1
"Интересы ребенка фигурируют на бумаге, а на деле все работает на цифры и отчетность, на правильность оформления, на попытки избежать ответственности и спихнуть с себя проблему на кого-то еще". Мама 5 детей Светлана Строганова о том, почему органы опеки не могут помочь детям из неблагополучных семей остаться дома. 
Светлана Строганова с приемной дочерью Полиной
В Москве спасатели нашли в квартиру истощенную девочку-маугли 5 лет. Ребенок не может говорить, общаться, обслуживать себя. Мать, по словам следствия, приходила к ней раз в 5 дней. Состояние квартиры, в которой жила девочка, пугает.
Полицию вызывали соседи, которые несколько дней слышали вой и плач ребенка. К счастью, девочка жива в отличие от последних случаев в Кирове или Санкт-Петербурге, где дети все-таки умерли от истощения.
Конечно, возникает вопрос, чего ждали соседи несколько дней? Почему раньше не сигналили?
Но тут же можно спросить и с другой стороны – а что, вызывать полицию каждый раз, когда слышен рев или детские крики?
У меня 5 детей, иногда они играют или даже спорят, ругаются, дерутся. Кое-кто может начать очень громко рыдать, если не получит желаемую игрушку или разрешение смотреть мультики.
Если каждый раз соседи будут вызывать полицию, во что превратится жизнь моей семьи, моих соседей и полицейских?
А вот еще один громкий случай – у Олеси Уткиной, инвалида по слуху, отобрали двух маленьких детей. При этом вся история очень странная. С одной стороны все происходящее можно свести к тому, что мама была плохо социализирована (хотя дети были всегда ухожены, накормлены) и даже имела проблемы с алкоголем (хотя медицинского освидетельствования нет), но факты говорят сами за себя – месяц после изъятия детей из семьи и помещения их в больницу, мама практически неотступно была с детьми, заботилась о них и пыталась сделать все, чтобы их вернуть домой.
Детей матери не отдали, а разделили (и это тоже страшная схема в нашей системе), поместили в разные учреждения и очень быстро выставили в базу данных на устройство в семью, хотя Олеся не лишена прав и даже не ограничена в них.
Суд должен был состояться 11 марта, но его перенесли на 1 апреля. Судья заболела, а других в Питере, видимо, нет. Олеся навещает детей, дети плачут и просятся домой. Они не понимают, за что их так наказывают.
И получается, что теперь со стороны социальных служб, которые призваны заботиться о детях, мы видим жестокость. Зачем разлучать любящую мать и детей, если нет никакого криминала?
Да, живет Олеся бедно. У нее комната в коммунальной квартире и совсем небольшой доход, а еще не очень любезные соседи, которые периодически жалуются на нее в полицию и опеку. Олеся не покупает икру, не ходит по театрам, не ездит отдыхать в Испанию.
Но является ли это основанием для того, чтобы лишать детей самого близкого человека?
У меня есть соседка, пожилая женщина. У нее под опекой находятся двое внуков 11 лет, она живет с ними в одной комнате в коммунальной квартире. И точно так же ее соседи по квартире пишут заявления в опеку, в прокуратуру, в полицию о том, что-де бабушка не осуществляет должный уход за детьми. Зная этих детей много лет (ребята часто бывают у нас в гостях, а иногда остаются даже ночевать), я неоднократно подтверждала, что готова ручаться во всех инстанциях, что бабушка детей любит и заботится о них.
Но зачем-то людям очень нужно избавиться от этой бабульки и детей. Вот и «проявляют бдительность». В итоге бабушка сейчас вынуждена переезжать в другое место.
И вот тут, как бы нам ни хотелось начать ругаться на органы опеки, которые могут в одночасье разрушить то самое ценное, что есть у детей – связь с родителями, надо остановиться и задать себе вопрос: «А какие есть методы воздействия у этих самых органов опеки на неблагополучные семьи? И какие схемы действий в подобных ситуациях у них вообще есть?»
Давайте я расскажу, чего у них нет.
У них нет своих психологов. Да-да, в службах опеки работают не психологи, а посему сами оценить правильно состояние семьи и детей в полной мере они не могут. Так, на глазок. Кстати, сейчас точно так же оцениваются и кандидаты в приемные родители – на глазок.
У них нет материальной базы. То есть помочь с ремонтом квартиры или с зимними и летними вещами неимущей семье они не могут.
У них нет юридической базы. Они не могут ходить за семью в банки и договариваться о реструктуризации долгов или в суд, чтобы не отключали электричество за неуплату и т.д.
У них нет ресурсов искать малоимущим семьям работу или подработку.
У них нет нянь, нет центров временного проживания, нет групп поддержки, нет транспорта для помощи в переезде, нет группы продленного дня для детей, нет кружков, дефектологов, логопедов, наркологов, специалистов по дезинфекции помещений, нет медиков, нет кинологов и фелинологов или хотя бы волонтеров, пристраивающих собак и кошек в добрые руки … и еще долго можно перечислять, чего нет у органов опеки.
А это все периодически требуется семьям, чтобы ситуация могла выправиться и детям в семье стало лучше.
У матери может не быть работы, у нее может сгореть квартира и не быть денег на ремонт, у нее может быть тяжелое заболевание (да даже депрессия), она не в состоянии справиться со своими животными и раздать не может, у нее не хватает времени выправить ребенку речь или водить его на кружки и одновременно работать, ее могут не брать в сад из-за того, что ребенок гиперактивный и многое-многое другое.
Если бы кто-то пришел и помог семье разрешить эти проблемы, то детей можно было бы спокойно оставлять жить в семье. При этом средства, выделенные на решение этих проблем, были бы существенно меньше денег, которые государство будет тратить на детей в детском доме, если их заберут из этой семьи.
Но нет у нас таких схем помощи в государстве.
И поэтому все, что может сделать опека, это прийти, посмотреть, составить акт и или оставить ребенка в семье, или забрать ребенка из семьи. Всё. Больше опека ничего сделать не может по большому счету – нет у служб, которые призваны заботиться об интересах детей, никаких действенных схем помощи этим детям.
Система на данном этапе может только поддерживать систему. А это не люди, а документооборот.
Интересы ребенка фигурируют на бумаге, а на деле все работает на цифры и отчетность, на правильность оформления, на попытки избежать ответственности и спихнуть с себя проблему на кого-то еще.
Ребенок в неблагополучной семье – это головная боль у опеки, ребенок в детском доме – это отсутствие этой головной боли, и ясно, как могут приниматься решения об изъятии. Кому хочется лишних проблем?
Значит ли это, что их нет совсем в нашей стране – этих схем помощи?
Нет, схемы есть.
Они есть у фондов, у НКО и разных общественных организаций. А значит на данном этапе, пока не разработана государством схема помощи семьям, нужен симбиоз. Когда выходит опека по сигналу в семью и видит, что там бедно, что требуется помощь, они дают сигнал в фонд или самой маме сообщают, куда можно обратиться, и проблема может начать решаться.
Фондов на всех социально неблагополучных граждан не хватит. Не смогут фонды заменить собой всю государственную социальную сферу. Но надо стараться сделать хотя бы то, что мы уже в силах сделать – помогать там, где можем. А еще нужно говорить о потребности в государственной схеме помощи (именно помощи) таким семьям, где можно и нужно сохранять детей.
Потому что детские дома – это замкнутый круг: травмированные дети выпускаются из детских домов и создают свои социально неблагополучные семьи, ибо нет у них перед глазами модели нормальной семьи и модели нормальной помощи, и их дети попадают опять в детские дома.
И, конечно же, все работники этой сферы должны пройти курс в ШПР. Ибо очень часто, принимая решение об изъятии детей, сотрудники опек даже не догадываются, какая это страшная трагедия для ребенка. И это во сто крат страшнее, чем бедность родителей и текущие потолки в ванной.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML