1
ТАСС публикует истории детей, которых несколько раз усыновляли и возвращали в детдом, и рассказывает, какая помощь нужна приемным родителям, чтобы они не выгорали, воспитывая "трудного" ребенка.
Почти два года назад в семье Натальи Тупяковой появился ребенок. Четвертый. Тогда она и не думала, что Глеб станет ее сыном, просто узнала от знакомых, что одна приемная семья не справилась с мальчиком и возвращает его в детдом. И что это уже второй возврат за последние два года — до этого Глеба уже брали в семью, но тоже вернули.
На электронную почту пришло фото: восьмилетний мальчуган, пронзительный взгляд, забавно торчащие уши, светлые стриженые волосы.
Она думала — возьмет на время, ведь у нее уже есть трое: кровный сын-подросток и приемные дочки с проблемным здоровьем. И нет мужа. И нет своей квартиры в Москве — только съемная.
Но эти доводы не смогли перевесить одну-единственную мысль, которая крутилась в голове: нужно срочно искать ребенку другую семью, возвращать в детдом нельзя.
Наталья Тупякова с детьми (слева направо): Глебом, кровным сыном Рудольфом, дочками Надей и Арианой. Личный архив Натальи Тупяковой
“Я сказала, что готова взять мальчика к себе, пока ему будут искать новых родителей. Что попробую оформить предварительную опеку, хотя шансов на одобрение моей кандидатуры было мало”.
Тогда Наталье казалось, что разрешение опеки — главная трудность. Ведь если ребенка после возврата тут же не “перехватывает” другая семья, его на несколько недель помещают в больницу. Такие правила: даже если ребенок ничем не болеет, он должен пройти медобследование. За это время опека будет заниматься документами и искать место в детдоме. В больнице он будет один — без сопровождающего, няни, без близкого взрослого, который придет в часы посещений с теплым обедом в термосе.
Почти всегда на “выбракованного” ребенка не находится желающих: информация о том, что с ним уже не справились другие, отпугивает большинство потенциальных родителей. И из больницы ребенок вновь едет в казенное учреждение. Вот поэтому Наталья и перезвонила. И согласилась.
“Спустя пару дней с утра я приехала с необходимыми документами в опеку, туда же привезли Глеба, — вспоминает Наталья. — Я очень удивилась, но мне разрешили его забрать. Сотрудница опеки подвела ко мне Глеба и сказала: “Вот это теперь твоя мама, поздоровайся”.
Мальчик подошел и послушно взял Наталью за руку.
О том, что было дальше, Наталья Тупякова и сейчас, спустя почти два года, говорит с волнением. Простой и понятный план действий — Глеб живет у нее несколько недель, а опека за это время находит ему новую приемную семью — стал рушиться буквально на следующий день после знакомства.
“Мы стояли с ним вдвоем на остановке и ждали автобуса, — рассказывает Наталья. — Глеб стал ломать ветки, подметать асфальт, вырывать на газоне траву с комьями земли и бросать ими в прохожих, плеваться, материться. Люди смотрели на меня, возмущенно делали замечания, а я не знала, как себя вести”.
Тогда, на остановке, и начался многомесячный кошмар в их семье: Глеб обижал детей и домашних питомцев — кошку и собачку, вызывающе грубо и неприлично себя вел, угрожал Наталье самоубийством.
“Подходил и кричал: “Дай мне веревочку, я повешусь! Выкинусь из окна!” Потом хватал нож, махал им в воздухе, грозился зарезать нас всех, кричал: “Ненавижу вас, тетки, вы меня все равно вернете! Выкини меня на помойку!” В тот момент я поняла, что не отдам его никому”.
Я спрашиваю Наталью про жалость к Глебу. Про то, что она тогда к нему чувствовала. По какой еще причине можно добровольно решиться на воспитание ребенка, который ни на миллиметр не подпускает к себе, демонстрирует ненависть и жестокость к окружающим?
Наталья говорит без тени пафоса: просто поняла, что кроме нее никто его не заберет.
“Глеб растет очень внимательным: всегда сделает комплимент, если ему нравится, как я оделась или причесалась, поможет донести сумку, вызовет лифт, помоет посуду без напоминания”. Личный архив Натальи Тупяковой
“Я осознала четко, что даже если его сейчас возьмут в семью, то снова вернут и после этого поведение Глеба станет только хуже, потому что раны, которые ему нанесли, сделаются глубже”.
Она старается не вдаваться в подробности: мать и отца Глеба лишили родительских прав, когда ему было пять лет.
Именно раннее детство, а не детдом и скитание по приемным семьям мальчик до сих пор считает самым ужасным из всего, что с ним случилось. Привязан только к старшей сестре, которая частично заменила ему мать. Ее опека забрала из семьи вместе с Глебом.
Кровных родителей ненавидит и в первые недели в доме Натальи постоянно грозился с ними расправиться. Теперь — просто пресекает все разговоры о них, не хочет вспоминать.
Из кровной семьи — его жестокость, озлобленность, ощущение предательства. А после двух возвратов — еще и безграничное неверие, что он такой кому-то может быть нужен.
“Что было бы дальше, очевидно, — рассуждает Наталья. — Не справившись с таким тяжелым ребенком в детдоме, руководство, скорее всего, отправило бы его на лечение в психиатрическую больницу. Потом еще и еще раз. Его поведение бы ухудшалось. Потом бы его лишили дееспособности и на всю жизнь отправили в психоневрологический интернат. Он никогда бы оттуда не вышел. Это обычная практика с травмированными трудными детьми в детдомах”.
Осознание того, что именно психологические травмы заставляют Глеба вести себя так, а не иначе, помогло Наталье не сдаться. Потому что после “показательных выступлений” Глеб тут же, услышав звонок сотрудников опеки, которые пришли к ним с проверкой, или кого-то из знакомых Натальи, прятался под кроватью и просил: “Мама, не отдавай меня!” Знал, что у нее он временно, и боялся, что его снова куда-то увезут.
А она день за днем внушала, что не отдаст никогда. Просто брала на руки, когда Глеб в очередной раз кричал, что ненавидит ее и “их всех”, крепко обнимала и говорила, что теперь придется жить по-новому.
Начало их общей жизни — это постоянные занятия с психологом. Месяцы на лекарствах, которые Глебу выписал детский психиатр.
“Я помню, как пришла в аптеку и фармацевт, прочитав рецепт, спросила, правда ли это для восьмилетнего ребенка, а получив подтверждение, посмотрела на меня с ужасом”, — вспоминает Наталья.
Ребенок мучился от ночных кошмаров, во сне сдирал и рвал на себе одежду — Наталья даже стала надевать на Глеба на ночь тонкий хлопковый комбинезон, который хоккеисты носят под защитой, чтобы он не мог выпутаться из него.
Сегодня Глеб не принимает никаких лекарств, психиатр их отменил, хотя продолжает наблюдать мальчика. После поездки на юг прошлым летом Глеб рассказал маме, что ему “снилось море”.
Это не сказка с хорошим концом — у ребенка по-прежнему большие проблемы с самоконтролем, Наталья перевела Глеба на домашнее обучение, чтобы подтянуть предметы, потому что весь прошлый учебный год школа для Глеба была местом для вымещения агрессии. Успехи не грандиозные, по словам мамы, маленькими шажочками, но она надеется, что 1 сентября 2019-го сын сможет вернуться в класс.
Приемные дети Натальи Тупяковой Глеб и Ариана в театре. Первые годы жизни Ариана провела в детдоме и отсутствие маминой заботы привело к сильнейшей депривации. Когда Наталья забирала ее, сотрудники детдома уверяли, что девочка никогда не сможет произносить даже простейшие слова. Сейчас Ариана заочно учится по программе обычной общеобразовательной школы. Личный архив Натальи Тупяковой
Я спрашиваю: были ли у нее мысли о возврате Глеба? Этот вопрос, наверное, самый трудный для Натальи. Она не скрывает, что долгое время испытывала только чувство ответственности за него, а привязанности и теплоты к Глебу не было.
“Иногда возникало раздражение, иногда казалось, что больше нет сил. Да, желание вернуть было. Но я точно знала, что так не поступлю, раз уже однажды взяла, дала ему надежду. Даже когда старший ребенок очень просил сделать это, даже когда я видела, что он страдает от присутствия Глеба, не может дышать с ним одним воздухом — такой сильной была у него неприязнь, — я знала, что не верну Глеба”.
Наталья говорит, что ребенок приносит и много радости: он общительный, подвижный, обожает спорт, по собственному желанию много помогает маме и очень старается начать жить правильно.
“Проще всего в этой ситуации сказать, что родители, которые вернули ребенка, безответственные, плохие, — говорит приемная мама и психолог фонда “Измени одну жизнь” Елена Мачинская. (Именно она в разгар июля 2017-го и написала письмо Наталье Тупяковой с предложением временно забрать к себе Глеба.) — Мы все разные, и у каждого разная ресурсность, то, что мы можем ребенку дать. Наташа Тупякова обладает удивительным педагогическим талантом, она понимает, почему ребенок ведет себя так, а не иначе, понимает, когда надо попросить помощи у психолога. И как восполнять свои душевные силы”.
Понять “почему?” могут далеко не все, и это одна из главных причин возвратов, объясняет психолог. Дело не в безответственности — часто люди совершенно искренне хотят стать приемными родителями, чтобы “спасти бедную сироту”. Им кажется, что, попав в домашние условия, ребенок оценит разницу с казенным заведением и будет благодарен новой семье. И когда вчерашний детдомовец вместо того, чтобы радоваться, начинает крушить все вокруг, вызывающе себя вести и демонстрировать неуважение, новоиспеченные родители приходят в ужас.
Часто они списывают поведение ребенка на плохие гены или на то, что “улицу из него уже не выбьешь”. Что на самом деле творится в душе ребенка в первые месяцы, а то и годы в семье, взрослые не понимают.
“Если ты не прошел это сам или не работаешь с такими детьми, если не знаешь ничего про реактивное расстройство привязанности, про депривацию в раннем детстве у детдомовских детей, никакие диссертации по психологии не помогут, — объясняет Елена. — Мне самой когда-то понадобилась помощь психолога после того, как я взяла в семью двух своих девочек, хотя я понимала, что происходит, работала до этого с такими детьми”.
Первой в ее семье появилась Аня — белокурая голубоглазая худышка, зефирное нежное существо. До десяти лет она прожила с бабушкой, пьющей мамой и ее братьями, отсидевшими внушительные сроки. Первое впечатление, которое производила внешность девочки, без следа развеивалось, как только она начинала говорить.
Елена Мачинская с приемной дочерью Аней. Девочка долго винила себя, что не спасла кровную маму от алкоголизма и попала в детдом. Личный архив Елены Мачинской
“Это был такой ангел с повадками уголовника, — вспоминает Елена Мачинская. — Представьте девочку 12 лет, которая сидит, по-мужски расставив ноги, и пересыпая чуть ли не каждое слово отборным матом, развязно произносит: “Я хочу выйти замуж за зэка, потому что зэки живут по понятиям. Не за ученого же идти! На кой мне школа? Мне с наркоманами нравится дружить, вот с ними весело, а обычные дети скучные, тупые”.
При этом Аня была очень привязана к маме и, пока жила с ней, делала все, чтобы не оказаться в детдоме: писала письма в полицию и опеку, требуя оставить ее дома и перестать приходить с проверками.
Девочка старалась присматривать за мамой, отнимать бутылку, не пускать пьяной на улицу, чтобы ее не увидели соседи и не нажаловались в опеку. Винила себя, что не всегда это получалось.
“Со стороны людям казалось — как такое возможно, это же жизнь в бомжатнике, среди алкоголиков, а для нее это была ее любимая мама, которая, когда была трезвая, ходила с ней на горку, играла, укладывала спать”, — рассказывает Елена Мачинская.
До нее Аню пробовали усыновить дважды и оба раза очень быстро возвращали — просто не выдерживали жизни под одной крышей. Девочка материлась, дралась в школе, была дикой и педагогически запущенной.
Но у Елены получилось подобрать к ней ключик: спасли терпение, чувство ответственности за ребенка, а еще занятия с квалифицированным психологом, который убеждал девочку в том, что она не виновата в болезни мамы. Очень медленно Аня оттаивала и постепенно перестала бунтовать.
Аня — классический пример ребенка, которого боятся получить приемные родители. Именно поэтому в анкетах детей из детдомов сотрудники опеки стараются отметить их бесконфликтность, усидчивость, дружелюбие, потребность в ласке и доме, вежливость, бережное отношение к малышам.
На самом деле, говорит Елена, с тихим спокойным ребенком может возникнуть не меньше проблем, чем с бунтарем-хулиганом.
Нюра перестала ждать маму, только когда написала ей в соцсетях и поняла, что та ее не ищет. Адаптироваться к новой жизни помогло и знакомство с родной бабушкой. Сейчас девочка считает своей настоящей мамой Елену Мачинскую. Личный архив Елены Мачинской
“Моя вторая дочь, Нюра, совсем не хулиганила, но ее адаптация в семье проходила даже труднее, чем у старшей”.
До Елены Нюру уже пытались взять в семью и вернули — не из-за плохих манер или криминальных наклонностей, а из-за слишком сильной любви к родной маме.
“Мама привела Нюру в детдом, когда ей было пять лет. У девушки была трудная финансовая ситуация, не было жилья. И она пообещала забрать дочку, как только устроится на работу и снимет квартиру. Но за два года ни разу даже не навестила, не написала, не позвонила. Нюра все это время ждала, просиживая часами у окна. Она отказывалась от еды, от игр, от общения и только повторяла, что мама скоро придет за ней”.
Когда Нюру взяла приемная семья и забрала в другой город, девочка не шла на контакт, твердила, что ее специально увезли, чтобы мама ее не нашла. Опекуна это раздражало, и она вернула Нюру.
После этого Нюра попала к Елене. Девочка требовала отвезти ее обратно в детдом, тревожилась, что с мамой что-то случилось, поэтому она никак не приходит. Тогда Елена сама взялась за поиски.
“Найти эту женщину оказалось совсем несложно — “Одноклассники” тут же выдали ее анкету. На фото она была с новым мужем и двумя маленькими детьми. На фоне неплохой машины. Написала ей, та ответила, что рада весточке, что искала Нюру и теперь ее заберет. Я рассказала, какие надо собрать документы, чтобы восстановиться в родительских правах, думала, она и правда будет что-то делать, но шло время, мама отвечала редко и уклончиво, находила какие-то детские отговорки. Потом я позвонила в опеку по месту ее жительства и узнала, что никуда она не приходила. А позже выяснилось, что она и младших детей бросила и уехала в неизвестном направлении”.
Даже когда Нюра убедилась, что с мамой все в порядке и она ее не ищет, смогла принять это не сразу, фантазировала, что мама ей пишет, но вирус в компьютере уничтожает письма.
Потом спрашивала, почему мама так поступила, плакала, винила себя: “Я плохая, поэтому мама не приезжает и меня не любит”.
А потом Елена нашла бабушку Нюры — мамину маму — и вместе с дочкой отправилась к ней в деревню.
Нюра несколько лет не могла поверить в то, что мама ее бросила. Девочка придумывала ей оправдания, переживала, что с мамой что-то случилось и поэтому она не может ее забрать. Личный архив Елены Мачинской
“Бабушка оказалась хорошим человеком. Она пыталась искать Нюру. Сокрушалась о своей горе-дочери. А Нюру приняла очень тепло. И вот тогда дочку отпустило. Она осознала, что у нее есть родные, которые ее любят и думают о ней”.
Сейчас Елена и Нюра знают, где живет родная мать девочки, — она снова замужем и родила четвертого ребенка. Но встречаться с ней Нюра больше не хочет, а своей настоящей мамой считает Елену.
Каждая история ребенка, оставшегося без попечения родителей, уникальна, поэтому точно предугадать, какое поведение он выдаст, оказавшись в приемной семье, трудно.
Но психолог Елена Мачинская говорит, что чаще всего “психический вынос” связан с ощущением предательства. Ребенок становится недоверчивым, подозрительным, он будет очень долго проверять приемных родителей, пытаться подловить их на минимальной лжи, в мелочах.
“В первый год нашей жизни доходило до абсурда: к примеру, я утром сказала, что зайду купить яблок, а потом закрутившись, забывала. Или говорила, что вернусь с работы в восемь, а приходила на 20 минут позже. И начинался допрос и истерика: “Все, тебе нельзя верить, ты меня обманула, значит, ты меня вернешь, ты меня бросишь!”
Елена Мачинская с семьей: крайняя слева — кровная дочка Надежда, стоят — приемные Нюта, Нюра, справа сидит — Аня. Личный архив Елены Мачинской
Такое поведение вполне логично, считает Елена Мачинская. И для того, чтобы понять, почему ребенок так реагирует, можно просто попытаться переложить ситуацию на себя.
“Представьте, что вы влюбились, вышли замуж, родили ребенка, обросли друзьями, бытом, и вдруг муж собирает вам вещи и выселяет. Вы больше не можете видеться ни с детьми, ни с друзьями, вам надо переехать в другой район, а то и в другой город. Вы переживаете. Потом, оправившись, вы пробуете еще раз наладить жизнь, снова выходите замуж, рожаете детей, привязываетесь, а потом все повторяется, вас депортируют в неизвестное вам место. Очевидно, что в третий раз вы будете бояться повторения сценария”.
Ребенок так боится еще раз пережить боль расставания, что ему проще самому убежать от родителей. “Ну, брось меня уже, нет сил ждать каждую минуту, что ты меня сдашь обратно, поэтому я буду так себя вести, что ты сделаешь это как можно скорее” — именно такой посыл кроется в агрессивном детском поведении. Ведь в детдоме ему хотя бы все понятно и нет страха, что от него откажутся, — он уже там.
Ожидание предательства и страх боли рождает тревожность: родителю постоянно придется доказывать, что все в порядке.
“Нюра устраивала истерики, просила ее вернуть, но при этом я не могла спокойно сходить в туалет, потому что она — заметьте, девятилетний ребенок — стояла под дверью и спрашивала без конца: “Мама, все в порядке? Тебе не плохо? Почему ты так долго? Когда ты выйдешь? Выходи!” Это было очень тяжело”.
Директор фонда “Измени одну жизнь” Яна Леонова говорит, что начинающим приемным родителям чаще всего не хватает самых простых вещей: возможности погулять вокруг дома, полежать в ванной, отдохнуть на диване с чашкой чая и посмотреть телевизор, почитать.
С подобными проблемами сталкиваются мамы младенцев, и часто именно эта несвобода становится причиной послеродовой депрессии. Чтобы помочь приемным родителям избежать эмоционального выгорания, фонд создал программу “Передышка”, которая предоставляет услуги няни на 16 часов в месяц: график составляет сам родитель, можно, к примеру, разбить ее посещения на два раза в неделю по два часа, а можно сразу взять два дня по восемь часов.
“Изначально мы думали сделать для родителей такие разгрузочные дни: давать билеты в театр, в кино, на выставки, в спа или на маникюр, — рассказывает Яна Леонова. — Но оказалось, что им это все не особо нужно, они хотели просто глоток свободного времени, просили: “Можно мы просто сходим в магазин? Или в поликлинику?” И когда “Передышка” заработала, мы были поражены, какой на нее спрос”.
Пока программа “Передышка” работает только в Москве и ближайшем Подмосковье, но фонд “Измени одну жизнь” планирует открыть ее и в регионах — по словам директора фонда Яны Леоновой, приемные родители по всей России очень ее ждут.
Уже сегодня для всех россиян фонд “Измени одну жизнь” запустил бесплатную онлайн-программу ProFamily: она предлагает несколько онлайн-курсов, которые затрагивают самые болезненные проблемы приемных родителей. Почему ребенок себя так ведет? Как сделать, чтобы он слушался, как достучаться до него? Как сохранить с детьми доверительные отношения? Как правильно поощрять? Как правильно говорить с ребенком о его прошлом? Эти и многие другие темы обсуждают опытные профессиональные психологи. После того как пользователь выбрал интересующий курс, программа переводит его в мессенджер социальной сети Facebook и задает различные вопросы, предлагая в ответ на каждый короткие информативные видео с советами специалистов.
Психологи фонда также оказывают бесплатные скайп-консультации для родителей со всей России. Яна Леонова призывает обращаться за помощью не когда уже совсем нет сил, а как только мама или папа чувствуют, что что-то в отношениях с ребенком не так:
“Не так — это когда ребенок вас раздражает, вы испытываете к нему неприязнь, вам кажется, что вы совершили ошибку, вам некомфортно, плохо. Не надо себя винить за это, важно вовремя отловить триггеры, которые вызывают такие эмоции. И тогда почти всегда можно помочь. Родители, вовремя обратившиеся за помощью, потом переживают этот кризис и говорят: “Неужели у нас вообще были такие мысли и мы хотели отказаться от нашего ребенка? Тогда казалось, что все летит в тартарары”.
Для родителей со всей страны создана бесплатная горячая линия благотворительного фонда “Волонтеры в помощь детям-сиротам”: 8-800-700-88-05. Специалисты фонда готовы проконсультировать и приемных родителей, и тех, кто только собирается взять ребенка в семью.
Работает также круглосуточная горячая линия Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации, учредителем которого является Министерство труда и социальной защиты Российской Федерации: психологи консультируют детей и их родителей.
Для поддержки замещающих семей государством созданы бесплатные службы по сопровождению, с которыми родители могут заключить договор после того, как возьмут ребенка под опеку. Службы сопровождения созданы на базе государственных учреждений различной ведомственной принадлежности: образовательных, социальных, по делам семьи и молодежи. Узнать о том, какие организации уполномочены сопровождать семью, россияне могут в отделе опеки и попечительства по месту жительства.
“Часто семью сопровождают специалисты, работающие на базе этого же детского дома, откуда взят ребенок, — рассказала ТАСС заместитель директора Департамента государственной политики в сфере защиты прав детей Министерства образования России Ирина Романова. — Эти психологи и педагоги хорошо знакомы с ним и знают особенности его характера. Это помогает ребенку быстрее адаптироваться в замещающей семье. Всего же у нас свыше 3,8 тысяч организаций в стране предоставляют медицинскую, психологическую, педагогическую, юридическую, и социальную помощь. Мы видим эффект, число детей принятых в семью последние годы опережает число выявленных детей сирот, и мы стремимся развивать эту тенденцию”.
Однако, если попробовать отметить все учреждения, отделения благотворительных фондов, ресурсные центры, которые оказывают помощь приемным семьям, на карте России, их концентрация будет заметнее всего в Москве и Петербурге, в некоторых крупных городах.
Например, по данным пресс-службы Департамента труда и социальной защиты населения города Москвы, в столице работа по сопровождению семей ведется 48 уполномоченными организациями, действуют 55 школ приемных родителей. С 2010 года количество приемных семей выросло почти в 7,6 раз: сегодня в Москве 2650 приемных семей, тогда как в 2010 году их было всего 348.
Но важнее не количество специалистов, которые должны помогать замещающим семьям, а их компетентность, считает глава фонда “Волонтеры в помощь детям-сиротам” Елена Альшанская.
“В России есть огромные отрезки, где нет ни центров, ни служб сопровождения, ведь служба сопровождения — это не федеральная история, поэтому она есть не везде. Бывает, что кроме отделения соцзащиты, где сидит психолог, ничего не понимающий в особенностях подхода к детям из детдома, в таких местах ничего нет. Среди наших подопечных есть семьи, которые рассказывали, как обращались к психологу, рассказывали о своих проблемах с приемным ребенком, а он делал круглые глаза, отправлял к психиатру и говорил: “Он у вас псих, зачем вам это? Возвращайте!” или “Ну а что вы хотели, возвращайте, за ним там присмотрят, там коллектив, хорошие воспитатели, не мучайте себя”. Сегодня нет четко прописанной программы сопровождения семьи, в каждом регионе, городе, поселке ее понимают так, как хотят, иногда программой сопровождения называют занятия в кружке лепки из глины или мастер-классы и детские праздники, которые семьи должны посещать”.
Елена Альшанская убеждена, что работать с семьями должны только специалисты, хорошо знающие проблемы приемных детей, а обычный детский психолог, не знакомый с последствиями депривации, госпитализма, скорее всего, не поможет, а лишь ухудшит ситуацию. Это же правило должно касаться и всех преподавателей школ приемных родителей.
Наличие качественной помощи в городе не всегда может предотвратить возвраты детей. Одна из причин — родители слишком поздно за ней обращаются, когда сделать что-то уже нельзя — настолько они приходят выгоревшими.
“Есть два типа таких родителей: первый, который приходит и говорит — не могу, не справляюсь, у меня не хватает ресурсов, я не рассчитал силы, что мне делать? — рассказывает директор благотворительного фонда “Измени одну жизнь” Яна Леонова. — Второй тип находится в глухой обороне. Они уже внутренне все для себя решили. В том, что у них не получается наладить жизнь, они обвиняют не себя, а ребенка несмотря на то, что они взрослые, а ребенок маленький, что взрослые должны справляться со своими состояниями, а ребенок еще не должен, ему и так досталось в жизни. Такие родители настолько сфокусированы на своих страданиях, что теряют всякое сострадание к ребенку, всякую эмпатию. Приходят и говорят: “Забирайте!”
Претензии к ребенку часто возникают из-за завышенных ожиданий родителей, считает Яна Леонова. В период неофитства, когда человек только загорается идеей взять на воспитание ребенка, он представляет, как новый член семьи станет его единомышленником, заинтересуется увлечениями родителя, будет успешен.
“Повышенные ожидания опасны, — говорит Яна Леонова. — Родительство многими воспринимается в розовом цвете. Когда же человек берет ребенка и не испытывает ожидаемой радости, то разочаровывается, начинает думать: “Зачем я это сделал? Это же теперь на всю жизнь! И он совсем не такой ребенок, как я хотел и думал. Я никогда не полюблю его как своего. Я, может быть, вообще никогда не смогу полюбить его”.
Отсутствие чувств к ребенку в первые его месяцы в семье вполне естественны и объяснимы: приемный родитель не вынашивал малыша девять месяцев, не мучился от токсикоза, не бегал в магазин за вкусностями для беременной жены, не рожал, зачастую не видел первых шагов своего ребенка, не слышал его первых слов. Ему досталась уже во многом сформированная личность, у которой есть свой, преимущественно неблагополучный жизненный опыт. Ему требуется больше терпения, чем с родным ребенком, а положительных эмоций от общения, которые бы компенсировали негативные моменты, он еще не получает. Однако со временем “скелет” отношений обрастает “плотью” и привязанность, скорее всего, постепенно начнет формироваться.
Яна Леонова объясняет, что еще на стадии подготовки к приему ребенка в семью родители должны понять: их будущие сын или дочь могут вовсе не гореть желанием быть усыновленными. В России именно родители выбирают, кого взять под опеку или усыновить, и согласия ребенка до десяти лет для этого не требуется.
“В идеале должна быть база потенциальных родителей — обследованных, подготовленных, психологически готовых к усыновлению, чтобы из них можно было выбирать под каждого конкретного ребенка того, кто даст ему именно то, в чем он нуждается. Должен сложиться пазл. Но такой системы пока нет. Для приемных родителей главной ценностью должна быть верность, нежелание совершить предательство. Если ты взял ребенка, то несешь ответственность за этот поступок, ты стремишься сделать все, чтобы не причинить ребенку новую боль, не отступать, бороться”.
Возраст кандидата, его социальное положение не влияют на его психологическую зрелость, способность отвечать за свои действия, считает Яна. Важно понимать, что приемное родительство — это очень долгосрочное вложение ресурсов.
“Мы можем не видеть быстрых результатов, и важно помнить, что в воспитании детей мы никуда не гонимся, мы вкладываем просто потому, что чувствуем: нужно вложить! Любовь, доброту, заботу, нежность, ощущение защищенности. Просто поливайте семечку. Прорастет”.
Автор выражает признательность благотворительным фондам “Измени одну жизнь”, “Волонтеры в помощь детям-сиротам”, и лично Яне Леоновой, Елене Мачинской, Екатерине Овчинниковой, Елене Альшанской, а также Наталье Тупяковой за помощь, оказанную при подготовке материала.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML