Колумнист “Правмира”, член экспертного совета конкурса “Слово года” Ксения Туркова - о том, почему важен словесный портрет года.
Ксения Туркова
Всякий раз, когда лингвисты объявляют итоги конкурса “Слово года” (даже конкурсов – их в России как минимум два!), я слышу: “Опять какие-то странные слова выбрали, кто это решает? И зачем вообще это нужно?”
Одни возмущаются тем фактом, что выбирают филологи, а не “народ”. Другие недовольны победой “иностранщины” типа брексита и хайпа (у нас что, ничего своего нет?!). Третьи – тем, что в конкурс попадают не только “хорошие”, но и “плохие”, обидные, для кого-то оскорбительные слова – из риторики ненависти и лжи (зачем на них вообще обращать внимание?!)
Возмущаются даже те, кто участвует в самом конкурсе, – эксперты. В конкурсе “Слово года-2017” победила “реновация” – явление не российского, а московского масштаба. “Московское лобби всех задавило”, – шутили члены жюри. Удивился даже многолетний куратор конкурса и его основатель Михаил Эпштейн, который ставил на “хайп” или “биткоин”.
На самом деле всем возмущающимся и недоумевающим есть что ответить.
Начну по порядку.
Экспертные выборы слова года проводятся во многих странах. Например, Американское диалектное общество собирается, чтобы выбрать главные слова, вот уже 26 лет подряд. В России конкурс “Слово года” придумал в 2007 году лингвист Михаил Эпштейн, преподаватель русской литературы в Университете Эмори (США).
Происходит это так: весь год в фейсбук-группе “Слово года” участники (их больше тысячи) собирают слова и выражения, ставшие актуальными в этом году. Потом куратор формирует длинный список и рассылает его экспертам (журналистам, филологам, лингвистам, писателям), а они голосуют.
Такое голосование, конечно, во многом субъективно. Однако при этом слова, которые выбирают в итоги эксперты, как правило, довольно точно отражают главные тенденции года, события и явления, которые его символизировали. Это взгляд людей, которые работают со словом и придают языку особое значение; которые не просто видят слова – они просвечивают их, как рентгеном, видят все, что за ними стоит, – все ассоциации и связи.
Впрочем, это совершенно не означает, что народ лишен права голоса в выборе слов-символов. Во-первых, есть еще один конкурс – “Словарь года”, который проводит лингвист Алексей Михеев. Он ориентируется на лайки, которые ставят тем или иным словам в фейсбук-группе.
Впрочем, и он признает: без субъективной оценки не обойтись, потому что иногда больше всего лайков набирает то слово, которое никак не может символизировать год. В этом году больше всего “баллов” – у глагола “матильдить”, но лидером, по мнению Алексея Михеева, все равно стоит считать ставший популярным “хайп” – шумиху вокруг чего-то, что не стоит такого внимания.
Во-вторых, поисковые системы Яндекс и Гугл уже давно подводят свои итоги, в которых ориентируются именно на народное “голосование”. Они составляют годовые списки запросов-лидеров. Это и есть самые что ни на есть демократичные выборы – статистика запросов не врет. Например, в Яндексе в поисках информации о вещах и явлениях россияне чаще всего набирали слова “криптовалюта” и “спиннер”. “Криптовалюта” была одним из лидеров и в экспертном “Слове года”, но в конце концов ее победила “реновация”.
Так что выбирают и эксперты, и народ. Именно это и дает самую точную картину.
Во-первых, “хайп” все-таки не победил – он на третьем месте в конкурсе “Слово года”. А вообще побеждает, как правило, то слово, которое сочетает в себе два качества: популярность (даже вирусность) и способность точно отразить настроение года. В “хайпе” есть и то, и другое: оно распространяется в соцсетях невероятно быстро, образует глаголы и прилагательные (хайпануть, хайповый) и отражает общую атмосферу очень точно: “хайп”, созвучный с русским словом “хай” символизирует нездоровую шумиху вокруг любой противоречивой новости, градус дискуссии, близкий к базарному, и такое же быстрое остывание и переход к следующей теме.
Победившая “нерусская” реновация при всей спорности тоже довольно точна: красивым иностранным словом, которое вообще-то означает ремонт и обновление, прикрывают снос под корень. Деструкцию, разрушение представляют как созидание – и это актуально не только для московских домов.
Что же касается обилия заимствований в целом, то крик души “Неужели у нас нет ничего своего?”, в общем, справедлив.
Именно поэтому, например, куратор конкурса “Слово года” Михаил Эпштейн и включил в конкурс уникальную номинацию – “Протологизмы”. Это совсем новые, только что появившиеся на свет слова, которые еще никто не употреблял. Слова придумывает и предлагает сам Эпштейн и другие участники группы в Фейсбуке. Причем придумывают они, как правило, слова с русскими корнями.
В последнее время русский язык беднеет, жалуется Михаил Эпштейн, сравнивая наш “отечественный” словарный запас с деревом, на котором редеют ветки. По словам Эпштейна, особенно печально то, что в русском языке становится меньше слов с основополагающими корнями: -люб-, -добр-, -зол-. Слова убывают, и счет идет уже на десятки.
Эпштейн и его коллеги надеются, что новые слова, предложенные в группе, приживутся. В этом году в номинации “Протологизм года” победил “домогант” – русский вариант обозначения того, кого обвиняют в харассменте.
В списке лидеров были также такие слова, как “дармолюб” (персонаж вроде Паратова из “Бесприданницы”, который хочет, чтобы его любили, но не способен ничего дать взамен), “живоглупие” (живость и разговорчивость при отсутствии ума), “зломенитый” (тот, кто прославился чем-то дурным), “кумироточение”, “сетячий образ жизни”, “незомбисимость” (устойчивость к зомбированию).
Чем больше мы занимаемся словотворчеством и придумываем, уверен Эпштейн, тем больше шансов, что в следующем году в списки главных слов года попадут именно слова с русскими корнями.
Сам он давно мечтает создать в России что-то вроде Центра творческого развития русского языка, но пока эта идея отклика у чиновников не находит.
Затем, что эти слова – тоже часть языкового портрета года. Значит, таким был его портрет и такой была атмосфера, что они туда попали. Это повод задуматься над тем, что было не так, взглянуть на себя со стороны, понять, от чего хочется избавиться.
Именно поэтому в России выбирают еще и антислово – в номинации “Антиязык”. В этом году там победило словосочетание “иностранный агент”. На втором месте оказался воинственный патриотический лозунг “Можем повторить!” как символ не патриотизма, а агрессии. “Пьяный мальчик”, “недобитки” (о журналистах), “лишние люди” (Сергей Собянин о 15 миллионах негородских жителей).
В Германии, кстати, тоже выбирают “Антислово года”. В прошлом году им стало слово “нацпредатель”.
Но вообще эта номинация редкая, антиязык мало где анализируют. В этом смысле российский конкурс по-своему уникален и самокритичен.
Чтобы научиться связывать события, которые происходят вокруг нас, со словами, которые появляются в нашей речи.
Чтобы понять, что происходит с языком и чем ты можешь ему помочь.
Чтобы посмотреться в свое языковое зеркало и увидеть, как меняется твой собственный портрет и портрет страны.
И, если перемены пугают, захотеть не избавиться от зеркала, а изменить то, что в нем отражено.