когда появился Федор – шла работа над Деисусом для часовни Александра Невского в городе Видное.
– Есть у вас какие-то семейные традиции?
– Рождество, Пасха в нашей семье всегда большие праздники. Родственники съезжаются, много детей приходит.
Поскольку мы бываем в Черногории, в Сербии, нам очень нравится традиция, когда у каждой семьи есть свой святой. Мы решили: почему бы нам эту традицию не привнести в семью? Вот пока выбираем святого и сходимся на том, что это – святитель Иоанн Шанхайский.
С ним связана такая история: мы делали мозаику в Сан-Франциско в кафедральный собор иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», где покоятся мощи святителя. А началось все так – в позапрошлом году мы поехали со знакомым священником, отцом Сергием Сиротиным в Грузию, и туда позвонил знакомый: «Нужно срочно лететь в Америку, есть работа».
Свт. Иоанн Шанхайский. Мозаика в Сан-Франциско
А у меня уже было много работы, не знаю, соглашаться или нет. Но так совпало, что, когда пришло это сообщение, мы были в Тбилиси в храме, где есть икона святого Иоанна Шанхайского, у отца Сергия с собой был мощевик с частичкой его мощей. А храм в Америке оказался тот самый, который строил святой.
Мозаику в этот храм сделали очень быстро – в позапрошлом году ездили с Машей в Сан-Франциско, она помогала в работе.
– У нас было романтическое путешествие, – подтверждает Мария. – Хотя мы напряженно работали, главное – через много-много лет нас родители отпустили вдвоем, взяв на себя детей: Лиза подросла, а Марфы еще не было.
Богдановы обычно стараются быть в храме на богослужении каждое воскресенье, и обычно все вместе: с малышами можно погулять на площадке перед храмом.
– Когда мы только поженились, по воскресеньям я брала Арину, когда она гостила у нас, и мы шли в церковь, иногда Максим шел с нами, иногда – отсыпался. Еще мы вместе водили Арину на Крутицкое подворье в воскресную школу, – говорит мне Мария, когда мы с ней встретились, что называется, с глазу на глаз. – Со временем стали ходить в храм регулярно.
А потом была первая поездка Максима на Афон, из которой он вернулся другим.
Через несколько дней Максим объяснил, что же произошло там, на Афоне:
– Это удивительное место, где повсюду чувствуешь близость Бога, где понимаешь, что каждый твой шаг не случаен и промыслителен. Яснее видишь себя, словно со стороны. Возвращается ощущение мимолетности жизни, незначительности и мелкости своих проблем и забот перед Вечностью и величием природы.
Замечательно прикоснуться к живой, не прерываемой традиции монашества, открыть для себя мир греческого православия, со всеми его национальными особенностями. Еще долгое время по возвращении продолжаешь жить теми впечатлениями и чувствами, что остаются в тебе после посещения служб, от встреч с удивительными людьми, настоящими воинами духа, сильными и добрыми, от замечательной архитектуры, от величия природы, монастырей, вырастающих из скал.
Для меня посещение Афона было милостью Божией и переломным моментом в жизни.
– Мария, никогда-никогда не было мысли, что вот, ошиблась?
– Нет.
– Она же при мне не скажет, – смеется Максим.
Супруги вообще периодически пикируются, с юмором, без доли раздражения. Наверняка могут и сказать что-то в сердцах, но ощутимо то главное, что их связывает, что делает семью семьей.
– Нет, я честно говорю, никогда не было. Если мы ссоримся, если возникают недопонимания, я всегда знаю, что это мелочи, это пройдет. Даже когда обижаюсь, хочется обнять, но держусь, пока оба не успокоимся.
– За что злитесь на Максима?
– Она не может злиться, в ней нет злости. Она может только сердиться, – поясняет Максим.
– Я очень быстрая, Максим помедленней. И вот из-за этой нестыковки ритмов, когда надо куда-то собраться.
– А в быту?
– У нас вечные трения со всеми по поводу порядка. Порядка у нас не бывает практически никогда, и это очень болезненный вопрос. Это то, с чем пришлось мириться: мне же хочется, чтобы было все красиво, уютно. Но не получается, когда много детей.
Есть момент, когда я знаю, что чище не будет, хоть убейся. Но, допустим, к приходу гостей я всегда нервничаю: все равно хочется, чтобы был порядок. Я начинаю на всех кричать: «Давайте быстрее, здесь убрать, там убрать!»
Меня очень раздражает, что никого не волнуют открытые дверцы шкафов. Поэтому, когда недавно Максим сказал: «Федя, закрой шкаф, который открыл», я порадовалась.
Я не могу собраться с мыслями, когда мне надо рисовать, а вокруг беспорядок, первым делом я убираю. Максим работает в хаосе. Ему абсолютно комфортно в этой ситуации, потому что он концентрируется на работе.
– Хаос у меня управляемый, я знаю, что и откуда взять – в мастерской. А в быту мне нравится, когда чистое пространство. Маша, наоборот, любит завесить каждый угол, заставить тут тумбочку, тут кувшинчик, тут картиночку.
– Максим, боретесь со стремлением жены заставить какими-то уютными вещами любое пространство?
– Нет, я просто привыкаю.
– Мария, вспомните какой-то особенный сюрприз, который вам сделал Максим?
– Он постоянно приносит завтрак в постель, но это бывает часто, так что сюрпризом не назову. Максим особо не склонен к сюрпризам, цветы дарит не часто. Он больше человек дела, чем слова. Предпочитает сделать что-то, облегчающее нам жизнь. Он может взять всех детей и уйти куда-нибудь, дать мне спокойно побыть одной.
Вообще у меня нет людей, при огромном круге знакомых и друзей, с которыми я бы общалась ближе, чем с Максимом.
Максим всегда рядом. Мы переживаем вместе все радости и просто будни. Вдвоем.
Храм пророка Божия Илии – один из старейших храмов Москвы, построен в начале XVI века. Для этого храма Максим Богданов сделал в том числе красивую мозаику «Воскресение Христово» – сцена, когда Господь сходит во ад. Но увидеть ее могут только верующие во время богослужения, когда открываются Царские врата: она расположена в алтаре…
– Отказываетесь от каких-то заказов?
– На определенной стадии переговоров, бывает, становится понятно – работа дальше не сложится. Обсуждаешь с заказчиком эскизы и понимаешь: то, что нужно людям, я не смогу сделать, не смогу себя перебороть. У меня есть определенная принципиальность. Иногда компромисс удается находить, иногда нет.
Работа Максима
– Как это – компромисс?
– Вот, например, есть несколько работ одного заказчика. В нескольких я могу делать так, как мне, профессионалу, кажется правильным. Но в одной заказчик начинает продавливать свое. А я понимаю, что это не архитектурно, не монументально, это никуда не годится.
И для того, чтобы сделать большую часть работ так, как, я уверен, будет хорошо, я могу пойти на компромисс и ту одну работу выполнить, исходя из вкусов заказчика. Но все равно на это тяжело решаться, а уж делать – тем более. Но бывают замечательные заказчики. Вот, например, работаем в храме на Ильинке – полное взаимопонимание, доверие, и работа для этого храма доставляет настоящую радость. Так же радостно мне было делать церковные мозаичные работы в Башкирию – в деревню Корнеевка, города Салават, Мелеуз…
Храм Покрова Божией Матери. Мозаичный портал. д.Корнеевка. Мелеузский р-н, Башкирия
Все эти мозаики сделаны в мастерской, где на полках разложена по цвету смальта в разных формах – «блинами», квадратами. В пластиковых стаканчиках – уже наколотая смальта. На столе лежат специальные мозаичные щипцы, молотки. Вот из всего этого, с помощью этих инструментов от большого куска смальты или от квадратика золота откалываются маленькие кусочки, которым предстоит стать частью большой мозаичной работы.
– У меня нет любимого материала, – говорит Максим. – Важно сочетание фактур, масштабов, когда, например, рядом с золотом – природный камень, – когда все неодинаково, не подогнано к единому модулю, тогда поверхность мозаики оживает.
В мозаике существуют обратный набор и прямой. При обратном кусочки смальты нужно класть, строго следуя готовому рисунку, затем сверху наклеивать сетку и мозаику переворачивать. Поверхность получается ровной. При прямом наборе, хоть образ всегда разрабатывается заранее, как раз и возникает та самая неровная живая поверхность, о которой говорит художник.
Но при прямом наборе – больше возможностей для творчества, импровизации с камнем и смальтой.
– Обратный набор – более утилитарный, механический – ты просто идешь за уже сделанным рисунком. А прямой набор – живая кладка, в определенный момент ты рисуешь камнем, можешь изменить образ.
Так же, на тех же творческих началах, что и мозаика, складывается и жизнь семьи Богдановых – из вставаний по утрам, спешки и отдыха, споров и взаимной поддержки и еще много из чего. В итоге получается единое целое, как неровная живая мозаичная поверхность, играющая цветом и фактурой, а при особом освещении вспыхивающая золотом.
Материал подготовлен в рамках Всероссийского проекта «Быть отцом!», инициированного Фондом Андрея Первозванного, интернет-журналом «Батя» и издательством «Никея».
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML