Историю это рассказал мастер-часовщик, долгие годы проработавший в Политехническом музее в Москве. По его словам, это было самое невероятное приключении в его жизни.
«Я в Казахстане тогда жил, и был в тех местах лагерь для заключенных. Колючая проволока, вышки, собаки. Лагерь как лагерь. Кто там сидел, за что — меня это мало волновало тогда. Сидят — значит, нужно, значит, сделали что-то, за что сажают. Я вот ничего плохого не сделал, меня не сажают. Тогда многие так думали… Но я не об этом.
Молодой я тогда был, ну и выпивал крепко. Сейчас уже не могу так. Короче, загулял я там в одной компании. Что пил и сколько, сейчас, понятно, не помню. Но изрядно. Это уж точно. Возвращаюсь потом домой. Поздно уже, темно. А поселок большой.
Короче, заблудился я. Ходил, ходил — смотрю: колючая проволока. Значит, думаю, к лагерю вышел. Пошел обратно — опять проволока. Побродил я так. Всякий раз в забор из колючей проволоки упираюсь.
Что делать? Решил лечь поспать где-нибудь до утра. Лег под какой-то стеной и заснул. Утром, рассвело только, солнца еще на небе не было, проснулся. Гляжу: где я? Ничего понять не могу!
Спал я, оказывается, под стеной барака. Там таких бараков несколько было. Осмотрелся — вокруг проволока в три ряда. И вышки. Выходит, в зоне я очнулся, в лагере.
Увидел, где проходная, и — туда. Там дежурный офицер, двое солдат. У них глаза полезли на лоб.
— Кто такой? Как сюда попал?
Я объясняю, мол, по пьянке, не помню, как забрел. Смотрю: офицер этот испугался, серый весь стал. Увел он меня в другую комнату. Заставил все написать. Прочитал. Молчит. Потом порвал написанное мной и даже обрывки скомкал, в карман сунул. Говорит мне:
— Три ряда проволоки видел? Там ток пущен. Пройти там ты не мог. Мог только через проходную. А двери заперты изнутри, ключи в сейфе. Мы на территорию минувшей ночью никого не пускали. Если бы впустили или выпустили без специального пропуска, нам трибунал. А раз непонятно, как ты сюда попал, получается, мы пустили тебя через проходную в зону. И место всем нам, и мне, и солдатам, что дежурят, в таком же лагере. А тебе, ежели ты не говоришь, как появился здесь и зачем, самый большой срок припаяют. Соображаешь?
Хоть у меня после вчерашней пьянки голова была как чугунная, я сразу все понял. Ну, думаю, все, конец. Не отмотаться. Сидим мы друг перед другом, не знаем, что делать. И ему срок, и мне. Ну, и солдатам тем двоим, это уж точно. Закурили. Молчим. Потом он говорит мне:
— Ладно! Придумал я, кажется. Жди здесь, — и ушел к солдатам.
Сижу я ни жив ни мертв. Что он задумал? Убьют, может?
Пришел он быстро.
— Живей, — говорит.
Провел меня через темный тамбур. Ключами несколько запоров открыл в железной двери. Потом — еще одна новая дверь и новые замки.
— Иди, — говорит. — Никому не слова. Если трепанешься, всем нам конец. Дуй!
Не помню, как я до поселка добрался. Но никому об этом деле не сказал. Дурной был, а понимал, что не шутил тот офицер. Это уж каждому ясно.
Через несколько дней встречаю на улице этого офицера. Один он был. Я хотел было к нему подойти, а он глазами показал: «Не подходи, мол!».
Так и встречались несколько раз, как незнакомые. Потом, видно, перевели его куда-то. И я тоже уехал.
Такая история… Сейчас-то я могу говорить, как было. А почему так получилось, объяснить никто не может. Не по воздуху же я над проволокой пролетел?! Три ряда проволоки все же. И ток пущен…».