2
Митрополит Костромской и Нерехтский Ферапонт (Кашин) родился в 1969 году в Москве, по светскому образованию – инженер-математик. С 1995 года трудился в Костромской епархии, прошел путь от послушника Авраамиево-Городецкого мужского монастыря до управляющего Костромской митрополией. В 2008 году окончил Московскую духовную академию, кандидат богословия. Автор двух монографий и ряда статей, посвященных костромским монастырям. Сейчас работает над циклом очерков по истории Костромской епархии в первые десятилетия ХХ века. Один из таких материалов владыка Ферапонт передал для публикации на нашем портале. 
Митрополит Костромской и Нерехтский Ферапонт
Ежегодно в конце декабря православная общественность озадачивается непростыми вопросами. Праздновать или не праздновать? Грешно или не грешно? Можно или нельзя? И допустить ли на новогодний стол любимую нами селедку «под шубой»?.. А в последние годы – точнее, уже десятилетия – к этим проблемам добавилась еще одна: не лучше ли встретить Новый год в стенах храма, на церковной молитве? Благо для многих монастырей и приходов Божественная литургия в новогоднюю ночь успела стать традицией. И хотя отдельные ревнители устава считают такую службу неоправданным нововведением, оспаривать ее духовно-нравственную пользу – значило бы отрицать очевидные факты.
Что же касается «нововведения», тут впору припомнить поговорку о хорошо забытом старом. Чуть более века назад в России уже велись дискуссии о богослужениях в ночь на 1 января. Впрочем, речь шла не о литургии, а лишь о новогоднем молебне – то есть о молебном пении на Новый год, сейчас обычно совершаемом в храмах вечером 31 декабря или после Божественной литургии 1 января.
Интересная история «воцерковления» новогодней ночи на рубеже XIX и XX веков в провинциальной глубинке открывается перед нами на страницах «Костромских епархиальных ведомостей» – журнала, издававшегося в Костроме в 1885–1917 годах. Его номера выходили из печати два раза в месяц и состояли из двух частей: официальной (распоряжения, указы, отчеты, сведения консистории) и неофициальной (очерки, статьи, заметки, богословские работы, хроника епархиальной жизни, а иногда – даже рассказы и стихотворения).
Следует помнить, что до перехода России в феврале 1918 года на новый стиль (григорианский календарь) Новый год приходился на святки, то есть не был связан с привычными для нас постовыми ограничениями. 1 января по официальному календарю Российской империи – как и теперь в «старый Новый год» 14 января, то есть 1 января по церковному (юлианскому) календарю – Церковь отмечала великий праздник Обрезания Господня и память святителя Василия Великого, поэтому под Новый год вечером служилось праздничное всенощное бдение (о котором будет часто говориться в цитируемых нами текстах).
Первое упоминание о ночном новогоднем молебне мы встречаем в епархиальном журнале за 1896 год. В разделе «Иноепархиальные известия», где публиковались обзоры церковной и светской прессы со всей империи, была напечатана заметка о встрече Нового года в посаде Клинцы Черниговской губернии (сейчас это город, районный центр Брянской области). В самом начале текста затрагивался вопрос, актуальный и сейчас:
«С давних пор интеллигенцией всего мира принято за обычай встречать Новый год в большом обществе и веселом препровождении времени на основании суеверной мысли, что как проведешь время первый день Нового года, так проведешь и целый год: танцы, игра в карты, маскарады, веселые попойки и кутежи – обычная встреча Нового года» [1].
А далее описывался – как новое, пока еще непривычное начинание – ночной новогодний молебен:
«В посаде Клинцы первый шаг в новом направлении встречи Нового года сделан настоятелем православного Петропавловского храма. Желая противодействовать общепринятым нехристианским обычаям, он в последнюю литургию пред Новым годом, по окончании ее, пригласил своих прихожан встретить наступающий Новый год в храме молитвой. Ночью 31 декабря в 11 1/2 часов начался звон в большой колокол; в несколько минут храм, блестяще освещенный, наполнился народом. Ровно в 12 часов царские врата отворились и в них показался настоятель со святым крестом в праздничном облачении, поздравил прибывших с Новым годом и пригласил помолиться о ниспослании всех благ. Затем отслужен был молебен обычный в день Нового года с возглашением многолетий царствующему Дому, епархиальному преосвященному, прихожанам и всем православным христианам. По окончании богослужения все находившиеся в храме остались, как бы ожидая чего-то; тогда снова вышел отец настоятель, еще раз поздравил присутствовавших с Новым годом, а те, поздравив его, стали поздравлять друг друга и разошлись из храма все веселые и довольные, будто получили большие подарки. В числе молившихся было немало не только единоверцев, но и старообрядцев, и все отзывались об этом новшестве с большой похвалой. По сообщению «Русского слова», так же встречали Новый год и жители города Нежина» [2].
В следующем году «Костромские епархиальные ведомости» рассказали читателям о новогоднем ночном молебне уже в своей епархии, в Кологриве – небольшом городе, расположенном в 380 километрах на северо-восток от Костромы. Несмотря на отдаленность от «центров цивилизации», уровень духовно-культурной жизни здесь был весьма высок; немалая заслуга в этом принадлежала протоиерею Феоктисту Иорданскому (1821–1914) – местному благочинному, настоятелю (1861–1909) городского Успенского собора. Образованный и ревностный пастырь, он на протяжении многих десятилетий совершал богослужения, преподавал закон Божий в различных учебных заведениях, руководил деятельностью церковно-приходских школ, занимался делами благотворительности, публиковал в епархиальном журнале свои проповеди и историко-краеведческие исследования. У отца Феоктиста было четыре сына и четыре дочери, а один из сыновей, Иван Феоктистович (1862–1926), в 1917 году стал членом Поместного Собора Православной Российской Церкви от мирян Костромской епархии [3].
Протоиерей Феоктист Иорданский. Фото начала ХХ века из собрания Кологривского краеведческого музея имени Г.А. Ладыженского – филиала Костромского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника.
Готовясь к наступлению Нового 1897 года, отец Феоктист решил устроить в кологривском Успенском соборе молебен в ночь на 1 января. «Несмотря на новость дела», как говорится в цитируемой далее заметке из «Костромских епархиальных ведомостей» 1897 года, опыт оказался удачным:
«1 января нынешнего года в городе Кологриве встречено особенно торжественно. Накануне в соборе было отслужено всенощное бдение при участии всех священнослужителей, которое окончилось в 11 часов ночи. После всенощной отец протоиерей Иорданский вел с народом религиозно-нравственное собеседование. Ровно в 12 часов ночи началось торжественное молебствие, по окончании которого провозглашено было многолетие царствующему Дому, Святейшему Синоду, преосвященнейшему Виссариону [4] и всем православным христианам. Затем отец протоиерей поздравил всех присутствовавших в храме с Новым годом, и начались взаимные поздравления. Несмотря на новость дела, народу в церкви было много, и все были настроены как-то особенно религиозно. К сожалению, очень немного было в церкви лиц, принадлежащих к местной интеллигенции» [5].
В следующее гражданское новолетие, в ночь на 1 января 1898 года, духовенство Успенского собора города Кологрива вновь совершило такой молебен:
«Жители города Кологрива по почину, сделанному в прошлом году, и ныне встречали Новый год молитвой во святом храме. По-прежнему в самую полночь собором священнослужителей совершено было торжественное с коленопреклонением молебствие еще при большем, чем прежде, стечении молящихся. В конце молебна старший из священнослужащих протоиерей Иорданский сказал народу краткое приветствие с молитвенным призыванием на всех благословения Божия. Молебну на некоторое время предшествовало религиозно-нравственное собеседование с народом, веденное тем же протоиереем Иорданским, а в обычное время совершено было всенощное бдение» [6].
Однако из заключительной части заметки становится ясно, что начинание отца Феоктиста приобрело себе не только убежденных сторонников, но и противников (возможно, из той самой «местной интеллигенции»?):
«Подобный порядок встречи Нового года, встречая себе все большее и большее сочувствие в народной массе, в некоторых лицах нашел себе столь горячий отклик, что они заявили соборному причту желание такой порядок увековечить, хотя, к сожалению, и ныне нашлось несколько человек, готовых всеми мерами препятствовать введению этого доброго, чисто христианского обычая» [7].
Успенский собор города Кологрива. Фото начала ХХ века.
Новое установление – встреча Нового года молитвой в храме – постепенно распространялось по России и, действительно, встречало не только благожелательное отношение. В 1900 году «Костромские епархиальные ведомости» перепечатали заметку из «Санкт-Петербургского духовного вестника», где такая практика критиковалась. Автор рассуждал:
«Надо ли распространять и укреплять этот обычай с пасхальным освещением храмов, со звоном в большой колокол и прочим? Не думаю: любителей неблаговидной встречи Нового года мы не привлечем в храмы и тем более не гарантируем их от такой встречи Нового года после богомолья; в тех же простецах веры, которые переполняют храмы в полночь, мы укореняем суеверное представление, что молитва именно в полночь-то пред новолетием особенно и доходна до Бога. Почему в полночь? Ведь, по-церковному, день начался с вечера, и всенощное бдение уже относится к следующему дню? А молитва за литургией и после нее разве не так же угодна Богу?
Если молебен служится по просьбе прихожан, которые переполняют для сего церковь, этому надо только радоваться. Но укреплять этот обычай искусственно – для сего нет достаточных оснований, и упрекать духовенство за то, что оно не вводит сего обычая повсеместно – несправедливо, тем более что во многих храмах столицы существует другая, по нашему мнению более основательная практика. Нам лично доводилось спрашивать в Бозе почившего владыку митрополита Палладия [8] по поводу нового обычая полуночных молебствий по церквам. Он, не рекомендуя (хотя и не запрещал) этого обычая, ссылался на свою практику: «Я сам, – говорил он, – прошу служить молебен под Новый год, только после всенощной, в благодарность Господу Богу за прожитый год». Этот-то обычай и практикуется в столице весьма многими священниками: после всенощной говорится слово или беседа, а затем служится молебен, иногда с акафистом, с осенением народа особенно чтимым в храме образом, при чем священник настойчиво приглашает богомольцев провести новогоднюю ночь без излишеств в пище и питии, без гаданий и суеверий, а завтра прийти к обедне и помолиться о наступлении лета благоприятного. Такой обычай, по нашему мнению, целесообразнее того нового, искусственного. Все остается на своем месте, и для человека слабого, хотя и верующего, не остается соблазна – не пойти к литургии в Новый год, потому что я-де уже помолился вчера в полночь.
Склоняясь в пользу этой последней практики, мы решительно против того, чтобы искусственно пропагандировать новогодние полуночные молебны со звоном в большой колокол. Слишком мало содержания в новогодней ночи для того, чтобы делать из нее ночь Пасхи. Как бы этот обычай, для утвержденных в вере и жизни христианской – добрый и благовременный, не послужил соблазном для многих немощных…» [9].
Редакция «Костромских епархиальных ведомостей», однако, не согласилась с опасениями автора заметки и снабдила ее коротким послесловием:
«О каком соблазне здесь идет речь – непонятно, если только обычай добрый и благовременный» [10].
Первый опыт совершения ночных новогодних молебнов в Костромской епархии стал примером и для клириков самой Костромы. Как сообщал епархиальный журнал, в ночь на 1 января 1901 года такой молебен состоялся в духовном центре губернского города – Костромском кремле. Здесь находились летний, неотапливаемый Успенский кафедральный собор (построенный, по оценкам современных исследователей, в XVI веке) и зимний, «теплый» Богоявленский кафедральный собор, воздвигнутый выдающимся костромским зодчим С. А. Воротиловым в 1776–1791 годах (во второй половине XIX века храм перестроили, существенно расширив). В зимнее время богослужения совершались в Богоявленском кафедральном соборе, здесь же пребывала древняя святыня – чудотворная Феодоровская икона Божией Матери. Сюда в новогоднюю ночь и пришли молиться жители Костромы:
«В полночь под 1 января совершено в соборе местным духовенством молебствие, положенное на Новый год. Собор был переполнен народом» [11].
Костромской кремль. Фото 1915 года. Слева от колокольни – Успенский кафедральный собор, справа – Богоявленский кафедральный собор.
Чтобы прочувствовать последнюю фразу, уточним: после частичной реконструкции во второй половине XIX века Богоявленский кафедральный собор стал очень просторным. Протоиерей Иоанн Поспелов (1821–1910), настоятель костромского кафедрального собора (1867–1902) и церковный писатель, указывал, что в праздничные дни молящихся в Богоявленском соборе бывало пять и даже шесть тысяч человек [12]. Исходя из этого, можно представить, какое множество костромичей встречало Новый 1901 год в молитве у чудотворного Феодоровского образа Царицы Небесной.
Обычай совершения богослужений в новогоднюю ночь постепенно распространялся по России. К 1907 году, например, в Пермской епархии уже задумались об унификации такой богослужебной практики. В заметке, перепечатанной «Костромскими епархиальными ведомостями» из пермского епархиального журнала, говорилось:
«Преосвященным Никанором, епископом Пермским [13], духовенству епархии сделано было предложение: в видах единообразия при встрече новолетия церковной молитвой начать бдение на 1 января в 10 часов вечера, так, чтобы в 12 часов бдение еще продолжалось. В некоторых храмах Пермской епархии прилагается на утрени чтение канона новолетию (из Минеи под 1 числом сентября), в некоторых местах молебна, тотчас по бдении, не служат, а только говорят богомольцам краткое приветствие или поучение. И тот и другой обычай, по словам владыки, почтенный («Пермские епархиальные ведомости», № 36») [14].
Особым усердием в ночных молебствиях на Новый год отличались духовенство и жители первопрестольной Москвы. Приведем здесь тексты трех заметок из светской периодики разных лет.
1 января 1905 года в «Московских ведомостях» говорилось:
«Накануне Нового года, в двенадцатом часу ночи, во всех храмах столицы были совершены панихиды по русским воинам, положившим свой живот на поле брани за веру, царя и отечество в русско-японскую войну. Затем, в полночь, в столичных храмах было совершено положенное на новолетие молебствие с коленопреклонением и провозглашением многолетия. Везде храмы были переполнены молящимися» [15].
1 января 1908 года «Голос Москвы» сообщал:
«Вчера Москва встречала Новый год. По обычаю в исходе 12-го часа во всех церквах были совершены молебствия. С каждым годом обычай встречать Новый год в храме Божием приобретает в Москве все больше и больше сторонников. Многие храмы были вчера переполнены» [16].
1 января 1909 года «Русское слово» писало:
«В 12 часов ночи во всех храмах столицы было совершено положенное на новолетие молебствие с коленопреклонением и провозглашением многолетия. Храмы были полны молящимися.
Особой торжественностью отличалось богослужение в Успенском соборе, где служил высокопреосвященный митрополит Владимир соборне с епископом Евдокимом, ректором Московской академии, Василием Можайским и Анастасием Серпуховским и многочисленным другим духовенством, при пении синодального хора. Перед началом молебствия высокопреосвященный Владимир произнес слово. В соборе множество молящихся, происходила давка.
В храме Христа Спасителя молебствие совершал преосвященный Трифон, епископ Дмитровский» [17].
В 1911 году обычай служения ночных молебнов на Новый год стал предметом обсуждения на высшем уровне церковной власти: Святейший Синод вынес постановление о повсеместном совершении новогодних молебствий. Соответствующие циркулярные указы были разосланы по всей Российской империи, пришел такой документ и в Кострому:
Указ о повсеместном совершении молебствий под Новый год, опубликованный в «Костромских епархиальных ведомостях».
«Указ Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского, из Святейшего Правительствующего Синода преосвященному Тихону, епископу Костромскому и Галичскому [18].
(О повсеместном совершении молебствий в ночь под Новый год).
По указу Его Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод имели суждение о совершении в ночь под Новый год торжественных молебствий в церквах. И, по справке, приказали: Признавая установившийся в некоторых епархиях порядок совершения в ночь под Новый год торжественных молебствий полезным и имеющим благотворное влияние на верующих, так как этими молебствиями православные русские люди удерживаются от укрепившегося, особенно в городах, пагубного обычая встречи Нового года вином, плясками и иными увеселениями, Святейший Синод определяет: в целях более широкой борьбы с указанным пагубным обычаем благословить повсеместное, по мере возможности и по просьбам прихожан, совершение означенных молебствий в ночь под Новый год в монастырских, приходских и домовых храмах; о чем, для объявления по духовному ведомству, послать Московской и Грузино-Имеретинской Святейшего Синода конторам, епархиальным преосвященным, протопресвитеру военного и морского духовенства и исполняющему обязанности заведывающего придворным духовенством печатные циркулярные указы. Июня 6 дня 1911 года» [19].
Так был подведен итог дискуссиям о молебствиях в новогоднюю ночь. И хотя решение Святейшего Синода не устанавливало безусловной обязательности ночных новогодних молебнов («по мере возможности и по просьбам прихожан»), мотивация этого предписания была разумной и злободневной. Духовенство оценило пользу такого установления: например, в ночь на 1 января 1916 года новогодний молебен служился во всех церквах города Костромы [20]. А на новолетие 1917 года в Богоявленском кафедральном соборе Костромы молебен дважды совершался архиерейским чином. Всенощное бдение вечером 31 декабря 1916 года и новогодний молебен в 12 часов ночи в соборе служил викарный епископ Кинешемский Севастиан (Вести; 1870–1929). Утром же 1 января 1917 года Божественную литургию в соборе совершил епископ Костромской и Галичский Евгений (Бережков; 1864–1924), возглавивший затем новогодний молебен с участием всего духовенства города Костромы [21].
Скорбные события ХХ века изменили внешнюю сторону церковной жизни настолько, что о многих благих начинаниях волей-неволей пришлось до времени забыть. Но и сейчас вопрос – как уберечь нашу паству (а правильнее сказать, помочь ей уберечься) от «пагубного обычая встречи Нового года вином, плясками и иными увеселениями» – весьма актуален, тем более что теперь празднование Нового года выпадает в дни поста. Как и век назад, мы видим широкое движение «снизу» в пользу придания новогодней ночи церковного смысла, можно даже сказать, миссионерского содержания. Поэтому опыт столетней давности и сегодня представляется нам полезным и поучительным.
Открытка начала ХХ века.
Примечания
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML