9
Когда Анна Королева сказала батюшке, что у нее ВИЧ, он перепугался и поставил ее в конец очереди на причастие. А потом извинился: «Прости меня! Я ничего про это не знал». Далеко не все священники на это способны, считает Анна. Она живет с ВИЧ уже 8 лет и рассказывает, как обманчиво заявление батюшек «у нас на приходе таких нет!», что должны священники знать про ВИЧ, зачем ее щупают те, кто только узнал свой статус, и как удается отговорить людей от самоубийства.
– У Вас большой наркостаж? – У меня его нет. Я никогда не употребляла наркотики. – Сколько лет Вы чистая? – Всю жизнь. Я никогда не употребляла наркотики. – Вы сидели на героине? Или… химия? – Никогда не сидела, не лежала, не стояла рядом с героином и химией! Я никогда не употребляла наркотики! – Как Вы относитесь к секс-работницам? – Кто это? – Женщины с низкой социальной ответственностью, проститутки, это Вам знакомо? – Нет. Я никогда не была в их числе! – Или Вы врете, или… тогда откуда у Вас ВИЧ? – От мужа! От мужа у меня ВИЧ! – Он наркоман? – АААААААА!!!!!! Неееет!
Из инстаграма Анны Королевы
– «Глядя на вас, сложно представить, что вы болеете», «А так не скажешь». Вам часто это говорят. Как вы относитесь к таким словам?
– Иногда возмущают, сейчас чаще думаю: «Да и Бог с вами». Некоторым предлагаю меня пощупать и хорошо осмотреть. Вот мы сидим в кафе, посмотрите вокруг, кто с какой болезнью? Давайте тогда плакат на каждого повесим: «Холецистит», «Геморрой», «ВИЧ». Ну как по виду определить?
Вчера вечером встречалась с женщиной и ее мамой. Мама чуть постарше меня, и это у нее была трагедия, когда она узнала, что у дочки ВИЧ. Совершенно нормальная семья, все воцерковленные. И она все равно, даже глядя на меня, щупая, рассматривая справки, говорила: «Не может этого быть!» Настолько ей вбили в голову, что это болезнь маргиналов.
– То есть, когда вы общаетесь с людьми, у вас справка наготове?
– Да, чтобы доказать, что я это не придумала. Некоторые говорят, что я придумываю. Тогда я спрашиваю: «Ну а как, по-вашему, должен выглядеть человек с ВИЧ? У нас шприц, что ли, из коленки должен торчать?» Ты годами никак не замечаешь вирус и выглядишь совершенно обычно.
– А как люди отвечают на этот вопрос про «выглядеть»? Какие предположения?
– У нас был эксперимент. При Сеченовском институте у нас была группа, где мы занимались вместе спортом: и люди со статусом и люди без. Семьями люди приходили. И никто не знал, кто с ВИЧ, а кто нет. И однажды руководитель нас посадил и спросил, как должен выглядеть человек со статусом. Отвечали, что он должен быть подавленным, голова опущена вниз, поза стыда и жертвы, заметные болячки. Плюс он же всегда наркоман, значит, худой, впалые щеки и трясущиеся руки.
А потом попросили поднять руки тех ВИЧ-положительных, кто живет с открытым лицом. Я подняла. И гробовая тишина. И рядом со мной девушка повернулась: «Вау!»
Значит, какой вывод? По внешним признакам нельзя никогда вычислить этого человека.
– Три главных мифа про ВИЧ?
– Первый, что внешне нас можно вычислить, второй, что кто-то раскидывает зараженные шприцы, третий, что этим болеют только маргиналы. 53,5%, по данным академика Вадима Покровского, из всех недавно зараженных не наркоманы и речь идет о гетеросексуальных контактах. Среди них и депутаты, и артисты, и кандидаты наук.
– И вы – педагог. Как вам муж рассказал про ВИЧ? Вы еще тогда не были женаты, правильно?
– Если два воцерковленных человека хотят вступить в брак, они же полностью открываются друг другу, иначе это вранье. Он сказал: вот у меня такое заболевание. Я спросила, лечится ли это, он ответил, что есть таблетки.
Но при этом объяснил, что все надуманно: «Я 11 лет с этой болезнью, она мне ничего не сделала». Его мама, фельдшер, добавила, что это просто пониженный иммунитет. Надо есть лягушек, заваривать травки, и будет хорошая иммунная система.
– Почему вы поверили?
– Представьте, перед вами сидит гора мышц. Мужчина с большой буквы, умный, крепкий, уверенный, сильный психически. У него выносливость просто колоссальная. Духовник благословил нас на брак, сказал: дай Бог, если будут дети, но дети у нас не получились, получился ВИЧ.
Мой даритель начал лечиться, когда у него скакнула температура до 40. Это выглядело страшно: высоченная температура, лихорадка, он покрылся герпесом, заговаривался, не мог ни стоять ни есть, похудел на 27 кг. Я его просто вытащила на себе в МГЦ (Московский городской центр борьбы со СПИДом – прим. ред.), он сразу стал пить антиретровирусную терапию и полностью восстановил здоровье.
– Это изменило ваше отношение к болезни?
– Этот случай абсолютно изменил мое мировоззрение. Я поверила, что болезнь есть. Мне Боженька показал, что будет со мной, если я буду отрицать ВИЧ. Вирус у меня появился сразу, как только мы расписались. Когда я узнала, мне стало страшно, но не так, когда я увидела, что с мужем произошло. Бог показал, как можно рухнуть и как подняться. Сейчас я принимаю один раз в день во время обеда таблетки, и с ВИЧем на этом покончено, вирусная нагрузка уже не может мне повредить.
– Вы создали проект «Верю.Знаю.Живу», какие у него задачи?
– Я отдала свои визитки ВИЧ-клинике, и врачи из московского центра, когда видят, что с пациентом надо другой разговор вести, мой телефон дают. Потом помощники стали появляться. И мы создали движение «Верю.Знаю.Живу». Это не только помощь и консультирование, это ликбез среди священников.
– А что, ликбез в церковной среде необходим?
– Когда я пошла по храмам и начала спрашивать служащих, что вы знаете о ВИЧ, какую работу проводите, мое появление приводило в ступор священников и работников храма. Хорошо, говорю, к вам приходит человек с диагнозом и говорит, что хочет развестись, что вы ему скажете? А вы кто? А вы почему спрашиваете? Они пугаются. Или говорят: «У нас на приходе таких нет». Вот я была на Пасху в храме рядом с домом, там стояло человек двести. По статистике у нас каждые пять минут заражается один человек.
А в Сергиевом Посаде я однажды набирала воду в часовне, попросила инока помолиться, дала ему список. Он спрашивает: «Это кто?» Говорю: «Больные люди, ВИЧ». «Ха, нет такой болезни!» Ответственность должна быть какая-то! Там же и другие люди вокруг стоят, слушают, что ты говоришь.
– Ну, и пусть говорит. Человек пойдет потом к врачу и выяснит все про ВИЧ. Или нет?
– У нас сейчас и врачам не верят, и друг другу перестали. Верят батюшке. У нас батюшка и психотерапевт, и доктор, и нянька. Тяжело люди сейчас живут. И в концепции РПЦ о помощи людям с ВИЧ написано, что священники должны давать достоверную информацию о заболевании. Еще в 2005 году она принята.
Надо помогать священникам организовать работу с людьми, иначе они у нас выпадают. Помогаем геям, проституткам, наркоманам. А простыми благополучными с ВИЧ-статусом никто не занимается. Девочка поет в церковном хоре, выходит замуж за молодого человека, а у нас не принято сдавать анализы, получает ВИЧ и идет на самоубийство.
– Вы реальную историю сейчас рассказываете?
– Реальную.
– Она покончила с собой?
– Нет. Она просто маме так сказала, что покончит жизнь самоубийством. А мама не знает, что делать, и бежит к священнику. А у него нет достоверной информации, он не может помочь. Хорошо, что есть такие люди, как отцы Валерий Буланников, Игорь Давыдов, Антоний Кадышев. Я больше не знаю, может, еще кто-то есть.
– Я смотрела запись дискуссии, в которой вы участвовали, на телеканале «Спас» с отцом Димитрием Смирновым. Из вашего диалога явно что-то вырезали. Что?
– Отец Димитрий Смирнов назвал однажды ВИЧ-положительных спидоносцами. И я ему сказала: «Вы как священник должны нести любовь и добро. Как можно людей так называть? Вот я сижу перед вами, скажите мне, что я спидоносец. Или покажите пример, как должен вести себя священник, здесь признайте ошибку и извинитесь».
Я хотела, чтобы он встал и сказал: «Люди, простите меня, грешного! Я вам дал недостоверную информацию. Меня самого ввели в заблуждение». Это было бы достойно. «Ну вы мне еще будете рассказывать, как себя вести!» – такой был ответ. А я свой ВИЧ на сто процентов получила из-за Смирнова, мой воцерковленный муж выслушал, что такой болезни нет, и меня в этом убедил, показав видео отца Димитрия.
«Мы не можем этого просить у священника», – сказала тогда ведущая. А почему не можем? Смелый, достойный батюшка должен не бояться просить прощения. Сколько бы людей пришло в храм после его поступка!
Должна быть личная ответственность священников за недостоверную информацию. Ведь люди умирают! Совсем недавно у нас в ИКБ-2 умер священник, уже стадия СПИДа была, не лечился, «нет такой болезни»! Вот в Питере идет судебный процесс, батюшка взял ребенка из детдома, не стал давать терапию, ребенок умер. И это кто? Ба-тю-шка! Где? В Пи-те-ре! Не безграмотный крестьянин с периферии.
“Узнала, что у меня ВИЧ… да, воцерковлена… батюшка сказал, что меня Бог не оставит… нет, про таблетки не слышала… от Москвы полторы тыщи км…”
“…здравствуйте… нашла Вас по хештегу… наш батюшка сказал: сама виновата… почти удалось повеситься… дочка из школы раньше пришла…”
Из личных писем Анне Петровне
– Какой самый странный совет вы от священника получили?
– Молитесь, и все пройдет. Ходите в храм, и все будет хорошо. Не будет. Без лечения не будет. Лучше молиться, чтобы Бог послал хорошего врача.
– Но ведь Бог может все? Получается, нет?
– Чтобы ты заснул с 1000 единиц копий вируса, а проснулся – ничего нет?
– Вроде того.
– Ха-ха-ха! Ведите правильный образ жизни, творите добро. Или хотя бы не делайте гадостей. Лег вечером – думай, не зря ли ты сегодня небо коптил. Дальше скажи: «Господи, я так хочу выздороветь!» А Бог тебе ответит: «Ну ты хотя бы дойди до МГЦ» (Московский городской центр борьбы со СПИДом – прим. ред.).
– Многие люди думают иначе…
– Тех людей, которые думают иначе в вопросах ВИЧ/СПИДа, выносят в черных мешках из ИКБ-2 (Инфекционная клиническая больница №2 – прим. ред.). Поговорите со священниками, которые там работают, они расскажут, что такое чудеса и что значит не лечиться.
– Что вам сказал священник в вашем храме?
– Я пришла на исповедь, описала, что заразилась, и спросила, как мне подходить к чаше, не заражу ли я кого-то. Я не знала тогда, что не передается. Отец Валерий перепугался: «Встань в конец очереди». Я встала, причащалась последней, но меня это задело.
А потом пошла в другой храм. И там батюшка сказал на исповеди, что у него такие люди есть, что ничего страшного, что надо лечиться. А иногда и он не знает, у кого какие болезни. Если б через причастие заражались, вымер бы весь православный мир. А я к концу очереди все равно старалась встать. Он остановил очередь и выдернул меня: «Ты! Иди сюда!», и поставил вперед.
– Вы вернулись в свой храм?
– Через неделю я пришла обратно, к своему отцу Валерию. Рассказала эту ситуацию. И он задумался, сказал: «Прости меня! Я не знал!» Вот она, христианская любовь. И спросил: «А где я могу об этом почитать?» Я начала скидывать ссылки. Вот достойное поведение.
Сейчас я, например, звоню отцу Валерию насчет очередной девушки в депрессии, первое, что он спрашивает: «А она пьет таблетки?» Я говорю: «Нет». «Приводи ко мне на беседу». То есть человек не поленился, залез в интернет, прочитал концепцию РПЦ, нашел информацию о заболевании. Он ей рассказал про ценность жизни, православное мировоззрение и подвел к тому, что таблетки принимать надо. Она мне позвонила: «Анна Петровна, я первый раз выпила лекарство». Я пишу: «Батюшка, состоялось!» Он: «Ура!» Плюс одна жизнь.
– Что вы думаете о популярном утверждении, что это плата за грехи?
– Ведь написано в концепции РПЦ, что нельзя рассматривать болезнь как плату за грехи. Но по жизни я встречаю людей, которые говорят, если на себя смотреть честно, то они знают, за что. Если бы я шел ровной дорогой, жил по Библии… Все равно что-то у каждого где-то есть. Но я бы не сказала, что это плата за грехи. В любом случае пусть каждый решает сам за себя. Батюшка так точно не должен никому говорить, иначе получается осуждение. Взять мой случай. Вышла замуж за вдовца, не изменяла и так далее. Но все равно про себя я знаю, откуда ноги растут.
– Еще про самоубийства хотела сказать. Рак, диабет и ВИЧ по данным ВОЗ входят в первую тройку. И у ВИЧ-положительных существует так называемое скрытое самоубийство. Когда человек либо не принимает препарат, или не лечит сопутствующие заболевания, побочки. Я спрашиваю, почему? Ответ такой: пусть лучше я умру от инфаркта, чем от СПИДа.
– Так это ж все равно от СПИДа.
– Ну и я говорю: скрытое самоубийство, «пусть лучше мне напишут, что я умерла от инфаркта». Чтобы дети не стыдились и пальцем не показывали. Надо прекратить рассказывать, что болеют только маргиналы. Вот статистика от ООН этого года: ВИЧ является основной причиной смерти женщин в возрасте 30-49 лет по всему миру. На втором месте ишемическая болезнь сердца, дальше рак молочной железы, туберкулез.
– То есть мне вот 38, и я скорее умру от ВИЧ, чем от рака?
– Да. От этого умирают больше, чем от других заболеваний. И на наркозависимых приходится 5%. Страшно, правда? Это просто статистика. В России заражается один человек в пять минут. Пока мы с вами разговаривали, шесть человек получили этот статус. Мы на третьем месте в мире.
Вот приезжала съемочная группа канала ОТР, брали у меня интервью. Я им больше часа рассказывала и про пути заражения, и про статистику, ну все. А потом спросила их, кто знает свой ВИЧ-статус, кто сдавал за последний год анализы. Оператор в ответ: «А что, я похож на человека, который должен знать свой ВИЧ-статус?» Спрашивается, зачем я час все это рассказывала? И это характерно для всего населения.
Или, например, вот я. Часто лежу в больницах. И картина типичная: ложится, например, женщина с гипертоническим кризом, у нее берут анализы на ВИЧ, гепатит и т.д. На следующий день ее выписывают, и она так и не узнает про свой статус.
– Ну из больницы должны позвонить же!
– Ха-ха-ха!! Не только не звонят, но, например, пишут там, где ВИЧ: результат отправлен для дообследования. Дальше что? Никто после теста не проводит консультирования и не рассказывает, куда обратиться, они даже не знают, где находится городской центр по борьбе со СПИДом.
– Вы про каких докторов говорите?
– Всех! Вот так и напишите большими буквами: ВСЕХ. Я очень часто лежу в больницах. Я знаю, что я говорю. И что дальше женщине бедной с гипертоническим кризом делать? Она идет в поликлинику, там на это даже не обращают внимания, переписывают то, что относится к гипертонии. И живет такая женщина, пока у нее не начнется пневмоцистная пневмония. Попадает уже в инфекционку, а там говорят: «А у вас клеток иммунных осталось 20 штук, как же вы не знали!» «А мне никто не объяснил, что это значит и что делать». А в прошлом году в центр по борьбе со СПИДом мужчина встал на учет, 96 лет!
– Да вы что!
– Да, получается, что в нашей стране впервые выявленные все больше и больше возрастные люди. И узнают случайно, когда уже с возрастными болезнями ложатся в больницу.
– Вас часто врачи спрашивают: а вы еще живы?
– Это всегда, когда узнают, сколько мне лет. Очень многие врачи удивляются: «Вы еще живы?» У меня даже хештег есть #яещежива.
– Вы оставили свой номер в СПИД-центрах, в каком состоянии звонят вам люди?
– Это слезы, шок. Мужчины тоже плачут. Недавно звонил полковник МВД, который боялся назвать свое имя. А вдруг через вас кто-то узнает, что у меня ВИЧ. Я говорю, а вдруг кто-то от меня узнает, что у вас чирей на ноге! И что? С вами будут по-другому общаться? Да!
Жена с ребенком от него ушла сразу, как узнала. Он хотел знать, как жить дальше. Прямо по пунктам. Я говорю, вам надо встать на учет. Это исключено! Я отвечаю: тогда частная клиника. А дальше мы обсуждали, как наладить отношения с женой, с сыном.
Недавно позвонила одна женщина, 60 лет, с вопросом: «А можно я на вас посмотрю?» Я говорю, так вот фотографии. Нет, вдруг это вранье и фотошоп. Я говорю, приезжайте. Она приехала на час, смотрела, слушала, щупала меня. Она тоже вышла замуж за вдовца, как и я, получила статус от своего мужа. В конце разговора сказала: «Все, я посмотрела, убедилась, я буду жить».
– Вы где-то говорили, что знаете, что сказать таким людям.
– Да. Но при общении надо разделять, человек верующий или нет. У верующих другое мировоззрение, они всегда чувствуют опору. Они не остаются один на один с болезнью и не думают, за что мне это. Скорее, для чего. Это сразу же вытягивает из депрессии и настраивает на деловой стиль жизни. Верующий понимает, что в его крови – смерть, и надо заниматься своим здоровьем, иначе все плохо кончится. И с такими мне говорить легче.
– Что, все верующие такие сознательные?
– Была женщина, которая сказала: «Так мне и надо, это мне Господь послал за грехи. Я не буду лечиться и хочу умереть». После двухчасового разговора в кафе, когда моя жилетка пропиталась слезами, мне пришлось просто взять ее за руку и отвести к батюшке. В глубине души-то она хотела жить.
За 8 лет своей жизни с ВИЧ я поняла, что человек не столько боится болезни, сколько того, что его посчитают маргиналом. А что скажет княгиня Марья Алексевна? Общественное мнение давит сильно. Той женщине батюшка прочистил мозг, что Господь решает, когда и кому уйти. Она начала принимать лекарства.
“Анна, день добрый… хоть с Вами выговорюсь… теперь я на учете в психдиспансере… детей?.. опекунство на маме… муж загулял… СПИД… до райцентра не доберусь… а разве есть таблетки… батюшка сказал, сама виновата, раз муж блудил… жить не хочу”.
“…отец я одиночка… у дочки тоже ВИЧ… нет, не лечилась жена… напилась и вздернулась… отпевать запретили… дочь затравили совсем… как жить”…
Из личных писем Анне Петровне
– А неверующие?
– С ними тяжелее. Тут я не могу через Бога подойти. Есть женщина, которую я знаю уже 4 года, и она чувствует себя хуже и хуже. Она врач, ни во что не верит, находится в депрессии, весит 44 килограмма. Получила ВИЧ от любимого человека, он умер, есть маленький ребенок. Кроме как пожалеть, найти общие слова, я не знаю как. Просто стараюсь поддерживать таких на плаву. Объяснить, что жизнь продолжается.
На днях я встретила женщину, которую диагноз затормозил от той жизни, которую она вела. Она пришла к Богу, крестилась. А есть и другие. Раз у меня такой диагноз, гуляй, рванина. Это, в основном, неверующие люди. А теперь я хочу попробовать все! И хорошо, если это просто прыжок с вышки, путешествия, а не наркотики или оргии.
– Что еще происходит с людьми?
– Квартиры продают. У меня была знакомая пара из Брянской области, муж с женой. Они, узнав свой статус, продали квартиру, детей сдали в детский дом и уехали на Гоа, на наркотики подсели и так далее. Вот так решили закончить свою жизнь.
– Почему вы все-таки не стали скрывать диагноз?
– Я абсолютно открытый человек. Про себя я могу рассказать все. Я показывала все справки, медицинскую карту. Потому что если не будем этого делать, мы уходим в стигму.
– Эта открытость вам не мешает?
– Пока нет. Я чувствую себя уверенно, меня сын поддерживает во всем. Я решила жить с открытым лицом, потому что подумала, а может, мне для этого ВИЧ и дали.
– Вы потеряли друзей, родственников из-за этого?
– Мне было однажды очень плохо, сын на учениях, а я одна и умираю. Я попросила свою тетку, чтобы приехала и из магазина что-то принесла. Нет, нет, нет. Раз попросишь, два, и потом я поняла, что все. Меня поддержала Соня Машура, жена дьякона из Троице-Сергиевой лавры. Она сказала, ну ты же молишься: «Избави мя от лукаваго», ну вот и избавил тебя Бог от таких людей.
– А друзья?
– Люди боятся даже лайкнуть мою фотографию. Я спрашиваю, почему так. Мне говорят, а вдруг люди увидят, что я лайкаю, и подумают, что я тоже ВИЧ-положительная. Или подруга, с которой мы дружили более двадцати лет, сказала: «Ань, обижайся – не обижайся, но я не могу себя пересилить!»
– Хоть на секунду вы пожалели, что открылись?
– Нет. Была бы другая ситуация, и они бы ушли. Не надо делать ставку на людей, а только на Бога. Я поняла, что все не главное. Душевная чернота, обиды, ненависть, предъявы, нетерпение несовершенства других, раздражение – это все проявления нелюбви. А Бог хочет, чтобы наша душа очистилась от этого. И я хочу, чтобы мне было чем отчитаться перед Ним, если сейчас на вас с нами метеорит упадет. Как Высоцкий пел: «Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, мне есть чем отчитаться перед Ним».
– Как вас поддерживает сын?
– Если бы не он, я бы не выжила. Я хотела, чтобы сыну не было стыдно за меня. Чтобы он не увидел меня сдувшейся, спившейся, запирающейся дома. Мне бы хотелось, чтобы сын говорил, что мама молодец, взяла себя в руки и вытянула не только себя, но и постаралась сделать так, чтобы больше никто не умер.
Был страшный момент. Его отец, мой первый муж, умирал от рака легких. А мне как раз поставили СПИД. Сын служил в МВД, пришел в больницу после работы, я сижу в кресле, сил не было никаких. Вот он стоит и два врача в дверях. Я сижу белая, его отец лежит, а он пытается поддержать: «Все отлично, мам! Я ел, я не буду». И у одного доктора начинают течь слезы, они оба уходят, я по стеночке за ними ползу и слышу: «Не знаю, как этот парень выдерживает, мать со СПИДом, отец умирает от онкологии».
У сына не поехала психика. Когда его папа умер, он сказал: «Я потерял отца, не хочу потерять мать. Мама, борись!» Он очень верит в Бога, у него вера настоящая, прямо от сердца, он иначе не представляет. Ты, говорит, родилась вопреки, живешь вопреки, вот и действуй. «Мам, обещай, что в этом году ты не сдашься». «Обещаю».
Даже его начальник в Росгвардии все знает и поддерживает нас. Если мне плохо, сын может залететь к нему в кабинет с одним словом: «Мама!» И он ему: «Все, иди!» Мало того, этот начальник мне звонит и спрашивает, как здоровье.
– Вы боитесь смерти?
– Физических страданий боюсь. И того, что сын придет домой, а я его не встречу. Не представляю, что с ним будет.
– Вы вспоминаете себя 8 лет назад, жалеете о чем-нибудь?
– Да. Что я вступила в этот брак, что заболела этим. Моя семья распалась через четыре года, но не по этой причине. Покажите хоть одного человека, который не сожалел бы о том, что заболел ВИЧ. Да, я нашла себе применение, поняла, для чего. Но ни один человек не смирится с этим.
***
Василий Шахгильдян, старший научный сотрудник, врач-инфекционист Федерального научно-методического центра по профилактике и борьбе со СПИДом
Сейчас в нашей стране около миллиона людей живет с ВИЧ. Почти 100 тысяч новых случаев заболевания зарегистрировано за 2017 год. Более половины новых случаев заражения вирусом связаны с половым путем передачи. Все больше становится ВИЧ-инфицированных женщин. По данным Росстата, одна из основных причин смерти женщин молодого возраста в России – ВИЧ-инфекция.
В настоящее время предпринимаются самые активные меры по широкому обследованию населения на наличие ВИЧ, привлечению людей, живущих с ВИЧ, к диспансерному наблюдению и лечению. Около 50% ВИЧ-инфицированных лиц, состоящих на диспансерном учете, получают антиретровирусную терапию. Согласно Государственной стратегии по противодействию ВИЧ-инфекции в России, принятой до 2020 года, помимо других мер по профилактике и борьбе с ВИЧ-инфекцией, в 2019 г. должен быть достигнут 70% охват больных людей антиретровирусной терапией, спасающей жизнь человеку. Поставлена задача по снижению смертности от СПИДа.
В следующем году на закупку АРВ-препаратов будет выделено из средств федерального бюджета 21 млрд рублей и региональных бюджетов 10 млрд рублей.
Осведомленность населения по этой проблеме есть. Общество становится более толерантно к людям, инфицированным ВИЧ. Увы, уже не редкость, когда друзья, родственники или коллеги человека заражены ВИЧ. Мне кажется, что стигматизация и дискриминация, связанные с ВИЧ-инфекцией, уже менее остры сейчас. Хотя дремучих людей тоже хватает. Но по-прежнему многие из нас считают, что эта проблема их никогда не коснется, ибо это удел особых маргинальных групп населения. Соответственно, нет настороженности в плане заражения ВИЧ, сексуальное поведение часто небезопасно.
Мы все время говорим о стигме и дискриминации. Но есть и другие острые вопросы: привлечение инфицированных лиц в Центры СПИДа, быстрое назначение антиретровирусной терапии каждому обратившемуся за помощью человеку, качество предлагаемого лечения, острый дефицит современных, безопасных, хорошо переносимых и удобных в приеме АРВ-препаратов, уровень оказания стационарной помощи больным ВИЧ-инфекцией вдали от областных городов, ограниченные возможности современной диагностики и лечения вторичных заболеваний.
Помимо традиционных, следует использовать новые подходы к профилактике ВИЧ, стараясь охватить как группы риска, так и «обычных» людей 30-45-летнего возраста, пораженность ВИЧ которых также высока. Необходимо оценивать эффективность проводимых профилактических мероприятий, образовательных программ, просветительской деятельности в области ВИЧ-инфекции. Все это важно, но какова эффективность?
Бесплатная раздача презервативов, программы по обмену шприцев для наркозависимых – этому тоже надо уделять внимание. Более широкое внедрение доконтактной лекарственной профилактики заражения ВИЧ в определенных группах населения тоже важно. Для раннего выявления ВИЧ-инфекции следует шире применять самотестирование на ВИЧ. Об этом и многом другом мы должны думать сейчас, чтобы не пришлось решать иные, более тяжелые и грустные проблемы в будущем.
Фото: Сергей Щедрин
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML