8
Когда Оле было 4 года, она не умела ходить и говорить. В приемной семье новые брат и сестра научили ее этому за пару месяцев. О том, что такое настоящая инклюзия и что она дает здоровым и «особенным» детям, рассказывает мама Оли Светлана Строганова.
Когда я привезла 4,5-летнюю Олю домой из детского дома, Оля не умела ходить и говорить. Она ползала на коленях, издавала кое-какие звуки и произносила отдельные слова.
Соня и Назар (им тогда было 5 и 3 года), увидев это, опустились на колени, чтобы вступить с ней в контакт. Следующие дни они ползали и мычали все вместе. Потом Оля начала подниматься и общаться простыми предложениями.
Уже через несколько месяцев она ходила и говорила. Спустя полгода дефектолог сказала: «За все, что она сейчас умеет делать, нужно благодарить ваших детей».
Иногда я читаю споры про инклюзивное образование и мне хочется сказать, что оно нужно там и тогда, где и когда есть возможность действительно включить в процесс «не таких» детей.
Я не отдам, например, Олю в секцию карате – от этого ни ей, ни другим не будет пользы. Она не сможет там выполнить даже простой комплекс упражнений (у Оли ДЦП), тренеру придется отвлекаться на нее, другим детям терять время на ожидание, а цель таких занятий не вполне ясна будет даже мне.
А вот в группу раннего развития или на занятия по пению, пусть и на год-два позже, чем отдают обычных детей – почему нет. Там она встроится в процесс и сможет почувствовать себя частью команды.
Например, в нашей воскресной школе была постановка спектакля. Ребята читали стихи, пели песни и танцевали танец. Оля тогда не могла танцевать танец, запоминать стихи (она только-только стала разговаривать, хоть ей и было уже 5 лет) и петь песню, но учитель ей придумала роль – ей поставили стул, обили его зеленой материей. Олю нарядили, дали ей цветок, и она изображала клумбу. Вокруг клумбы сделали часть танца. Оля ощущала себя частью процесса и с радостью каждый раз спешила на репетиции. Впрочем, и на самих занятиях, когда дети изучали что-то сложное, Олю не выключали из процесса, давая ей просто раскрашивать картинки по той теме, которую проходили ребята.
Так постепенно и дети привыкли, что Оля занимается с ними в группе, и Оля привыкла находиться в коллективе и подчиняться групповым требованиям (начало занятий, конец занятий, перерыв, задания).
В детский садик мы пошли в самый обычный, и там воспитатели тоже стараются Олю привлекать к участию в праздниках – к концу первого года она уже могла выучить несколько строчек стихов, она очень старалась, и ей на празднике хлопали, конечно же.
Сейчас у Оли много друзей в детском садике, дети почти не замечают ее «особенности», несколько раз мне задавали вопросы: «А что у Оли с ножками?» Я им объясняла, что ножки больные, но мы их лечим. Детей это полностью устроило, они прекрасно с ней находят общий язык, а одна девочка, младше на 2 года, стала ей лучшей подружкой, и Оля к ней уже несколько раз ходила в гости.
Конечно же, я понимаю, что во многом дети копируют своих родителей. Если мама и папа относятся к особенным детям спокойно и с пониманием, то и дети берут с них пример.
Мне кажется, что именно для этого и нужны инклюзивные проекты, чтобы включать особенных детей в неособенные процессы. Но подбирать эти проекты нужно бережно, с учетом возможностей самого ребенка, чтобы и ему не приходилось чувствовать себя неуютно.
Ведь важно не просто поставить галочку «у нас есть инклюзия», а действительно привлечь ребенка к выполнению действий. Причем так, чтобы это не было профанацией для него или мучением для остальных, а было по-настоящему участием, пусть и с более скромными успехами, чем у обычных детей.
Конечно, иногда бывает, что наши «особята» портят командные результаты. Например, в Олином детском садике в эстафете команда, в составе которой Оля, из-за нее теряет время и не приходит к финишу первой. Но что важнее для родителей – чтобы их ребенок привык всегда побеждать или научился эмпатии, сочувствию и принятию других людей с их несовершенствами?
Пару лет назад столкнулась со случаем, когда один папа отказывался воспринимать своего слабовидящего сына как ребенка с особенностями. Настоял на том, чтобы он учился в обычной школе. Парень отставал от всего класса, не понимал материал, был постоянно на грани нервного срыва, начал часто болеть. Очевидно, что от такой «инклюзии» никакой пользы нет.
Или если (а бывает и такое) ребенок агрессивный и пока не умеет взаимодействовать с другими детьми, то сначала, мне кажется, есть смысл с ним проводить занятия со специалистами и дальше уже под контролем профессионалов учить общаться, начинать постепенно социализировать ребенка.
Каждый ребенок уникален, и ответственность родителей – думать и о нем, и об окружающих тоже, и это не менее важно – думать об окружающих. Это часть воспитания и моих детей – приучать считаться с другими людьми и их интересами. И, наверно, поэтому они с приходом Оли в семью смогли не только думать о своих интересах, но и помочь ей освоиться.
Я стремлюсь не делать вид, что особенные дети – это не особенные дети. Бывает, что в спорах раздаются фразы «они такие же, как все». Нет. Моя Оля не такая, как все – но она, так же как и все другие, имеет право на тепло, любовь, дружбу, общение, обучение.
И мне кажется, это важно – понимать и принимать их особенность, и вместе с тем давать понять этим детям и их родителям, что вот такие – особенные – они все равно вместе со всеми. Они все равно включены в общество.
Сейчас Оля проходит курс реабилитации в специализированном санатории для ДЦПшек. По телефону она рассказала: «У меня есть подружка. Правда, она не ходит, не говорит и пускает слюни. Но я к ней хожу в гости, мы с ней играем и болтаем».
Родители этой более тяжелой девочки рады, что с их ребенком, оказывается, можно дружить – Оля без остановки рассказывает ей разные истории, спрашивает и тут же отвечает, трясет перед ней куклами и показывает, как нужно играть.
У Оли были хорошие учителя.
Алена Синкевич, специалист по семейному устройству, сотрудник БФ “Волонтеры в помощь детям-сиротам”
Алена Синкевич. Фото: Facebook
Мне кажется, это очень хороший рассказ про инклюзию, потому что рассказчиком выступает умный, чуткий и наблюдательный родитель.
Инклюзия – процесс очень непростой. В начале каждой инклюзии должен быть поставлен вопрос о ее цели, потому что именно цель определит правильные действия для ее достижения.
Всегда есть вопрос – что нам важнее: объем академических знаний или социальные навыки ребенка? В зависимости от ответа родитель будет определять образовательный маршрут и оценивать его результат.
В рассказе про Олю мама не делает никаких ценностных обобщений, но замечает, что для родителей детей из Олиной группы важнее, чтобы “их дети получили опыт эмпатии, а не научились побеждать”. На практике это совсем не всегда бывает так, к сожалению.
В остальном же мама просто описывает свой опыт, попутно иллюстрируя основные принципы грамотной инклюзии и адаптации ребенка.
– Информационная подготовка среды. Родитель выстраивает отношения с педагогом в учреждении, где занимается Оля. Рассказывает про возможности и ограничения ребенка. С поддержкой педагога рассказывает детям в группе про ограничения ребенка. Это очень важно, потому что дети – наблюдательные и любознательные люди, они не могут не замечать отличий в своих и Олиных возможностях, им важно иметь возможность задать вопросы и получить ответы.
– Реабилитационный подход, который призывает идти не за документальным, а за реальным возрастом ребенка. В данном случае такой подход сначала был мастерски осуществлен Олиными братом и сестрой, которые интуитивно верно сперва спустились в поведении на уровень Олиного фактического возраста, наладили контакт, «подхватили ее», а дальше вместе стали подниматься к возрастным границам нормы.
Умная мама поняла, что происходит, и не испугалась, как многие родители, что “из-за этого ребенка мои дети деградируют”, она поняла, что такой опыт делает сильнее всех трех детей.
Этот же реабилитационный подход применен педагогом на занятии, где Оля рисует в то время, как остальные дети делают более сложные вещи. И важно, что успехи девочки оцениваются по ее собственной шкале, которая учитывает не абсолютный уровень достижения, а относительный по сравнению с предыдущим днем и меру ее усилий по достижению результата.
– В тексте это не упомянуто, но я уверена, что процессы адаптирования среды под Олины потребности были осуществлены. Я уверена, что в группе, где нашли возможность сделать зеленый стул и превратить Олю в клумбу с цветами, нашли и возможность приспособить для нее подходящие стол, стул и кроватку, ступени, ложку и вилку, в соответствии с ограничениями ребенка. Такое приспособление требует не столько финансовых затрат, сколько умения и желания продумать потребности и ограничения ребенка.
Адаптация пространства – очень важная часть любой инклюзии, потому что основное глобальное ограничение человека с особыми потребностями заключается в сниженной адаптивности к среде. Значит, надо среду адаптировать под запросы такого человека. Потому как мы можем «изогнуться, пригнуться, подпрыгнуть» и приспособиться, а человек с особыми потребностями зачастую не может.
Ну и еще очень важно, на мой взгляд, что в результате удачной продуманной инклюзии Оля социализируется в истинном смысле и не остается в роли потребителя, а реализует свой потенциал, помогая социализироваться девочке с более тяжелым ДЦП, чем у нее.
В общем, это рассказ про то, как инклюзия помогает ребенку, который был изолирован, стать частью общества. А эта перемена станет ключевой для всей жизни ребенка и социума.
Под инклюзивным образованием понимается такая форма его организации, чтобы все дети, в том числе с ограниченными возможностями, учились вместе. В России с 2013 года действует закон об образовании, в котором есть статьи об инклюзивном образовании.
К сожалению, закон не привел к появлению действительно инклюзивного образования. Коррекционные детские сады и школы закрываются, при этом в обычных не созданы условия для детей с особенностями.
По статистике, инклюзивной считается каждая пятая школа, однако в реальности их намного меньше. В такой школе обязательно должны быть предусмотрены комнаты психологической разгрузки, коридоры и туалеты специально оборудованы, отдельные места в классе, в штате есть дефектологи, помощники учителя и тьюторы.
О том, как устроена инклюзивная школа в Петрозаводске, где примерно половина учеников «с диагнозом», рассказала «Правмиру» педагог школы.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML