1
В серии «Жизнь замечательных людей» вышла книга «Серафим Саровский». С написавшим ее саровским историком Валентином Степашкиным встретился постоянный автор «Правмира» Дмитрий Сладков. 15 января – день преставления и второго обретения мощей преподобного.
– Недавно по Facebook сильно разошелся, около 200 публикаций, отзыв на вашу книгу игумена Петра (Мещеринова), серьезного, авторитетного человека, одного из создателей молодежного движения «Даниловцы», музыковеда, переводчика ранних протестантов, постоянного автора и «Правмира», и сайта Богослов.RU. Думаю, уже видели?
– Нет.
– Тогда я просто прочту.
Вышла книга Валентина Степашкина «Серафим Саровский». …Главное в ней то, что автор является ученым-исследователем и что он строит жизнеописание своего героя и разбор его наследия на основании архивных документов, с которыми работал.
…Автор очень почитает преподобного, поэтому редко делает какие-либо определенные выводы, просто приводит то, что соответствует документам. Но от выводов никуда не деться, потому что из документов видно следующее: 1) колокольни не было; 2) камня не было; 3) кормления медведей не было; 4) разбойников не было; 5) беседы с Мотовиловым не было… Ну, и так далее. Думаю, что сказанного уже достаточно.
Мотовилов разобран по косточкам – психически нездоровый человек, все, что с ним связано, не заслуживает доверия. Про заместительную смерть Елены Мантуровой и вовсе не сказано ни слова… Общение батюшки Серафима с дивеевскими сестрами приведено, но оговорено, что старец такого не мог говорить… В итоге преподобный Серафим предстает пред нами как человек-загадка. Достоверно сказать о нем можно очень немногое, все остальное – фантазии разной степени вероятности.
Говорил я об этом с одной моей доброй знакомой, она сказала: «Ну да, конечно, но простой народ во все это верит… что же сделаешь? Пусть, вреда-то нет». И многие так считают – но я с этим решительно не согласен. Вред есть – он заключается в том, что в церковную жизнь вносится ложь, что таким образом и формируется «православная субкультура», которая порой прямо противоположна истинному христианству.
Это не шутка, не частное дело – в Курске стоит памятный знак «На этом месте упал с колокольни…» Камень вделывается в иконы и возится как святыня по городам и весям. Что это, если не дезориентация, не подмена Евангелия Христова «бабьими баснями» (цитата из 1-го послания к Тимофею)? И ведь долг церковного пастырства – отстаивать правду, а не потакать кликушеству полуязыческого народа. Но, увы, похоже, осознание этого современными пастырями – дело будущего, и, скорее всего, не совсем близкого.
Очень полезная книга… и я ее всячески рекомендую.[1]
– Спасибо.
– В связи с этим вопрос. Почитание батюшки Серафима включает в себя давно ставшие привычными для нас эпизоды его жития, от которых образ батюшки просто-таки неотделим. И сама постановка вопросов по отношению к такого рода вещам, не говоря уже о получении не вполне привычных ответов, требует дерзновения. Как все было в действительности? Может быть, так. Или не совсем так. Или совсем не так. Чтобы ставить такие вопросы и делать такие утверждения, нужны, во-первых, смелость, а во-вторых, ответственность за свои слова. Какова здесь ваша позиция?
– Моя позиция такая. Преподобный Серафим Саровский – замечательный человек, родившийся в городе Курске, и уникальный святой, на земле Русской просиявший, которому не нужны какие-то волшебства и мифы. Он заслужил почитание еще при жизни, и не надо его жизнь как-то приукрашать различными придумками. Я должен высказаться по тем позициям, которые назвал уважаемый отец Петр.
Во-первых, падение с колокольни. Я написал в своей книге, что колокольня в это время не была достроена и мальчик Прохор упал с недостроенного здания. Все равно падение было, а уж с какой высоты, извините, это вопрос. Думаю, это вполне нормальное утверждение.
Во-вторых, по поводу камня. То, что преподобный Серафим Саровский, проходя к себе на Дальнюю пустыньку, на этом камешке молился, я думаю, было в его жизни. В житийной литературе стали писать, что стояние его было 1000 дней и 1000 ночей, а Мотовилов утверждает, что было на самом деле 1001 день и 1001 ночь.
Мы все-таки знаем, что преподобный старался этот подвиг осуществлять, не привлекая внимания, поэтому не было такого, чтобы он стоял на этом камне и народ мимо него ходил, дни считал, а он творил эту молитву.
Этого не было. Была обычная житейская ситуация, повторявшаяся годы и годы. Этот подвиг длился, наверное, не три года, если 1000 дней мы разложим во временном промежутке, а гораздо больше, поэтому я и его тоже не отринул.
В-третьих, про медведя я в своей книжке пишу, что у преподобного Серафима на Дальней пустыньке были ульи для пчел. Медведи в лесу мед чувствуют издалека; естественно, они к нему приходили. Когда я провожу экскурсии на Дальней пустыньке, я всегда подвожу наших гостей к стенду, где есть литография преподобного, сидящего на пенечке и кормящего медведя. И я говорю, что преподобный хлеб намазывал и медком, чтобы лесному гостю было вкуснее.
Серафим Саровский. Художник Ирина Плетнева
Что касается избиения преподобного Серафима крестьянами, я на этом, по-моему, в книге никакого акцента не делал. Вообще, должен сказать, что в книге я опустил многие моменты и не обо всем рассказал. Если бы я включил в книгу, например, взаимоотношения с епископами, еще некоторые моменты из жизни преподобного, то книга получилась бы не 32 печатных листа, а в два раза больше. Когда я окончил книгу и выслал в «Молодую гвардию», мне пришло письмо, что вы зашкалили требуемый лимит и, наверное, будет сокращение. Правда, через три дня пришло второе письмо: «Мы согласны с вашим текстом и принимаем его целиком».
Выводы. Я не являюсь богословом, поэтому по отдельным моментам я посчитал, что делать выводы – не мой уровень. Это раз. Я работал над книгой и работаю над биографией преподобного Серафима Саровского, над историей Саровской пустыни, можно сказать, в одиночку, так что все охватить и обо всем написать у меня просто не хватит жизни. Это два. Поэтому я очень рад, что моя первая книга, вышедшая в 2002 году, подтолкнула других исследователей на более пристальное изучение биографии преподобного Серафима Саровского, пошли научные статьи об иконографии преподобного.
– Помню, большой том под общей редакцией Натальи Чугреевой вышел к 2004 году.[2]
– Да. Были опубликованы работы по изучению и сравнению текстов житийной литературы о преподобном Серафиме Саровском. Вышли работы, изучающие устав нашей пустыни, по которому жил преподобный Серафим Саровский. Я очень рад, что всколыхнул научную общественность, которая заинтересовалась биографией преподобного Серафима Саровского и, можно сказать, подключилась к этой работе. Я эти работы, которые они опубликовали после выхода моей книги, естественно, тоже использовал и использую сегодня.
– Вопрос, с моей точки зрения, заключается в принципиальном различии двух жанров – агиографии и научного исторического исследования на основе критического анализа источников. Буквально сразу же после появления отзыва отца Петра (Мещеринова) в Сети появилась реплика Бориса Кирилловича Кнорре, это известный религиовед, работающий по программам Кенстонского института и Центра Карнеги, преподающий в НИУ-ВШЭ и РГГУ. Вот что он пишет.
Давно ждал такую книгу. Правда, не во всем готов согласиться с позицией и оценкой, высказанной уважаемым мною Петром Мещериновым. Не думаю, что рационализация и стремление трансформировать житие в исторически выверенную (и отшлифованную скепсисом) научно-доказательную работу – абсолютное благо. С точки зрения психического здоровья рационализация в религиозной жизни – отнюдь не всегда ведет к лучшему. Рационально ориентированные религиозные сообщества страдают от депрессий поболее, чем склонные к мистике.
Жанр жития и жанр исторической литературы разные. И тот и другой имеют право на существование. В данном вопросе мне близка позиция Алексея Лидова и многих других: икона изображает не в стиле реализма, но никто не требует приблизить икону к фотографии. Также и требовать приблизить житие к рентгеновскому снимку я бы не стал. Однако сама по себе такая изыскательная работа безусловно интересна. Есть большое желание эту книгу в ближайшее время прочесть.
– Спасибо.
– Вот какой обмен мнениями. Было бы интересно понять, откуда берется ваша решимость. Ведь многие детали жития, даже, казалось бы, малозначительные, уже приобрели в некотором смысле характер если и не догмы, то некий вероучительный, не побоюсь этого слова, статус. Вы уже говорили о своей боязни кого-то обидеть. Тем более, сейчас такое время, когда модно стало оскорбляться за свои религиозные чувства. Какие переживания в связи с этим у вас были, какие размышления? Расскажите, если можно.
– Я уже говорил, что писать о преподобном Серафиме Саровском, да и вообще о святом человеке, простому смертному, хоть и православному, очень тяжело. После выхода моей первой книги я получил некоторый статус и признание как специалист, пускай и в узком кругу. Потом некоторое время работал редактором в издательстве Свято-Тихоновского университета. Общался, естественно, со многими священнослужителями, не только из ПСТГУ, не только из Москвы, но и из других городов.
Николай Мотовилов
В 2005 году была выпущена книга «Записки Мотовилова», вышла она в библиотеке «Преподобный Серафим Саровский» в издательстве «Отчий дом». Я хоть и вхожу в редакционную коллегию, не был сторонником издания этих записок, но мое мнение не потребовалось, и эта книга была издана. После ее выхода из печати я слышал много высказываний об этих записках, у меня складывалось и свое мнение. Когда же я эту книгу начал внимательно читать, изучать «под карандаш», у меня сложилось впечатление, что, действительно, человек болен, просто болен.
Работая над главой «Тайна Мотовилова» своей книги, я специально привлек врача-психотерапевта высшей категории Андрея Анатольевича Афонина, которому я принес все книги, все рукописи, которые у меня были по Мотовилову, и свои мысли о нем тоже высказал, ответил на его вопросы. Спустя некоторое время он мне выдал профессиональное заключение относительно самочувствия Николая Александровича Мотовилова, и эту записку я в своей книге привожу. Мне стало понятно, что по такому довольно трудному вопросу я имею единомышленников и среди священноначалия, и среди врачей, и среди простых православных христиан.
– Вы обсуждали эти вопросы с кем-либо из священноначалия?
– Да, но имен называть не буду. Разговор о Мотовилове идет давно, называют его еретиком, называют больным человеком. Я, наверное, оказался тем мальчиком из сказки Андерсена, который крикнул в открытую.
– Скажите, никто из ревнителей не пробовал оскорбляться за свои религиозные чувства после выхода ваших книжек – публично или в личном общении?
– Когда я написал свою первую книгу, я отдал рукопись сестрам Дивеевского монастыря на читку до публикации. Отдал эту рукопись и в Санаксарский монастырь игумену Венедикту для читки. Из Санаксарского монастыря мне вернули рукопись практически без каких-либо поправок. А дивеевские сестры мне сказали, что уж больно я горяч и надо бы слог смягчить. Они все-таки монахини, им, наверное, было нужно повествование ближе к житийной литературе.
– Их позиция понятна. С моей же точки зрения, то, что два таких авторитетных для меня человека, как Мещеринов и Кнорре, начали обмен репликами, пускай пока эскизными, по поводу вашей книги, это, вообще говоря, появление хорошего повода обсудить принципиальные вопросы взаимосвязи двух жанров – житийного и научного.
Прижизненный портрет преподобного Серафима Саровского
– Я некоторым образом затрагиваю этот вопрос в своей книге, рассказывая о биографах преподобного Серафима Саровского. Более подробно об этом пишет Лариса Ивановна Алехина, ее статью рекомендую прочесть.[3]
– У «Правмира» есть свой лекторий и дискуссионный клуб. Можно было бы собрать несколько спикеров, пригласить тех, кого мы уже называли, кого-то из Свято-Тихоновского, кого-то с позицией пожестче, из сторонников неизменности традиции. Может быть, «Правмиру» это будет интересно. Ваша книга – повод для серьезного и глубокого разговора. Видите, есть ваши апологеты, есть и критики. Критики точно найдутся.
– Эта тема значима для почитателей преподобного, обсуждение ее за круглым столом – очень интересное предложение. Я думал, что моя книга вызовет интерес, будет резонанс, будут приглашения на какие-то площадки для обсуждения книги, но не думал, что это произойдет так сразу. Я поразился тому, что книга всего месяц на реализации, а первый тираж уже практически закончился.
– Это тоже кое о чем говорит. Издательство наверняка будет делать еще тираж?
– Да, конечно. Когда я приехал туда за авторскими экземплярами в конце января, мне сразу сказали, что следующий тираж не за горами. Потому что они видят, как идет продажа, какой спрос.
Если отметить основные точки, которые в моей книге заслуживают внимания, первое, это год рождения преподобного Серафима Саровского – 1754 год. Должен здесь сказать о камушке, который лежит в Курске около Сергиево-Казанского собора. Я в Курск езжу, работаю там в архиве, встречаюсь с людьми, с общественностью. И в первые мои приезды, когда мою книжку там не знали, на этом камушке было написано, что преподобный упал с колокольни в 1766 году. Когда книга стала распространяться, я приехал и смотрю, что прежнее число затерто и поставлен год 1761, то есть признали мои выводы о дате рождения.
Фото: Илга Гондарева
Потом я составил родословное древо. Если до 1980-х годов было известно 36 имен близких преподобного, то после моей работы найдено уже свыше 150 имен. Почему я еще оттягивал выход книги: мне не все было известно. Буквально два года назад я нашел документы, которые дали возможность более определенно говорить о том, где в Курске располагался дом родителей преподобного – это сегодня улица Ленина, можно сказать, центральная улица, проходящая через двор того дома.
– Я в Курске был один раз, как раз были торжества 2004 года, тогда из Дивеева туда привозили мощи преподобного Серафима.
– Потом было найдено уже четыре автографа преподобного Серафима Саровского, что подтверждает его грамотность. И мне удалось полтора года назад попасть в закрытый архив ФСБ в городе Саранске, где я нашел документы, рассказывающие о том, что было с Саровским монастырем после 1917 года и какая судьба была у мощей. Я нашел там звенья, которых не хватало, так что удалось выстроить линию следования мощей из Сарова через Краснослободск в Москву, в Ленинград и так далее. Это щепетильный вопрос, один из трудных. Еще момент, связанный с биографией Мотовилова, мы о нем уже говорили. Наконец, когда в цепочку биографических сведений о преподобном встали необходимые звенья, мне стало понятно – книга состоялась.
– Более-менее исследовано, что было с дивеевскими сестрами после разгона монастыря. Есть свидетельства, есть публикации о существовавшем долгие годы монастыре в миру. Но почти ничего нет о том, что стало с саровскими монахами после 1927 года, когда был закрыт Саровский монастырь. Что-то по этому поводу вы смотрели или собираетесь смотреть? Тоже тема непростая.
– Я затрагиваю эту тему краем, о дивеевских сестрах подробнее, а вот о судьбе наших саровских монашествующих информации очень мало, есть лишь отрывочные сведения. Мы собирались ехать с одним коллегой в Караганду, где располагался Карлаг и где было в заключении много дивеевских сестер и наших монашествующих, чтобы поработать с делами заключенных. К сожалению, пока не получается. Там сказали: «Мы вам поможем, чем можем, но работайте сами», – потому что миллион этих архивных дел, и никто ими не занимается. Есть сотрудники музея Карлага, сотрудники архива, которые могли бы помочь, но времени и ресурсов у нас пока нет. Это же надо ехать в Казахстан, жить там где-то…
Сестры у водокачки в Дивеевском монастыре. Начало ХХ века
– По-хорошему, надо искать серьезный академический грант. Между прочим, если удастся собрать для обсуждения вашей книги хороший круглый стол с профессиональными участниками, о котором мы уже говорили, можно будет в этом направлении продвинуться. По крайней мере, получить совет и поддержку.
Но большой 15-летний труд завершен. Что впереди?
– Я бы даже сказал, 20-летний, ведь понимание того, что надо продолжать поиски архивных документов, связанных с биографией преподобного Серафима Саровского, пришло в 1998 году. Получается, почти 20 лет.
Думаю, впереди продолжение этой работы, потому что белых пятен еще очень много, и не все досконально изучено, особенно это касается курского периода жизни преподобного Серафима.
Много можно было бы почерпнуть, если бы удалось обнаружить переписку настоятелей с архиереями, потому что они частенько отправляли справки, характеризующие преподобного Серафима Саровского как монашествующего. Много таких позиций, на которые необходимо обратить внимание и работать, работать. Это касается и преподобного Серафима Саровского, и истории Саровского монастыря, и истории нашего города, потому что она долго была под запретом, и многого наши горожане пока не знают.
– Валентин Александрович, специалисты, интересующиеся жизнью преподобного Серафима Саровского, вас хорошо знают, по крайней мере, два последних десятилетия. Но аудитория «Правмира» довольно велика, и с ней надо познакомиться. Как вы оказались в Сарове? И как вы стали заниматься историей?
– В Сарове я оказался довольно просто. Я здесь родился. У папы моего пензенские корни, а мама местная, из крестьян деревни Балыково, которая сейчас в черте сегодняшнего города Сарова. Она была прихожанка села Кременки, где я и был крещен сразу после рождения. Дедушка мой по линии мамы не принял колхозное движение, и, после того как в 1936 году начали притеснять единоличников, он перебрался на жительство и на работу в Саров.
– Здесь тогда еще находился лагерь…
– Да, здесь был лагерь, а рядом с ним был рабочий поселок, и дед перебрался сюда, трудился по рабочей сетке. И мама была рядом с ним, работала вахтером на заводе 550, на базе которого с 1946 года стал формироваться наш объект.
А историей я занялся, наверное, благодаря тому, что родился на такой замечательной земле.
– На ней много людей рождается, но не все начинают заниматься историей.
– У каждого, видно, своя стезя. Кто-то пошел в физики, а я занялся историей. Это земля, на которой духовно родился преподобный Серафим Саровский. Надо сказать, что в нашем закрытом и секретном городе история была под запретом. Поэтому я, начиная с 80-х годов, начал опрашивать своих родственников, знакомых, выспрашивал у них, что они могут рассказать о Дивеевском монастыре, о Саровском монастыре, об истории наших замечательных мест.
Саровский монастырь. 1904 год
– Как люди тогда отвечали на ваши расспросы – боялись, не боялись?
– Боялись. Первый мой респондент – бабушка моего школьного друга. После того, как я с ней побеседовал, она спросила: «Ко мне милиция не придет после тебя?» Пришлось ее убеждать, что я никоим образом ей не навредил. Такие ситуации были не раз. Естественно, тогда не было диктофонов, записывал самым примитивным образом карандашом в тетрадь, но эта тетрадь мне памятна и служит до сих пор. Сейчас технологии уже другие – диктофоны появились, цифровые фотоаппараты. А тогда…
Наверное, в 1988 году я познакомился с членами исторического общества «Саровская пустынь»,[4] Анатолием Агаповым и другими. Причем у меня был свой весомый «вступительный взнос». Я позвонил Агапову и сказал: «Анатолий Александрович, у вас историческое общество. Я тоже занимаюсь историей. Интересует ли вас сюжет, который находится на куполе бывшего монастырского храма Всех Святых?» Он сказал: «Нас это очень интересует». Я пришел и рассказал о том, что там есть роспись на сюжет из Откровения Иоанна Богослова, Апокалипсиса.[5]
– Там тогда был хозяйственный магазин, роспись была закрыта подвесным потолком?
– Да, и она не была видна. Так я в это объединение вошел, но спустя некоторое время ушел в самостоятельное плавание. Тем не менее, мы начинали вместе. Помню, в 1990 году была поездка в Саранск, чтобы впервые поработать в архиве. Хотя Саранск от нас всего в двухстах километрах, но мы ехали в неизвестность, даже прикупили два русско-эрзянских разговорника и по дороге разучивали вопросы: как пройти в библиотеку? как пройти в гостиницу? Но когда приехали в Саранск, мы были удивлены – никто мордовского не знает, говорят на чистом русском языке.
Кладбищенский храм всех святых
– Коллеги, о которых вы говорили, работали и работают во ВНИИЭФ,[6] а где тогда были вы?
– Тоже работал во ВНИИЭФ, в одном из вспомогательных подразделений инженером по труду и заработной плате.
– Вы работали, собирали свидетельства местных жителей, потом состоялось знакомство с объединением «Саровская пустынь», а дальше началась самостоятельная работа. Когда вам стало понятно, что уже не работа во ВНИИЭФ, а занятия историей и есть основное содержание вашей жизни? Где была эта граница, с каким событием это было связано?
– Для меня история была значима всегда. А серьезно я задумался об изучении истории нашего места после посещения Саранского архива, где хранились дела нашего Саровского монастыря. Когда держишь в руках рукопись XVIII века, пытаешься ее прочитать, потом более поздние документы о притеснениях, которым подвергались наши монахи, это ни с чем не сравнимое чувство.
Мы первое время окунались в это иное, новое для нас время и просто забывали о действительности. А это же было начало 90-х годов – ужас что творилось.
Помню, мы приезжали в Саранск, цены неимоверные на продукты, ночевали в центральной гостинице, не раздеваясь. Она вроде бы центральная, но до такой степени убогая, что обувь снимали, ложась в кровать, а спали в одежде и даже в шапках, то есть это было испытание очень серьезное. Спустя какое-то время у меня появились возможности поездить по архивам страны, и я воспользовался этим для изучения документов, тем или иным образом связанных с историей нашего монастыря, нашей местности, с именем преподобного Серафима Саровского.
– Вы о преподобном Серафиме достаточно рано узнали? С детства?
– Конечно.
– Когда он стал вашим героем? Когда он вышел для вас на первый план не просто как святой, которого вы почитаете, а как фигура исторического исследования? С чем это было связано?
– Первая публикация у меня была в 1989 году в институтской газете «Импульс». Это была статья, посвященная юбилею преподобного, реферативный небольшой очерк о нем. Ничего серьезного я к этому моменту еще не нашел и в архивах пока не начал работать. И думал тогда, что о преподобном Серафиме Саровском, наверное, ничего нового не скажешь, потому что столько книг издано, что ничего больше и не найдешь. Поэтому я был очень удивлен, когда в 1998 году в архиве нашел наградную грамоту, по которой преподобный Серафим Саровский был награжден наперсным крестом в честь победы над французами в войне 1812 года.
Потом пошли другие находки. Я начал заниматься документами, которые рассказывали о его пребывании у нас в Саровском монастыре, и здесь вдруг обнаружил ошибку делопроизводителя, которая повлекла за собой изменение его года рождения. У нас в Саровском монастыре год рождения преподобного считался 1759…
Вид Саровской пустыни. Литография мастерской Ж. Лемерсье. 1860-е гг.
– Я помню эту историю. Тогда ваше имя впервые широко прозвучало, поскольку именно после ваших находок празднование 250-летия со дня рождения преподобного перенесли на пять лет и отмечали это событие в 2004 году, а не в 2009-м, как собирались раньше.
– В 2000 году я сделал об этом доклад на исторической конференции в Нижнем Новгороде, он как раз был посвящен году рождения преподобного. После этой конференции я начал писать книгу «Преподобный Серафим Саровский: предания и факты», которая вышла в 2002 году, и там я все свои находки опубликовал. Книга заинтересовала довольно многих. Тем более, что в 2003 году было празднование 100-летия канонизации преподобного Серафима Саровского. К нам в Саров приехало много высокопоставленных гостей. Книга пошла в народ, и священноначалие эту книгу читало.
Чувствуется, в Москве мои доводы признали весомыми, и 2004 год был объявлен годом празднования 250-летия преподобного Серафима Саровского в общероссийском масштабе. Премьер Касьянов подписал распоряжение о праздновании этого юбилея. Начиная с 2003 года, на меня начали выходить средства массовой информации, Первый канал, Второй канал. Главный редактор издательства «Молодая гвардия» Андрей Витальевич Петров позвонил мне и пригласил к себе, чтобы переговорить по поводу жизнеописания преподобного Серафима Саровского.
Фото: pravsarov.su
– Значит, замысел ЖЗЛ-овского издания возник еще тогда, 15 лет назад?
– Да. Я приехал в Москву, мы побеседовали. У нас даже был заключен договор на написание биографии. Я был в эйфорическом состоянии, но потом, когда я немножко из этого состояния вышел, то понял, что объема информации, которым я обладаю, еще маловато для написания настоящей биографии преподобного. Поэтому я продолжил свою поисковую работу, и она затянулась на довольно длительный промежуток времени. Это связано еще и с тем, что написание биографии такого святого, как преподобный Серафим Саровский – это тяжелый труд, надо иметь большую смелость, чтобы взяться за такую работу. Переосмыслить то, что нашел, встретил в библиотеках, в архивах. Каким-то образом скомпоновать, чтобы, во-первых, людям было это понятно, а во-вторых, чтобы как-то не навредить.
– Почему вы говорите «не навредить»?
– Вы знаете, некоторые моменты я не включал в свою книгу, потому что порой среди источников были такие, которые я считаю чисто фантазийными, волшебными. То есть люди стремились за чудесами, а не за настоящей биографией Серафима Саровского.
[1] https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1612438265498618&
[2] http://pravoslavie.ru/10253.html
[3] Алехина Л.И. История публикации первых жизнеописаний преподобного Серафима Саровского // “Российския державы славо и ограждение”: Преподобный Серафим Саровский в историко-культурном и художественном наследии России. М.: Лето, 2015
[4] http://sarpust.ru/istoriya-obyedineniya/
[5] http://pravsarov.su/content/publication/1481/2280.html
[6] http://www.vniief.ru/wps/wcm/connect/vniief/site/about/
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML