Марлен Хуциев. Время в пути

20.03.2019 17:42

Ушел из жизни один из самых авторитетных русских режиссеров Марлен Мартынович Хуциев. Ему было 93 года. Последние годы он работал над своим фильмом «Невечерняя», выход которого планировался на 2019 год.

Гений японской анимации Хаяо Миядзаки в шутку бранил другого гения, своего друга и коллегу Исао Такахату, который почти пятнадцать лет никак не мог доделать свой шедевр «Сказание о принцессе Кагуя». «Он делает все, чтобы не успеть закончить фильм!» – горячился Миядзаки. «Сказание» вышло, и через несколько лет Такахата скончался, как будто выдохнув остатки жизни в этом удивительном, невероятном мультфильме. То же самое у нас твердили о Германе, временами казалось, что «Трудно быть богом» – миф, что никто и никогда не увидит картину целиком. Герман не успел только озвучить ленту, но многим при жизни показал ее в практически готовом варианте.

Хуциев начал работу над «Невечерней» еще в девяностых, и тоже никто не верил, что фильм увидит свет. Потому что это означало бы, что мастер будет иметь право уйти. Никто не понимал, что будет в этом фильме, было известно только, что в нем содержатся беседы Чехова с Толстым о чем-то сокровенном, и от этого было как-то особенно волнительно и странно, потому что так далеко в прошлое Хуциев никогда не заходил.

Действие всех его фильмов развивалось после начала 40-х, когда режиссер был юношей, а чаще всего это было «здесь и сейчас». Становилось страшно, когда сообщалось, будто «Невечерняя» выйдет в 2019 году, успокаивало лишь то, что Хуциев планировал летом еще что-то доснимать, договаривался об этом с актерами. Значит, будет жить еще, к нему можно будет в любой момент подойти, спросить о чем угодно и знать, что он точно ответит трезво, вдумчиво, свободно и как-то очень молодо, как будто нет девяти десятков лет за спиной.

Марлен Мартынович не успел выпустить свой последний, возможно, главный (как минимум, для него самого) фильм, да и вообще, с точки зрения индустрии, успел за шестьдесят с лишним лет в кино сделать преступно мало – всего восемь игровых картин. Но половина этих фильмов – признанные всеми шедевры, а еще половина относится к шедеврам больше для знатоков: Хуциев с возрастом становился слишком тонким, сложным автором, у которого мысль все реже позволяла экранному действию отвлекать на себя внимание.

Дебютная работа «Весна на Заречной улице» для миллионов зрителей, которые продолжают ее смотреть до сих пор, – что-то вроде простой лирической комедии, да еще и с одноименным супершлягером в придачу. Не так просто отбросить привычную с детства романтическую линзу и обнаружить, насколько важные мысли уже там тактично, аккуратно спрятал Хуциев. Когда учительница не только не выше своих учеников, но и может многому у них научиться. Когда простой рабочий парень вдруг начинает вслух размышлять о том, в чем глубинный смысл многоточия. Когда в строгий кабинет, символ цивилизации, разума, прогресса, символически врывается дыхание подлинной жизни и немедленно увлекает за собой.

Многие были возмущены, что годы спустя разрешил выпустить цветную версию фильма, но он понимал, что этот дух никаким раскрашиванием не убить. Хотя сам он к цвету в кино относился настороженно, первый раз использовал только в «Послесловии» 1983 года, да и «Невечерняя», как он говорил, цветной только наполовину. Хуциев слишком хорошо понимал, насколько хрупка, нежна материя его фильмов, как легко утратить ее, поддавшись формальным или техническим искушениям.

Сын врага народа – и убежденного коммуниста, который назвал сына в честь Маркса и Ленина одновременно. Юноша, которого не взяли на фронт по состоянию здоровья. Антисталинист, автор полочного фильма «Застава Ильича», который в полном виде выпустили только в Перестройку. Основоположник кинематографической «оттепели», важнейший ее представитель. Хуциев при всех этих ярлыках совершенно неуловим, он слишком мудр для них, слишком выше всего этого. Может, поэтому уже в «Заставе Ильича» у него не просто сталкиваются поколения, классы советского общества (рабочая и «золотая» молодежь), но размывается грань между игровым и документальным кино, то есть между фантазией и действительностью, поддавшись движению творческой идеи.

Например, многие считают, что он узнал про поэтические вечера в Политехническом и решил вставить их в фильм, но Хуциев никогда не скрывал, что это именно он придумал и организовал этот, как сейчас говорят, ивент. Он собрал зал, пригласил поэтов, поставил камеры и сымитировал документальную съемку, а после такие вечера стали проводиться систематически. Хуциев не всегда следует за жизнью, он отчасти ее творец. Хотя встреча фронтовиков и демонстрация в «Заставе Ильича» настоящие.

Творчество Хуциева наполнено такими мистификациями. Молодой Тарковский в маленькой роли интеллигента-хулигана дразнит героя фильма, нарываясь на скандал, в «Заставе Ильича». А вот через много лет в «Бесконечности» Хуциев имитирует стиль «Зеркала» уже реального Тарковского, но его путь сквозь воспоминания и грезы, его «поиски утраченного времени» приводят к совсем другим результатам, не формулируемым, смутным, но явно ощущаемым внимательным зрителем. Вот Окуджава собственной персоной оказывается в центре фильма «Застава Ильича», а вот Визбор задумчиво напевает песню Окуджавы в «Июльском дожде», придавая ей новый смысл за счет своего неоднозначного экранного образа, десакрализируя ее, но и приближая к нам, это огонь, который Прометей украл у богов, но не очень хочет навязывать смертным.

Вот Митта в смешных очках в том же «Июльском дожде», а вот Хуциев в забавном наряде возникает в «Гори, гори, моя звезда», он там – князь, что по отношению к скромному, маленькому Хуциеву совсем смешно. Фронтовики из «Заставы Ильича» обязательно приходят на ум, словно тени из будущего, когда в загадочной ленте «Был месяц май» охваченные радостью Победы военнослужащие забредают в заброшенный концлагерь. Встреча отца с сыном во сне из «Заставы Ильича» таинственным образом сплетается с невеселыми сценами из «Послесловия» с участием деятельного тестя и скучно-застойного зятя.

Все это – синкретичный и эзотеричный мир, созданный Марленом Хуциевым так, словно не было никаких «волн», течений и трендов, словно он шел не бок о бок с главными деятелями нашей культуры, не был для них другом и собеседником, но будто всегда был одиноким призраком, влюбленным в земную жизнь во всех ее проявлениях, но всегда обособленным, слишком свободным и слишком мудрым, чтобы быть понятым вполне.

От фильма к фильму у Хуциева оставалось все меньше зрителей, готовых идти с ним до конца в его размышлениях и образах, утрачивающих конкретику, расплываясь до общечеловеческих масштабов, вечных – и при этом злободневно современных. При этом он так обогнал время, что нам еще предстоит открыть для себя в полной мере его кинематограф. Он к своей последней ленте «Невечерняя» шел почти тридцать лет. Нам, возможно, понадобится для этого гораздо больше.

Источник