1
«Помню, как 1 января многие, даже руководители поисково-спасательных работ, говорили, что, скорее всего, живых людей под завалами уже нет. И вдруг замолкли двигатели и люди по цепочке стали передавать: «Ребенок заплакал!» Чувствовал такое участие, как будто моего собственного ребенка спасли». В дни спасательной операции на месте обрушения дома епископ Магнитогорский и Уральский Иннокентий был рядом с пострадавшими, спасателями и волонтерами. Чем помогала епархия, как изменились священники и что удалось узнать о людях за семь лет служения на магнитогорской земле и четыре дня трагедии – епископ рассказал в интервью «Правмиру».
– Как вы прожили самые тревожные дни поисково-спасательной операции на месте обрушения дома, как узнали о случившемся?
– Я живу в административном здании Магнитогорской епархии недалеко от места трагедии. Встаю рано, поэтому я услышал взрыв, произошедший в шесть часов утра. Но не придал этому значения: поблизости работает металлургический комбинат, и оттуда нередко раздаются громкие звуки. В этот день у нас была назначена литургия в домовом храме, и уже когда я облачился, совершил проскомидию, ко мне подошел иподиакон и спросил: «Вы слышали, что сегодня произошел взрыв?»
Понимая, что при обрушении подъезда без погибших, скорее всего, не обошлось, что кто-то искалечен и ранен, мы тут же помолились об упокоении и о помощи тем, кто их спасал. Затем мы провели совещание в епархии, около 10.30 я прибыл на место трагедии. Первое впечатление было очень тяжелым, все мысли были о том, что под завалами находятся люди, погибшие и живые, которые испытывают страдания. Четверо суток я отлучался с места трагедии не более чем на 3-4 часа в день.
В первый же час я побывал в штабе помощи пострадавшим в 14-й школе, где прошло совещание с участием губернатора и руководителя службы МЧС по Челябинской области. В этот момент для меня главным было выяснить, чем епархия может помочь пострадавшим и спасателям, сразу предложил разместить там нашу епархиальную полевую кухню. В школе в тот момент было организовано питание для пострадавших и эвакуированных жителей, а там, где работали люди, были чай и бутерброды. Чтобы спасатели могли с полной отдачей работать на морозе, им необходимо было полноценное горячее питание.
На месте трагедии с Петром Гриценко 2 января
После того, как мы в соцсетях разместили сообщения, что нужны волонтеры для работы на полевой кухне, очень быстро откликнулись верующие, и работа с первого же дня была отлажена. Также мы предложили и другую помощь пострадавшим, например, вещевую. Но вещи уже не понадобились. Когда я шел в двенадцатом часу дня из школьного штаба к штабу на месте трагедии, расположенному в клубе «Рубеж», видел вереницы людей с котомками, они шли в школу нескончаемым потоком, несли вещи и продукты. К 11 часам школьные кабинеты уже были заполнены пакетами с гуманитарной помощью под завязку.
– Какие моменты в дни поисково-спасательной операции особенно запомнились?
– Все эти дни прошли в большом напряжении. Особо волнительными и тяжелыми для меня были моменты, когда спасатели заглядывали в расщелины – где-то углублялись в них по пояс, где-то проходила только голова, и кричали туда: «Есть кто живой? Отзовитесь!»
В тот день, когда случилась беда, в подвальном помещении клуба «Рубеж», – это было самое теплое помещение в клубе, потому что взрывной волной выбило окна – сидели пожилые люди, которые ждали, когда их пустят в дом, чтобы они могли взять свои вещи. Им нужно было объяснить, что их не пустят в квартиры, потому что это опасно, существует угроза обрушения. Не меньше часа мы этих людей убеждали, что нужно покинуть место трагедии, разместиться пока у родственников или в пункте временного пребывания.
Одна старушка сказала, что сама не сможет дойти до дома родственников. Я хотел на машине скорой помощи ее отправить, но бригады медиков не могли покинуть место трагедии, потому что под завалами в любой момент могли быть найдены живые люди. Кое-как мы убедили бабушку, что надо ехать, и тут как раз пришли ее дочь и зять. У них не было машины, я нашел человека, который их отвезет.
В том же клубе «Рубеж» находилась супружеская пара. В ту ночь внуки ночевали у них и потому остались в живых, а дочь и зять оказались под завалами. Об их судьбе ничего не было известно. Этих людей надо было как-то поддержать. Мы старались оперативно найти информацию о пропавших без вести из обрушившегося подъезда. Мне доводилось оказывать поддержку и сотрудникам МЧС, им было очень тяжело в эти дни работать в эпицентре трагедии, где было много погибших.
– В те дни вы были свидетелем случаев доблести, самоотверженности?
– Эти дни показали, что мы можем объединиться. К сожалению, произошло это с приходом беды. Тяжелый этот момент показал величие души жителей нашего города, их великодушие и неравнодушие, готовность помочь, подставить плечо.
4 января. Награждение спасателей на месте трагедии
Я видел самоотверженность людей, которые приходили работать на нашу полевую кухню. На наш призыв откликнулись очень многие, я предложил трудиться сменами, но были те, кто проявил настоящее мужество и не хотел уходить после окончания своей смены, несмотря на мороз и усталость.
Сначала полицейские и спасатели стеснялись подходить к нашей кухне, и мы стали разносить еду и раздавать людям. Потом они привыкли принимать нашу заботу. Мы соорудили импровизированные столы, но люди держали посуду в руках, говорили, что так руки согревают – даже в перчатках было холодно.
Мы пытались накормить и тех, кто стоял у ограждения, переживая о ходе спасательной операции – многие проводили на морозе целый день. Находясь там, мы не задумывались о том, замерзнем или нет.
На месте трагедии приходилось видеть людей, которые сами рвались к завалам, хотели помочь в спасении пострадавших. Я их хорошо понимаю, но надо понимать и то, что человек без необходимой профессиональной подготовки, взявшись за разбор завалов, может навредить делу. Я разъяснял добровольцам, что для этого нужно знать, как вынуть обломки так, чтобы все остальное не обвалилось. Просил людей набраться терпения, верующим советовал молиться.
Полевая кухня, кстати, собрала не только православных, там работали все желающие: мусульмане, язычники, атеисты. Там были ребята, которым, быть может, могли бы показаться важнее Новый год и каникулы. Но они там мерзли и самоотверженно делали доброе дело. Мы собрали имена всех добровольных помощников и в праздник Крещения Господня вручили им архиерейские грамоты, благодарственные письма.
Награждение волонтеров, работавших на месте трагедии
Искренне тронул меня еще один момент. Когда в один из последних дней спасательной операции я выходил вечером из штаба 14-й школы, увидел женщину с сыном лет шести-семи. Она подошла ко мне за благословением, и в этот момент я спросил у мальчика: «Ты пострадавший или помогающий?» Он засмущался, и мама его ответила: «Нет, мы не пострадавшие и не помогающие – мы еще маленькие. Но у нас сегодня урок о том, что нужно быть отзывчивым, как нужно помогать людям в беде, как себя вести в трудных ситуациях». Считаю, что это пример для всех матерей, а для меня это важная тема для проповедей и бесед с родителями. Это один из глубоких моментов, который тоже обнажила трагедия. Вообще в эти дни многое узнал о наших людях, чего раньше не знал…
Но были и противоположные примеры. К месту трагедии приходили и простые зеваки, судя по тому, какие посты и видеофрагменты потом были опубликованы в соцсетях. Люди бросили призыв не запускать фейерверки в новогоднюю ночь, ведь под завалами оставались люди, да и шум мог помешать работе спасателей. Но 31 декабря, когда я приехал ненадолго в здание епархии, увидел из окна, как в ста метрах от места трагедии кто-то запустил салют. Это очень больно резануло по сердцу. Вот это – пример равнодушия…
– Одним из самых памятных был момент спасения малыша Вани Фокина. Вы были очевидцем?
– Ваню Фокина мы сначала в своем кругу называли «обетованным мальчиком». Я присутствовал на проходивших в штабе заседаниях, слышал отчеты и знал, что в завалах может находиться десятимесячный ребенок – самый маленький из всех проживавших в подъезде детей. Мне помогал на месте трагедии священник отец Федор Терещенко, и я ему поздно вечером 31 декабря рассказал о том, что под завалами есть маленький ребенок. С идеей дать обет Богу, что он усыновит малыша, если тот будет жив и если у него не будет в живых родителей, отец Федор тут же написал своей супруге и получил ответ «да» – твердый, без всяких вопросов и сомнений. Он дал обет, и мы молились, чтобы ребенок был жив, обзвонили еще нескольких человек, попросили помолиться вместе с нами. Знаю, что и родители Вани тоже молились, и их знакомые.
И вот 1 января произошло чудо – Ваню спасли из-под завалов, он остался жив. К счастью, и родители Вани живы, усыновлять его не пришлось, но отец Федор, у которого трое детей, сказал, что готов любого из спасенных детей усыновить, если они будут найдены живыми. Но, к сожалению, выживших больше не было.
А 7 января Ваня стал «праздничным мальчиком», на Рождество Христово он пришел в сознание. Некоторые говорят, что Ване помогли его отец и спасатели, а не Бог. А мне понравилось высказывание министра здравоохранения Вероники Скворцовой: «Этого ребенка спас сам Господь, поэтому мы должны отработать по полной».
Помню, как 1 января многие, даже руководители поисково-спасательных работ, говорили, что, скорее всего, живых людей под завалами уже нет, ведь на улице сильный мороз и прошли целые сутки с момента обрушения…
И вдруг замолкли двигатели и люди по цепочке стали передавать: «Ребенок заплакал!»
Первым порывом в этот момент было бежать под арку, где нашли младенца, но туда не пускали – опасно. Чувствовал такое участие, как будто моего собственного ребенка спасли.
– Как сложилась судьба икон, уцелевших на стене во время обрушения?
– На стене дома сохранились две иконы. Маленькая «Достойно есть», или «Милующая», сначала не была видна снизу. Вторая, «Умягчение злых сердец», или «Семистрельная», получила большую известность, думаю, неспроста именно этот образ уцелел. Спасатели и другие образа под обломками находили, книги Священного Писания, приносили все это нам. Часть святынь разобрали хозяева и их родные.
Пока шли поисково-спасательные работы, икона «Семистрельная» оставалась на месте. А 3 января, когда разбор завалов завершили, я попросил первого заместителя министра МЧС России Александра Петровича Чуприяна, чтобы он отдал распоряжение снять иконы. Икону «Достойно есть» отдали родным хозяйки, верующей женщины. А икону «Семистрельную» мы попросили оставить епархии. Такой же образ, исполненный одной нашей прихожанкой в технике ручной вышивки, мы подарили Петру Гриценко, доставшему из-под завалов Ваню Фокина. А та, что сняли со стены разрушенного дома, думаю, попадет в магнитогорский храм, который будет освящен в честь иконы «Умягчение злых сердец» – такой приход у нас есть.
На месте трагедии с Петром Гриценко 2 января
– На месте трагедии и в штабе помощи пострадавшим работали священники. Как они помогали людям, какие впечатления остались у них о днях трагедии?
– Я просил священников не навязывать себя людям, но говорил, что если они видят, как человек плачет, нуждаясь в участии, они должны обязательно подойти к нему, обнять, расспросить. Таких людей было много. К священникам в эти дни подходили с разными вопросами: почему такое случилось, зачем, за что? Иногда священнослужителю доверяют больше, чем психологу или врачу.
Священники, дежурившие в штабе, говорят, что для них все произошедшее стало важным жизненным рубежом, их взгляды на многие вещи изменились. Думаю, и мне, и всем священнослужителям, работавшим на месте трагедии, и тем, кто координировал работу в епархии, как и пережившим трагедию, потерявшим близких, оставшимся без жилья, еще только предстоит понять смысл этих событий. Мы все пока находимся в состоянии шока.
Надо, чтобы страсти улеглись, и тогда мы начнем приближаться к пониманию того, что произошло, почему каждого из нас это коснулось именно так, а не иначе. Для этого должно пройти время. В любых трагических ситуациях, которым мне приходилось быть свидетелем, осмысление приходило позднее.
8 февраля. 40 дней жертвам трагедии
– Расскажите, пожалуйста, об этом опыте.
– Мне довелось быть свидетелем трагических событий, происходивших на Кавказе. Были теракты в Нальчике, фактически там шли боевые действия в 2005-2006 годах. Взрывали автобусы, электрички – в одной из них погиб наш дьякон отец Николай, взрывались маршрутки в моем родном Пятигорске. Во Владикавказе, когда я служил дьяконом, произошел теракт. Но самым ужасающим для всех стал теракт в Беслане – самый подлый, низкий, циничный и трагичный по количеству погибших детей.
В те дни владыка Феофан, сейчас он митрополит Казанский и Татарстанский, а ранее три года возглавлял Челябинскую митрополию, для меня стал примером присутствия там, где произошла беда у его паствы. В то время закладывали собор в Нальчике. Когда владыка получил известие о случившемся, оставил все торжественные мероприятия и поехал в Беслан, и все дни трагедии был там.
Ситуация была очень сложной: представьте, что значит для кавказских мужчин факт, что их семьи находятся там, где их родных могут убить или надругаться над ними. Отцы детей, захваченных в заложники, буквально головой бились о стену от бессилия: они вынуждены были стоять за оцеплением в ста метрах от своих детей, но сделать ничего не могли. Владыка Феофан был на месте, поддерживал их, он мобилизовал тогда на помощь всех осетинских священников, потом вывозил из здания школы раненых детей. Он находился там до последнего момента. Это яркий пример пастырства, того, как нужно относиться к пастве, быть рядом с людьми, когда им трудно. Когда людям легко, с ними быть очень просто…
Самое сложное в таких случаях – найти нужные слова. Не всегда можно говорить о терпении и смирении. Нужно смотреть в глаза человеку, и тогда найдешь нужный ответ.
Иногда Господь вкладывает, что нужно в данный момент сказать. Бывает, что присутствие и сочувствие играют даже большую роль, чем слова. Иногда достаточно человека обнять, дать ему выплакаться, и ему станет легче. Так и было в дни магнитогорской трагедии.
– Какие еще священнослужители послужили для вас примером беззаветного служения?
– Мне очень повезло с людьми, которых я встретил в начале пути, за что я бесконечно благодарен Богу. Я пришел в Церковь в десять лет, и мне сразу же встретились те, кто укреплял мою веру своим примером. Трудно поверить, что ребенок из советской семьи, только что принятый в пионеры и из любопытства зашедший в храм, останется там навсегда.
Один из священников, которого я там встретил, отец Анатолий Лобков, человек непростой судьбы, был настоятелем храма Лазаря Четверодневного в Пятигорске, служил на хорошем приходе. Он любил проповедовать, а тогда без разрешения проповедь нельзя было говорить, нужно было ее проверить. А он выходил и говорил, и его постоянно переводили на другой приход… Отец Анатолий был человеком глубокой веры и безграничной доброты, эрудированный, с отличной памятью. Священник, которому было больше пятидесяти лет, общался со мной на равных.
Другой священник, с которым я познакомился, был в 1937 году двадцатилетним юношей, его арестовали за то, что он служил иподиаконом у архиепископа Мефодия (Абрамкина), дали десять лет лагерей. Он о таких трудностях мне рассказывал, что я и сейчас задаю себе вопрос: а смог бы я, человек, привыкший к современным комфортным условиям, через такое пройти, сохранив себя? А у него на все был один ответ, как у святителя Иоанна Златоуста: «Слава Богу за все!»
Я был иподиаконом у митрополита Ставропольского и Владикавказского Гедеона, который пережил расказачивание, выжил один из всей семьи, когда их перевозили в теплушках в Сибирь и умирающих от голода высадили на станции. Митрополит до конца дней ничего не знал о судьбе отца, которого повезли дальше по этапу. Но он жил с верой, что все это произошло не без Бога, что это испытание ему надо было пройти.
– Как изменилась ваша жизнь, когда вы приняли назначение в только что созданную Магнитогорскую епархию?
– Когда я был рукоположен в сан епископа, понял, что жизнь моя изменится. От моих решений теперь зависит судьба людей, и я всегда опасаюсь совершить ошибку. Нужно было время, чтобы одновременно и действовать, и осмотреться, вникнуть в ситуацию.
Безусловно, меня с самого начала поразило, что на довольно обширной территории епархии действуют всего 29 приходов. В Магнитогорске на 400-тысячное население было всего три храма, даже при том, что не все в городе верующие и не все христиане, этого, конечно, недостаточно. С первых же дней моего пребывания в городе на приемах, которые я проводил, на встречах люди поднимали вопрос о возможности открытия в городе новых приходов. Они говорили, что до храмов тяжело и долго добираться.
Кафедральный собор Вознесения Христова в Магнитогорске
По возможности мы стали откликаться на эти просьбы. На сегодняшний день в городе строится восемь храмов. Я озадачивал священников, которых назначал настоятелями приходов, чтобы заботились в первую очередь о возможности совершения богослужений – возможно, в утепленных палатках, временных деревянных храмах. И фактически там, где уже есть возможность служить, прихожане появились и пытаются участвовать в жизни прихода, особенно если священник грамотно все выстроил. Некоторые батюшки, хоть и служат менее года, уже задумываются о социальных проектах, хотя еще постройка храма не завершена. Планы появляются, значит, приход живет, цель достигнута.
Возводя храмы и образуя приходы, мы выполняем сейчас ту работу, которая должна была проводиться в Магнитогорске и районах еще в 1990-е годы, но начата она была только во втором десятилетии ХХI века. То, что она востребована, я вижу по реакции людей. Нам сегодня помогают в строительстве храмов общественные организации и прихожане.
Великое освящение придела в честь священномученика Петра, митрополита Крутицкого, небесного покровителя Магнитогорской епархии и Божественная литургия в Свято-Никольском соборе г. Верхнеуральска
Сегодня на территории епархии действуют 67 приходов, в 45 из них уже есть возможность вести литургическую жизнь: либо построен и освящен храм, либо под храм выделено временное помещение и решается вопрос о его строительстве.
В остальные приходы приезжает священник и совершает молебен либо у кого-то из прихожан в доме, либо в клубе или в библиотеке. Пожалуй, есть около пяти приходов, где прихожане хотят вести христианскую жизнь, но пока не могут для этого объединиться. Они ждут, что за них все сделают, а я ставлю задачу, чтобы они сами участвовали в создании прихода, в строительстве храма.
Чтобы они чувствовали, что это их храм, там должен быть кирпичик каждого из них, слеза каждого из них, их труд, их мысль, их молитва. Мало просто построить храм, надо и дальше участвовать в его жизни: цветы посадить, помыть, убрать пыль, участвовать в создании приходской семьи.
– Хватает ли священников, как вы решаете кадровую проблему?
– Да, сегодня количество священников в епархии увеличивается гораздо медленнее, чем количество приходов, поэтому священники сильно загружены. Но, думаю, и это мы со временем преодолеем.
Все семинарии находятся на расстоянии не менее 500 километров от нашего города. Да и молодой священник, отучившийся в семинарии, предпочитает, как правило, остаться служить в большом городе. И я, хоть и против заочного образования, вынужден отправлять людей на заочное обучение. Так у меня есть надежда, что они здесь останутся служить.
Сегодня приходят молодые люди, которые пробуют служить в церкви, часть отходит от этого и остается в числе прихожан, возможно, побоявшись принять эту ответственность, изменить свой образ жизни, быть готовым ехать куда-то по призыву. Для меня как для архиерея, которому нужны священники, это трагично, но, с другой стороны, я думаю, слава Богу, что они вовремя осознали, что это, возможно, не их путь. Это ответственный подход к делу. Возможно, по прошествии времени Господь коснется их сердец и они станут на этот путь.
Литургия в храме Воскресения Христова в пос. Бреды
– Какие социальные проекты появились за эти годы в епархии?
– Часть проектов уже существовала, мы дали им новую жизнь. Сегодня при епархии работает духовно-просветительский центр, сейчас для него строится новое здание. Потребность в таком центре есть, и, думаю, когда здание будет построено, заполнится и оно, и классы в здании епархии, мы готовы также вести просветительскую работу и при храмах.
При духовно-просветительском центре есть курсы катехизаторов – тех, кто будет помогать в просвещении и подготовке ко крещению. Было три выпуска, учились в том числе люди из районов. Эти курсы дали достаточное количество просветителей, тех, кто сейчас в храме может смело занимать дежурство и отвечать на вопросы людей – это тоже вид волонтерства. Большинство из них откликается на наши просьбы о помощи, участвует в жизни Церкви, епархии.
У нас есть развивающиеся социальные проекты, в том числе «Дом для мамы» – пристанище для будущих мам и мам с маленькими детьми, попавших в сложную жизненную ситуацию. Сейчас для этого проекта выделили здание, мы будем искать возможность привести его в порядок. Думаем об открытии филиалов «Дома для мамы» в некоторых райцентрах.
Чин освящения нового помещения епархиального центра защиты семьи, материнства и детства «Магнитогорский дом для мамы»
Систематически проходят мероприятия с молодежью, в том числе молодежный форум, который мы собираем в феврале. Регулярно собираем молодежный совет, сейчас организуем дискуссионный клуб. Не все планы пока реализованы из-за нехватки делателей.
Я приехал в Магнитогорск в октябре 2012 года, а с мая, еще до образования епархии, при магнитогорских храмах кормили бездомных. Мы тогда пошли дальше: был образован социальный отдел, как и в любой епархии. И сегодня к нам поступают тысячи прошений о помощи, и не все люди понимают, в каких пределах она может быть оказана, просят купить квартиру или дом, например. Но, безусловно, мы откликаемся на большинство просьб. Люди жертвуют много хороших вещей, мы помогаем вещевыми, продуктовыми наборами.
Просьбы о финансовой помощи бывают иногда настораживающими, в таких случаях на место выезжает комиссия нашего социального отдела, которая оценивает, действительно ли нужна такая помощь. Потому что опыт показывает, что иногда этой возможностью злоупотребляют и, когда вместо денег предлагаешь хлеб, оказывается, что помощь не нужна.
– Есть ли способ изменить такого человека к лучшему, дать ему «удочку», а не «рыбу»?
– Я стал требовать, чтобы при раздаче еды бездомным присутствовал священник, чтобы он убеждал, разъяснял, что образ жизни, который они ведут, ненормален. Ведь люди порой, сколько их ни корми, остаются в одном и том же состоянии.
У нас есть приход на отдаленной городской окраине, на Двенадцатом участке, мы хотим создать там социальный приют для бездомных. И если из пятидесяти человек, которых сможем поместить в приют, хотя бы одного спасем, вытянем из этой бездны, значит, труд будет не напрасным.
Многим людям мы помогли восстановить документы – например, тем, кто вышел из тюрьмы и не имеет денег. Ведь в том, что многие отбывшие наказание вновь возвращаются в тюрьму, отчасти виновато и общество. Освободившийся человек часто чувствует себя изгоем и вынужден снова ступать на скользкую дорожку – я с такими случаями сталкивался. Многих мы устраивали на работу, есть те, кто стал вести более или менее нормальный образ жизни.
– Часто ли вы бываете в отдаленных сельских районах?
– Для того меня и поставили епископом, чтобы я чаще видел людей. Есть приходы в нашей епархии, которые существовали еще до революции, потом были закрыты и снова возрождены, они существуют уже в новом времени 25-30 лет, но никогда не видели епископа. Таких много было. Сейчас они видят епископа регулярно, не один раз в год. Я взял за правило не только проповедовать там, но и нахожу возможность побеседовать с прихожанами. Сельским жителям нелегко сейчас, особенно в умирающих селах.
В храме Казанской иконы Божией Матери в пос. Рымникский Брединского района
– В епархии действует Симеоно-Анненский женский монастырь. Есть ли возможность появления новых обителей?
– Сегодня есть архиерейское подворье и планы на него – как на будущий мужской монастырь. Но пока необходимо строительство корпуса. Много тех, кто приходит ко мне с желанием монастырской жизни, но пока я вынужден направлять их в другие епархии. Если бы была у нас готовая площадка, мы могли бы сейчас собрать монастырь. Думаю, со временем он появится. Но для этого нужен подвижник, вокруг которого все бы собирались. Такого человека мы ищем сейчас.
– В Магнитогорске ежегодно проходят Петровские образовательные чтения, посвященные памяти митрополита Петра Крутицкого. Какова их роль в жизни епархии?
– С самого начала, с 2013 года, мы всегда стараемся привлечь к Петровским чтениям священников, специалистов, богословов, профессоров из-за пределов Челябинской области, во-первых, чтобы вызвать интерес, во-вторых, для того, чтобы они могли дать мастер-классы, провести встречи с педагогами.
У жителей другого региона взгляд может отличаться от нашего, что помогает нам найти какие-то новые направления работы. Даже светские участники мероприятия, которые, возможно, были далеки от Церкви, просят многих лекторов вторично пригласить, в том числе церковных профессоров.
С 2015 года темы Петровских чтений предвосхищают тему Рождественских чтений. Когда Петровские чтения проводили в первый раз, мы не думали, что они станут ежегодными, а ставили цель найти единомышленников. И их нашлось очень много.
Елена Смирнова
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML