7
Протоиерей Андрей Рассанов, клирик кировского храма святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии – что священнику открывается через объектив фотоаппарата, чем японцы отличаются от русских и почему люди просят «покрестить крестик».
– «Прежде всего, то, что я научился ценить, став священником – это человек», – сказали вы как-то в интервью. А как происходило открытие человека?
Протоиерей Андрей Рассанов
– Когда меня спрашивают, что я читаю, всегда говорю, что фактически не читаю художественную литературу. Все то, что освещается в художественной литературе, священник слышит со слов очевидцев – на исповеди, во время дежурств в храме, когда люди подходят побеседовать.
Ценность же человеческой жизни осознается, только когда ты сталкиваешься со смертью.
Одно из событий, которое больше всего меня подвигло к осознанию, осмыслению жизни, в том числе духовной – это смерть моего друга за день до того, как я должен был пойти в армию. Он умер у меня прямо на руках от сердечного приступа. Скорая ехала долго – 45 минут, а я пытался его удержать – делал искусственное дыхание, непрямой массаж сердца… Потом врачи скорой десять-пятнадцать минут пытались реанимировать, но так ничего и не получилось. Потрясенный, я ушел на следующий день в армию.
Потом случаев, когда у меня на глазах умирали люди, было немало. Сталкиваясь с ними, ты понимаешь, что жизнь настолько ценная и настолько ценно время, что его нужно посвящать людям, потому что каждый день может быть днем последним, как для меня, так и для других людей, которые меня окружают.
– Были ситуации, когда вы понимали, насколько тонка грань именно вашей жизни?
– В 2006 году мы отправились в паломническую поездку по Украине. Долгое время провели на границе, была ночь, и, когда покинули пограничный пост, наш водитель в автобусе заснул и не увидел стоящую на дороге фуру. Он заметил ее за две секунды до столкновения. Чуть-чуть свернул в левую сторону. Удар пришелся как раз на то место, где сидел я, автобус в том месте смяло.
Чудо, что ничего страшного не случилось, меня просто вынесло от удара в проход, немного повредил ноги. Проблемы с ногами существуют до сих пор, но главное – я остался жив. На лобовом стекле, на которое пришелся удар, была икона архангела Михаила.
Приехало МЧС, нас увезли в близлежащий поселок, оказали необходимую помощь, дальше добирались на поезде.
Хоть ноги и распухли, но я, преодолевая боль, поехал вместе с остальными паломниками дальше.
– Когда впервые задумались о вере?
– Я родился в 1978 году, и, понятно, о вере никто нам в детстве не рассказывал. Каждое воскресенье мы ходили в гости к бабушке, которая жила на улице Коммунистической. И вот на этой улице, сейчас она называется Орловская, находился единственный действующий храм в городе – Серафимовский собор. Один раз, проходя мимо, я спросил у папы, что это такое. Он сухо ответил: «Храм». На этом тогда все мое знакомство с верой, с храмом, с Богом было закончено.
Соловки. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Первое более-менее осознанное знание о Боге я получил из мультфильмов «Суперкнига», которые тогда только начали показывать по телевизору. Позднее я познакомился с баптистами, стал брать у них различные книжки и именно оттуда получал какие-то знания о Христе, но на собрания баптистов не ходил.
Тогда для меня не было разницы между баптизмом и православием. Но, потому что российской традиции ближе православие и потому что моя крещеная бабушка, хоть и не вела церковную жизнь, но хотела, чтобы я, тринадцатилетний, крестился, я это сделал именно в православном храме.
Крестился я без понимания, насколько ответственен этот шаг, к чему обязывает. Просто было желание прикоснуться к чему-то новому. Но само воцерковление произошло гораздо позднее, по-настоящему к православию я, наверное, шел еще девять лет.
– В армию вы пошли уже верующим?
– Тогда я уже считал себя в какой-то мере православным, носил крестик, но глубокое понимание, что такое быть христианином, наверное, еще не пришло. В армии я стал много читать Библию, причем общаясь с пятидесятниками. Мы встречались, обсуждали прочитанное, молились. Я служил в Охотске, на Дальнем Востоке, и рядом с частью не было никакого православного храма, так что пятидесятники были единственными, с кем можно было говорить о Христе.
Великорецкий крестный ход. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
В армейские годы произошло глубокое знакомство со Священным Писанием, что потом подвигло меня на его дальнейшее изучение, но уже именно в православии. Через год после возвращения из армии я понял, что хочу получить духовное образование, и пошел поступать в Вятское духовное училище, не зная о православии абсолютно ничего.
Это, конечно, было чудо, что меня взяли в духовное училище: по мне сразу было видно, что я невоцерковленный человек, хотя, конечно, усердно готовился к поступлению. На экзамене церковного пения, где проверяют слух, я пел «В лесу родилась елочка», поскольку не знал, как поются церковные песнопения. После всех экзаменов меня ждало собеседование с владыкой Хрисанфом, на тот момент архиепископом, а в дальнейшем – митрополитом Вятским и Слободским.
Удивительно, что владыка, о чем он и сам не раз говорил в интервью, никогда не спрашивал у абитуриентов, знают ли родители о том, что их дети поступают в духовное училище. Но в тот момент, когда я проходил собеседование, он как раз обратился ко мне с этим вопросом. Я сказал, что об этом у меня никто не знает, ни папа, ни мама, ни бабушки, что я решил подготовиться и поступить, и скажу только в случае, если поступлю.
Владыка был удивлен, но благословил зачислить меня в духовное училище, после чего я сказал своим родителям.
– Какой была их реакция?
– Папа отнесся спокойно, для мамы это был шок. Ведь для невоцерковленного человека тот, кто решил посвятить свою жизнь Церкви, обязательно станет монахом, не создаст семью и вообще будет потерян для общества.
Но со временем мама стала понимать, что это не так уж и страшно: сын вроде бы вел себя спокойно, посвящал практически все свое время учебе.
После окончания поступил на заочное отделение Костромской духовной семинарии, женился и, по благословению владыки, рукоположился в священники.
Соловки. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
– Что-то было в первые годы воцерковления, что вы с трудом принимали в церковной жизни?
– Учитывая мое протестантское общение в прошлом, для меня было трудно прикладываться к иконам, брать благословение у священника, целовать его руку. Но постепенно, когда я стал изучать культуру Церкви, понял, что эти традиционные обряды вполне оправданны, и стал относиться к ним более спокойно и осознанно.
– Что бы вы сегодня посоветовали себе в первые годы священства, тому молодому отцу Андрею, на какие ошибки указали бы?
– Ничего плохого точно бы не сказал. Мне кажется, с точки зрения духовной жизни тот отец Андрей был образцом для нынешнего. Например, первые годы служения я не сталкивался с таким грехом, как осуждение. Тот опыт, который я приобретал, помогал и окрылял меня.
Не могу сказать, что не совершал никаких ошибок, наверное, как любой неофит, пытался делать все на сто процентов, если пост – то строго по монашескому уставу, если служба – то по возможности тоже ничего не упускать. Но я считаю, что это даже не ошибки, а определенный опыт, который для меня был очень важен.
Протоиерей Андрей Рассанов. Автопортрет
– Что для вас оказалось самым сложным в служении?
– Могу сказать, что у меня самое радостное, что есть в служении – это совершение Литургии.
Самое сложное – это исповедь, потому что люди зачастую идут не исповедоваться, а поделиться самым сокровенным, тем, что больше всего болит, и зачастую приходят получить не помощь священника, а помощь психотерапевта. А у тебя тоже есть какие-то свои мысли, чувства, которые не всегда совпадают. Но ты понимаешь, что апостол Павел говорил: «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим.12:15).
– Когда к вам приходят люди с трагедией, говорят: «Как Господь допустил такое?» – что вы им отвечаете?
– Священник же не может говорить от лица Бога. Пытаешься как-то поддержать человека. В последнее время чаще всего приходят женщины, которые потеряли мужей и у которых остались маленькие дети. И если взрослый все-таки понимает, что смерть – это неизбежное, через что должен пройти каждый человек, то как это объяснить ребенку? Наверное, это самое сложное. Пытаешься говорить на том языке, на котором ребенок, возможно, поймет, осмыслит, но все равно это не будет полноценной правдой.
Часовые русской глубинки. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Иногда я объяснял так: «Представь, что твой папа просто переехал из вашего города за границу. Но не в Америку или Японию, а за границу этого мира. Причем это зависело не от него, а от Бога, Бог увидел, что папа готов к переезду. Его рядом с тобой нет, но он продолжает тебя любить».
– Как в вашей жизни появилась фотография?
– Фотографировать я стал, когда у меня родился первый ребенок и крестные подарили фотоаппарат «Зенит». Сначала – свою семью, но постепенно стал желать чего-то большего и начал фотографировать окружающий мир. Мне хотелось показать не просто деревья, облака, стены и крыши домов, а именно ценность человеческой жизни. Попытка увидеть человека, запечатлеть и сохранить.
Некоторые говорят, что вот, батюшка все время снимает, юродствует, постоянно ходит с фотоаппаратом. Но сейчас смотришь, некоторых из людей, которых я фотографировал десять лет назад, уже нет здесь, с нами, но памятью о них остались эти снимки.
Я фотографии никогда сразу не отдаю, они, как хорошее вино – чем больше выдержка, тем лучше вкус. Дарю лет через пять-десять.
И для человека это обычно радостно и приятно. Он уже забыл, каким был столько лет назад, забыл о том, что его кто-то сфотографировал.
Фото: протоиерей Андрей Рассанов
– Отличаются ли люди в разных городах России, за рубежом, когда вы смотрите на них через объектив фотоаппарата?
– Только внешне – может быть разный цвет кожи, разный цвет волос, у кого-то кудрявые, у кого-то прямые, у кого-то очки, у кого-то очков нет, кто-то предпочитает такую одежду, кто-то – другую. Но на самом деле человек – он есть человек везде. И когда путешествуешь, видишь людей в разных странах, понимаешь – ценность человеческой жизни везде одинакова и каждый – это образ Божий. Неважно, в какой среде он рос, как был воспитан…
Вот, например, Япония – совершенно другой уклад жизни, другая культура. Но ты понимаешь, что нет между людьми никакой разницы, когда, например, видишь, как люди радуются жизни, радуются солнышку, радуются тому, что они в этот день приехали на Фудзи или в какой-нибудь цветочный парк.
Япония. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Интересно, что у японцев существуют уроки созерцания: детей целым классом привозят в цветочный сад, или на берег океана, или к подножию горы, и они проводят так какое-то определенное время, просто сидят и любуются, смотрят, созерцают.
Япония. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
– А фотография, победившая в конкурсе «Моя Япония» от “National Geographic Россия” – это исключительно про Японию?
– С одной стороны, эта фотография, конечно, про Японию, про японское общество. Я сфотографировал человека, подходящего к метро на станции Синдзюку. Скорее всего, он вышел из одного из офисов, которых в этом районе очень много. Перед тем, как зайти в метро, мужчина снял галстук и положил его к себе в карман. Этот жест стал для меня символом свободы маленького человека в огромном мире жестких правил и дисциплины.
Портрет незнакомца. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
В какой-то мере это просто портрет, но в этом портрете – определенная проблематика, затрагивающая существование человека в обществе, его попытку быть свободным, которая проявляется в таких небольших движениях. Мужчина снимает этот галстук, нарушает тот дресс-код, который необходим на работе, без которого он не будет, как все.
Но, с другой стороны, во всем мире каждый человек пытается быть индивидуальным, каждый из нас пытается чем-то отличаться от других людей, и каждый это пытается сделать по-своему. Кто-то делает пирсинг, кто-то татуировку, кто-то пытается отличиться дорогой машиной, крутыми кроссовками. А для кого-то отличие будет заключаться в том, что человек обретает Христа и у него начинается новая жизнь, отличная от жизни всего мира.
Япония. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
– Вы говорили, что цель фотографии – запечатлеть человека, сохранить память о нем. А разве христианам важно сохранять все здешнее?
– Вы бы хотели увидеть фотографию Христа, каким Он был при жизни? На самом деле мы живем в пространстве и во времени, и Христос, когда вознесся, вознесся с телом, и поэтому мы не отвергаем полностью материальный мир. Мы говорим о том, что помимо того, что каждый живет для жизни вечной, в какой-то мере должен оставить след и в этой жизни. Например, то, что для людей верующих сделали святые отцы, оставив какой-то духовный пример, молитвы, поучения.
Мы можем оставить след о себе не ради себя, а ради того, чтобы другой человек через это приобрел что-то большее. Например, мне очень интересно смотреть на фотографии, которые были сделаны на Валааме в XIX веке, сравнивать, в чем разница современной жизни в монастыре и как это было чуть более ста лет назад.
Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Когда я был в Японии в Токийском музее фотографии, мне интересно было увидеть портреты настоящих самураев, снятые в 1861 году.
Как фотография влияет на духовную жизнь? Может быть, и никак. Не могу сказать, что через нее человек может прийти к Богу, но иногда бывает фотография как открытие. Мы говорим много, но знаем пословицу, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Образ, который передается через фотографическое изображение, может впечатлить человека гораздо больше, чем множество слов, которые он услышит.
Для меня, например, образ святителя Илариона Троицкого на фотографии – особый образ, потому что, глядя на свет в его глазах, ты понимаешь, что это был при жизни святой человек. Даже на иконе сложно передать вот такую реальность святости…
– Назовите, пожалуйста, особенно важные для вас серии фотографий.
– Некоторые серии и проекты снимаются больше десяти лет. «Христианство. Взгляд изнутри», «Граждане Неба», «Часовые русской глубинки». Но для меня, человека, который живет на Вятке, самое главное духовное событие – Великорецкий Крестный ход. Это, наверное, и самое яркое событие в моей фотографической жизни.
Крестный ход – это не только фотография – это еще и духовный путь, это шесть дней молитвы, это шествующая во времени и пространстве Церковь.
Великорецкий крестный ход. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
На следующий год для меня будет двадцатый Крестный ход.
Если раньше я старался сфотографировать, сразу же обработать и выложить на всеобщее обозрение в интернете, то сейчас откладываю на полгода, на год, именно для того, чтобы все чувства, эмоции, память о событии улеглись и был трезвый взгляд на саму фотографию, на образ и композицию. Я стараюсь, чтобы чувства не мешали правильному выбору.
Каждый Крестный ход – он какой-то особенный, отличается от другого, и в каждом появляются интересные сюжеты, привлекающие к себе внимание люди. Смотришь на них, у кого-то лицо, как у ангела, у кого-то, наоборот, изнеможенный или потерянный вид.
Великорецкий крестный ход. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Самые яркие эмоции бывают тогда, когда Крестный ход совпадает с суровыми погодными условиями. Ты видишь, как человек преодолевает трудности пути, как он борется с искушениями покинуть Крестный ход, старается не озлобиться на других людей.
Когда трудно, все чувства обнажаются, человек узнает себя, какой он есть на самом деле. Бывают времена, когда идет проливной дождь в течение шести дней, дует ветер, град, – все эти условия добавляют экстрима и в то же время дают возможность увидеть человека не внешнего, а то, что у него внутри. Наверное, в фотографии самое сложное, самое важное – показать душу через фотографию.
Великорецкий крестный ход. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
– Вспомните ваши фотографии из тех, где особенно удалось показать именно внутреннее движение души.
– Например, фотография «Вера и отчаяние», сделанная в Иерусалиме, у Храма Гроба Господня. На фотографии изображена женщина, которая двумя руками прикасается к колонне, из которой, по преданию, вышел Благодатный огонь. Рядом с ней, в углу сидит скрюченный человек, схватившийся за голову. И вот в этом контраст – верующий человек и человек в отчаянии.
Вера и отчаяние. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Фотография «Отражение человеческой души», которая занимала первые места на международных и российских конкурсах. Как раз в этой фотографии – попытка показать не только портрет человека, а внутреннее его состояние.
Отражение человеческой души. Фото: протоиерей Андрей Рассанов
– От священников порой можно услышать жалобы, что у прихожан нередко встретишь полуязыческий подход к вере. Так ли это, или стало больше сознательных верующих с тех пор, как вы пришли к вере?
– Когда я провожу огласительные беседы перед крещением, всегда задаю определенные вопросы, для того чтобы знать, с какой аудиторией общаюсь. Могу сказать, что 95-98% людей, которые приходят на огласительные беседы, чтобы крестить детей, ни разу в жизни не исповедовались, не причащались. Когда спрашиваю, у кого дома есть Библия, процентов 20 поднимают руку, когда я спрашиваю, кто прочитал, то никто. Очень редко, когда на беседе присутствуют 40-50 человек, один-два поднимают руки, что они читали что-то из Священного Писания.
Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Нередко в самые неподходящие моменты, например во время Причастия, люди подходят с просьбой: «Батюшка, освятите мне крестик». Или даже: «Покрестите мне крестик». Если спросить: «А когда вы себя в последний раз освящали, когда исповедовались, причащались?» – то ответ чаще всего будет «никогда». То есть это люди, которые на самом деле очень далеки от церковной жизни, абсолютно ничего о храме не знают, кроме того, что надо сходить, освятить крестик, который куплен в ювелирном магазине.
– Почему так происходит? Вот в девяностые народ ринулся в храм, крестился массово, но многие так ничего про веру и не поняли?
– Я считаю, что это проблема Церкви, проблема нас, священников. Наверное, когда Церковь перестала быть гонима и люди ринулись креститься, все радовались этому событию, радовались, что наконец-то запрет снят, и стали крестить всех подряд, не объясняя того, насколько важно, необходимо не только покреститься, но дальше жить по-христиански.
Вот мы и видим, что те люди, которые когда-то приняли крещение, в храм не ходят. Зачастую человек-христианин бывает в храме два раза в жизни: в первый раз, когда его приносят на крещение (или он сам приходит), и второй раз, когда его приносят уже на отпевание. Вот и вся церковная жизнь.
Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Так что огласительные беседы во всех епархиях просто необходимы. Важно, что человек осознанно делает все, чтобы приблизиться ко Христу. Мне радостно бывает, когда после огласительной беседы человек приходит креститься или крестить ребенка не на следующий день, не через неделю, а через месяц. Он, его крестные или крестные его ребенка за этот месяц прочитали Евангелие, подготовились к исповеди, к Причастию, и когда они приходят, то от лица младенца читают Символ веры наизусть, и такому крещению я очень радуюсь.
Наоборот, расстраиваюсь, когда провожу огласительную беседу, говорю, чтобы люди думали, чтобы они не спешили, а они торопят: «Нам надо завтра». То есть им нужно покрестить ребенка по каким-то своим, далеким от смысла таинства, причинам. И от этого становится грустно.
– В родительских интернет-сообществах можно как раз встретить вопросы: «Как найти священника, чтобы меньше огласительных бесед, а лучше без них – нет времени ходить».
– Это связано с тем, что мы живем в обществе потребления. Люди привыкли потреблять, потреблять, потреблять. А для чего, человек не осознает и не понимает.
Спрашиваю людей, для чего они хотят крестить ребенка – обычно называют такие причины: чтобы ребенок не болел, чтобы ребенка не сглазили, чтобы ребенок был спокойным, и четвертая причина – на всякий случай.
Я пытаюсь рассказать, что крещение есть рождение в Боге, рождение в Церкви, рождение для Жизни Вечной. Это подобно тому, как человек рождается в этой жизни и становится гражданином государства, для него наступает новая жизнь, он становится человеком с правами и обязанностями.
Фото: протоиерей Андрей Рассанов
Если он не соблюдает законы и правила этой жизни, то попадает в неприятности. То же самое, когда человек принимает крещение и рождается для Жизни Вечной, становится гражданином Неба, для него, так же как для гражданина Российской Федерации, есть Конституция, есть определенные законы, определенные правила, которые прописаны в Священном Писании и частично – в Священном Предании.
– В чем, как вы думаете, сильные и слабые стороны современных христиан?
– Возможно, сейчас больше того, что нас отвлекает от христианства – очень много информации, и если раньше для человека единственным источником информации служили Псалтирь, Новый Завет, которые находились дома, то сейчас информационный поток настолько силен, что человек то время, которое он мог бы посвятить этому же Священному Писанию, посвящает абсолютно другим вещам. Человек больше питает свой ум, нежели питает свою душу, свое сердце.
Часовые русской глубинки. Фото: Андрей Рассанов
С другой стороны, доступность информации – это и благо. Если раньше было трудно достать Священное Писание, толкование, какие-то поучения святых отцов, то сейчас, даже если у тебя нет под рукой книги, то ты практически любую можешь найти в интернете. Ты можешь слушать интересующие тебя лекции священников, которые есть в открытом доступе.
То есть для христианина появляется возможность дальше развиваться, если он научится фильтровать информационный поток.
1 октября в Москве на Никольской открывается выставка, на которой можно будет увидеть работы, присланные на конкурс «Моя Япония», в том числе фотографию победителя Андрея Рассанова.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML