16
«Твой Женька не освятит нам квартиру?» – что еще приходится слышать жене священника, почему пастырь должен разбираться в психологии, как не стать для людей администратором и почему священнослужители разочаровываются в своем призвании. Священник Евгений Дорофеев, настоятель Троицкого храма города Электроугли, стал священником, оставив юридическую карьеру.
– Отец Евгений, почему в свое время вы выбрали именно карьеру юриста?
– Время такое было, когда все шли в юристы, экономисты – тогда, в 90-е годы, выбирать особенно было нечего. Возможно, если бы я жил тогда в Москве, я стал бы, может быть, археологом, орнитологом или ихтиологом – у меня много было увлечений. Но я жил в Мариуполе – это юго-восток Украины, выбрал то, что считалось подходящим, хотя оно на самом деле мне не очень-то и подходило.
– Помните, когда впервые оказались в церкви?
– У меня отец – верующий. Он всегда был искателем истины, и поиски главных жизненных смыслов привели его в Православную Церковь. В детстве он брал меня в церковь на окраину города, которая была не закрыта в советское время, и эти походы не вызывали у меня никаких радостных чувств. Надо было утром вставать, куда-то ехать, туда, где практически одни старушки, все как-то сумрачно, даже мрачно. Самым же тяжелым было то, что требовалось стоять, а мне хотелось бежать, сидеть, рисовать, но не стоять… Эти походы никак не коснулись меня с духовной точки зрения.
Только после 20 лет, после окончания вуза, при входе во взрослую жизнь я начал обращаться к вере, тогда, после юношеского восторга наступало время сомнений, каких-то неудач. Я начал постепенно уже сознательно воцерковляться.
– Между приходом в Церковь и решением стать священником много прошло времени?
– Прошло лет, наверное, двенадцать. То есть этот шаг не был сделан на волне неофитского восторга. Я вкусил и радость первых открытий христианской жизни, но и разочарований, в первую очередь в себе самом, в том, какой я христианин, было немало. Поступал в семинарию я в 2011 году, и это был осознанный продуманный выбор.
– Вы говорите, что уже успели пройти период разочарования. А в чем оно заключалось?
– В осознании диссонанса между тем, что говорилось и делалось в моем православном окружении. Причем некоторые люди, которые много лет провели в Церкви, совершали и оправдывали такие поступки, на которые не решались мои друзья юности – хулиганы из южного города. Совершали они это с твердой уверенностью, что потом можно оправдаться, покаяться. И вот такие вещи меня в то время вводили в ступор.
– Почему так происходит? Если человек в Церкви, он же должен преображаться…
– Я об этом думал долго, а сформулированный ответ, созвучный моим мыслям, увидел у игумена Петра (Мещеринова). Такое происходит потому, что, во-первых, у нас не до конца оформлена православная педагогика, особенно в современном виде. Да, есть богатейшая святоотеческая литература, есть патерики. И это, безусловно, наше достояние. Но не всегда оно подходит для воспитания христианина в XXI веке, в эпоху постмодерна, в эпоху, когда размываются многие грани бытия и появляется очень много новых реалий, в которых не сразу разберешься.
На чем мы воспитываемся? На агиографической литературе, но надо помнить, что эта литература самого низкого в Церкви достоинства, где нам показывают зачастую не реальную жизнь, а идеальную. А идеальное легко почитать, но не всегда возможно воплотить. И когда человек понимает свое несоответствие, он впадает либо в уныние, либо в лицемерие и формализм. При этом литературу высшего достоинства – Священное Писание, мы часто просто не знаем. А ведь именно в нем раскрывается 99% всех наших вопросов: и к старцам не нужно ехать! Но решающую роль все-таки, наверное, играет личностный фактор.
Человек, когда приходит в Православие, попадает именно к священнику, у которого какие-то свои представления о том, как вводить верующего в церковную жизнь, попадает под влияние личности, а личность эта может быть всякая.
Хорошо, если он найдет адекватного человека. Но так бывает не всегда, и к своим грехам добавляются еще и ошибки священника.
Существуют в этой проблеме и частности. Когда я учился в семинарии, меня поражало, почему у нас есть такие предметы, как латынь, но нет психологии. На мой взгляд, изучение психологии священнику просто необходимо. У меня была возможность очень близко общаться с психологами и психотерапевтами, мой отец до сих пор практикующий психотерапевт, на моем жизненном пути попадалось и еще несколько людей этой интересной профессии, у которых я много знаний почерпнул. К тому же я четыре года окормлял психиатрическую больницу, где тоже получил некий опыт.
Эти знания необходимы пастырю, ведь важно понять, что нужно человеку: духовный совет священника, квалифицированная помощь психолога или психотерапевта. Конечно, помощь врача не исключает, а дополняется духовными советами, но заменять одно другим нельзя.
– Если к вам подходят люди и спрашивают совета, вы его даете?
– Я стараюсь советов давать крайне мало, и чтобы советы не были безапелляционными, тем более по каким-то жизненным ситуациям. Допустим, меня спрашивают про здоровье, а я от медицины совершенно далек. Советовать может кто-то, кто имеет опыт… Самый частый мой ответ: «Вы делайте, как врач вам сказал. Делать вам операцию, не делать, делать какие-то клизмы, травы, мази – это не моя компетенция». Понятно, что на вопросы, связанные с верой, я стараюсь отвечать обстоятельно, но, опять же, именно рассказывать – это не синоним понятия «советовать».
– Как ваша жена приняла то, что вы решили стать священником?
– Спокойно. Она же видела, что я иду к этому, что для меня это важно. Кстати, за несколько лет до принятия мною решения о смене жизненного пути она подарила мне на День ангела книгу по гомилетике – науке церковной проповеди, и сказала: «Мне кажется, тебе это когда-нибудь пригодится». И оказалась права.
Когда сообщил о решении, чуть замялась, потом ответила: «Ладно, если ты чувствуешь, давай, иди учиться в семинарию». Никакого сопротивления с ее стороны точно не было. И к экзамену по гомилетике готовился по подаренной ею книге.
– До этого решения вы чем зарабатывали на жизнь?
– Я был начальником юротдела в одной московской организации. Когда поступил в семинарию, уволился оттуда. Во время заочной учебы в семинарии работал юристом в крупной кондитерской компании. Так получилось, что увольняться пришел туда сразу после рукоположения, в подряснике.
– Сейчас вы не консультируете как юрист?
– Нет, конечно. Если у священника остается много времени – значит, где-то что-то кто-то не дорабатывает. Просто невозможно заниматься еще какой-то деятельностью серьезно. Я это особенно ощутил, когда год назад стал настоятелем – когда у тебя исповедуются 200 человек за день, плюс множество хозяйственных вопросов. Да и зачем, собственно, заниматься чем-то еще, для чего совмещать священническое служение? Хотя, конечно, ситуации бывают разные, бывают и многодетные батюшки в регионах, которым действительно сложно…
– На что сейчас ваша семья живет, средств хватает?
– Зарплата священника, конечно, меньше, чем зарплата юриста. Но сейчас жена вышла работать по профессии – она филолог, преподает русский язык и методику преподавания русского языка в педагогическом колледже. В итоге нам на троих (у нас есть сын) хватает.
– Не чувствуете после того, как стали священником, какой-то повышенный интерес к вашей жизни со стороны прихожан? Как жена, ведь нередко от супруги священника требуют соответствовать «роли» матушки?
– Жена живет, как любая среднестатистическая женщина, занимается своим делом. При этом она воцерковленный человек, много лет пела на клиросе, преподавала в воскресной школе.
Все родственники супруги, когда узнали, что я стал священником, очень спокойно к этому отнеслись, поддержали. Они знали о моих религиозных убеждениях.
Но как многие звали меня по имени, так и зовут. Недавно соседка звонила жене: «Твой Женька не освятит нам квартиру?»
Как-то знакомая, у которой тоже маленький ребенок и которая гуляла на детской площадке с женой, увидела однажды, как я еду со службы в подряснике, с крестом. «Ты – матушка? А ты – священник?» – с удивлением воскликнула она. «А что? Я что-то плохое делаю?» – в ответ удивился я.
Со светскими людьми, которые меня плохо знают, я не афиширую свой сан, чтобы они не смущались. Потому что они просто дальше не понимают, как со мной себя вести! А если человек не говорит на религиозные темы, мы с женой никогда первые не начинаем. Если же собеседник начинает затрагивать какие-то вопросы веры в беседе, тогда уже я включаюсь на полную.
– Никогда не было сомнений, что вы стали на этот путь? Сейчас много говорят про выгорание священников. Не боитесь?
– Нет. Сомнений не было никогда. А про выгорание – чего бояться? Придет – придет. Не придет – не придет. Я спокойно к этому отношусь. После общения со многими священниками мне показалось, что порой выгорание связано с тем, что люди не знают светской жизни. Им кажется, что вот, я тут кадилом машу, а если бы где-нибудь сейчас светскую работу получил, кучу денег зарабатывал бы!
Я прошел многие этапы светских работ, кем я только не работал, в основном, конечно, юристом, и понимаю, что эта жизнь – тоже не сахар, она не такая, как ее по телевизору показывают. Даже в чисто материальном плане, не говоря уже о внутренних взаимоотношениях.
Наверное, было бы разумно рукополагать по канонам с 30 лет, чтобы священник уже прошел некий жизненный путь, увидел людей, как они в миру между собой общаются. Потому что, когда человек в 19 лет становится священником, особенно если вышел из верующей семьи, он живет, как космонавт, вообще не видя мира. Он будет говорить какие-то очень правильные слова, но они будут далеки от жизни, от людей, к которым обращены.
Понятно, что так бывает не всегда – знаю молодого священника из верующей семьи, очень умного и мудрого человека… Но все-таки не случайно возрастные каноны придумывались.
– Есть ли у вас какие-то увлечения?
– Мое увлечение – это моя служба. Ну если только выйти во двор с сыночком, в футбол погонять. А других увлечений у меня нет. Как говорил академик Амосов, известный хирург-кардиолог, если ты хороший врач и у тебя есть какие-то увлечения, не связанные с твоим основным ремеслом, значит, ты плохой врач, потому что ты должен что-то дорабатывать, самосовершенствоваться.
Если есть время, свободное от храма, я могу почитать Священное Писание, толкование, что-то углубленно изучить, поискать какие-то материалы на интересующие меня церковные темы.
– Как священнику справиться с тем, что на него постоянно сваливается груз эмоций и переживаний других людей?
– Это, кстати, тоже одна из причин выгорания… И чтобы справиться с этим грузом, нужно знание основ психологии. Любой врач, особенно врач-психотерапевт, понимает, что должна быть эмоциональная дистанция между пациентом и врачом. Священникам, к сожалению, не рассказывают об этой необходимой дистанции. Она не отделяет священника от исповедующегося или вопрошающего. Она помогает пастырю объективно увидеть проблему и квалифицированно помочь. Мне об этом никто не говорил, и пришлось учиться на собственных ошибках, когда взвалил на себя эмоциональный груз чужих переживаний…
Конечно, дома с женой о том, что было на исповеди, не поговоришь – тайна исповеди.
– Жена не жалуется, что служение священника отнимает много времени?
– Нет, времени на общение хватает. Я не убегаю из семьи на приход, когда есть время – обязательно что-то делаю по дому, с сыном занимаюсь. Также не убегаю из прихода в семью – мне радостно проводить время и в семье, и в храме.
– Вы стали настоятелем год назад. Что давалось особенно трудно?
– Вопрос, как разделить в себе администратора и священника. Я прекрасно видел по своим светским начальникам, каким должен быть администратор, чтобы все хорошо работало.
Но, с точки зрения священника, это не совсем то, что нужно, это не совсем милостиво, так подходить к человеку. И важно оставаться, прежде всего, пастырем, а не начальником. Но как сделать, чтобы какие-то поручения выполняли в срок? Сложно, в общем…
Иногда бывает так, что заадминистрируешься, служит второй священник, а ты думаешь: «Господи, быстрей бы послужить самому!» Я, перестав работать юристом, вроде бы убежал от всех этих бумажек, а они ко мне опять все вернулись…
Как-то мне один знакомый сказал: «Священник должен быть, как ангел». Но ангелов я в жизни не встречал, а уж о себе и говорить не стоит. И вот этот разрыв между тем, как должно быть и как есть, может порождать внутренние конфликты, которые могут перейти в хандру. Этого я опасаюсь…
Хотя, когда возникают какие-то глубинные переживания, я все равно иду на службу, поскольку знаю – в конце службы мне станет очень хорошо и легко, благодать есть благодать, этот момент я уже запомнил и его очень жду.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML