После окончания Ленинградского мединститута я работал в поселке под Костромой. Там и произошла история, о которой я хочу рассказать. Как-то вызвал меня Николай Алексеевич, главный врач районной больницы, в свой кабинет и предложил вместе с ним навестить одну из медсестер, которая на тот момент находилась в декретном отпуске.
— Ты ее знаешь, — по дороге к дому пояснил он, — это Леночка с хирургического отделения. Нормальная вроде женщина, а говорит какие-то глупости: мол, в ее доме поселилась нечистая сила, шумит и пугает всех. Я в такие вещи не верю, и разговоры эти нам ни к чему. Начальство может подумать, что в нашей больнице мракобесие процветает.
У Николая Алексеевича была больная нога, он ходил с палочкой. Шли медленно. Через пятнадцать минут мы подошли к небольшому деревянному домику. Нас встретил беспородный голосистый пес. На крыльцо вышла Леночка и пригласила в дом.
— Ну что тут у нас? — спросил Николай Александрович.
— Давайте сначала попьем чаю с пирожками, — предложила Леночка. — И я вам все расскажу.
Мы согласились и прошли в комнату, которая служила и столовой, и спальней. Почти треть помещения занимала русская печь. Сели за большой стол — я, главный врач, Леночка, ее муж и их 12-летний сын. В коляске, стоявшей рядом с окном, спала крошечная девчурка.
Хозяин поставил в центр стола вскипевший электрический самовар, мальчик расставил чашки, а молодая хозяйка принесла пирожки. Затем муж водрузил на стол бутылку вина собственного приготовления. Немного выпили, разговорились.
— Дочке уже третий месяц пошел, — начала рассказ Лена. — А когда я еще была беременна, у нас в кладовке появились какие-то непонятные шумы, стуки, скрипы. Кладовка небольшая, мы там храним овощи и огурцы-помидоры в банках. Вход в нее из сеней. Мы сначала думали,что там завелись мыши. Законопатили все щели, настелили второй пол, на дверь большой замок повесили, кота туда на ночь запирали. Но это не помогло.
— Дом-то мы поставили, когда сыну два года было, — продолжала молодая хозяйка. — А кладовку пристроили около трех лет назад. И вот такая напасть. Муж говорит, что к нам пожаловал домовой или леший из лесу. И меня это очень тревожит.
— На дверях кладовки всегда замок? — поинтересовался Николай Алексеевич.
— Вечером и ночью. Ключ у нас только один — висит в прихожей.
Мы прошли в сени и посмотрели на запертую дверь кладовки. Я подошел к ней и прислушался. Мне показалось, что за дверью кто-то есть.
— Я там навела порядок перед вашим приходом, все расставила по своим местам. Вот увидите, скоро домовой начнет куролесить. Он всегда в одно время просыпается.
Мне вдруг стало не по себе.
— Хорошо, подождем немного, -сказал главврач. — Только я не верю ни в каких домовых, леших и всякую другую нечисть. И вам, Леночка, не советую. Мы же материалисты, должны понимать, что у любых якобы мистических событий должно быть рациональное объяснение.
Прошло полчаса. Мы снова подошли к кладовке. Лена вручила ключ Николаю Алексеевичу. Тот покрепче сжал в руке палку, снял замок и резко открыл дверь со словами:
— Где ты, леший, или как тебя там? Покажись, получишь от меня угощение!
В то же мгновение картофелина величиной с добрый кулак просвистела в воздухе и попала ему в лицо. Он вскрикнул, отшатнулся и упал на спину. Мы, словно завороженные, оставались на месте. Николай Алексеевич поднялся на ноги, его лицо стало багровым.
— Что это? — произнес он. — Кто меня ударил?
Он выскочил из дома и, опираясь на палку, не прощаясь, заковылял в сторону больницы.
Я с недоверием и опаской осмотрел помещение кладовки. На полу в углу стояла корзинка с картошкой. Рядом на чисто подметенном полу валялись кочан капусты, тыква и еще какие-то овощи. На полках располагались банки с огурцами. У порога — несколько картофелин. И — никого.
Я поблагодарил хозяев за угощение и пошел догонять главного врача. Застал его в кабинете перед зеркалом. Он разглядывал большой кровоподтек рядом с левым виском.
— Вам крупно повезло, — сказал я. — В этой кладовке были еще и тыква, и банки с огурцами. Если бы что-то из них в голову полетело — пришлось бы скорую помощь вызывать.
Николай Алексеевич скривил губы и произнес:
— Я бы попросил, чтобы все разговоры о проделках так называемого домового не пошли дальше этого кабинета. Хотя я, наверное, сам виноват, слишком вызывающе себя вел, вот ему и не понравилось.
— Кому это — ему? — усмехнулся я.
Николай Алексеевич ничего не ответил и осторожно дотронулся пальцем до гематомы на лице.
Вскоре меня перевели на работу в другую больницу, поэтому я не знаю, чем закончилась эта история.
0ПоделилисьShareTweetGooglePinterestVkOdnoklassnikiMailruTelegram