9
«Назначьте меня министром, дайте три года, и я сделаю нормальное школьное образование!», «Квартиру мне подарил один мой выпускник. Со всей обстановкой. Троечник!» – эти и другие истории не вошли в два сборника интервью с лучшими учителями «Учителя – родителям» и «Учителя – учителям». Постоянный автор «Правмира» Ксения Кнорре Дмитриева поделилась штрихами к портретам ее героев.
– Да, конечно, давайте общаться, – сказал Владимир Борисович Воловик, учитель химии в санкт-петербургской Физико-технической школе, усаживаясь на парте поудобнее, – но, если честно, я боюсь, что вы зря потратите на меня свое время.
– Почему?
– Ой, да потому что мне совершенно нечего вам сказать, – огорченно объяснил он, поблескивая глазами за очками. – Не знаю, зачем вы ко мне приехали, правда.
Я кивнула с непроницаемым видом. Владимир Борисович сидел на краю парты, печально сгорбившись, и смотрел на меня взглядом грустного гнома. Он был очень убедителен (прекрасный актер, уже много лет играющий в профессиональном театре), и я бы ему поверила, если бы не знала, что это – один из самых заслуженных учителей в нашем списке, соросовский лауреат, дважды лауреат «Династии», заслуженный учитель, любимец сотен выпускников и так далее…
Конечно, для книги наш разговор пришлось «причесать». Но, мне кажется, мы оба получили удовольствие от общения, во всяком случае, я точно.
– Что вы хотите дать ученику как учитель, что хотите от него получить и каким в идеале видите результат?
– Ой, как я боюсь таких вопросов. Хотите, я вам сейчас скажу про глубокие прочные знания, умения и навыки?
– Нет, конечно, не хочу. Может быть, вы хотели бы, чтобы вырос человек… Нет, я не буду подсказывать.
– Подскажите. Я обожаю подсказывать детям и обожаю, когда дети подсказывают друг дружке.
– Хорошо, я побуду детьми. Если бы я сидела сейчас на вашем месте, я бы сказала, что моя задача как учителя – научить ребенка получать удовольствие от процесса учебы и научить его пахать.
– Абсолютно согласен. Не только от процесса учебы. Научить ребенка получать удовольствие от того, что он делает. И вторая задача – научить ребенка, даже не получая удовольствия, суметь делать, понимая необходимость.
– Мне кажется, современная школа как-то не очень этому учит.
– К сожалению, да…
Владимир Борисович Воловик. Фото: best-teacher.vbudushee.ru
…
– Наших детей регулярно анкетируют: оцените то качество преподавателя, оцените это… У меня классический разброс такой: 90% меня любят, 10% меня ненавидят, я почти не бываю в серединке. Ну, не сошлись, бывает. Как вы сказали, характеры-то у нас не очень.
– Это вы сказали.
– Ну я сказал, неважно. Разные у нас характеры.
…
– Я ведь не знаю, как я их учу, и не понимаю, каким образом они чему-то учатся. Правда, правда, не смейтесь. Я с ними просто со-су-щес-тву-ю. Я их люблю. Понимаете?
***
Ксения Кнорре Дмитриева
Сборники интервью «Учителя – родителям» и «Учителя – учителям», изданные фондом «Вклад в будущее» и издательством «Точка», создавались долго: сначала мы все вместе полтора года встречались, обсуждали, спорили, утверждали списки вопросов и учителей, говорили о концепции, думали о фотографиях, а потом вдруг резко начали делать, и эти несколько месяцев интенсивного общения с потрясающими учителями, педагогической гордостью нашей страны, были едва ли не самыми яркими и интересными в жизни.
Каждая встреча была не похожа на предыдущие, каждый разговор был совсем новым – о своем, о наболевшем. Начиная где-то с третьего интервью я стала откладывать в сторону список вопросов и спрашивать – есть ли тема, которая для вас особо важна, то, о чем бы вы хотели сказать как можно большему количеству людей? – и, как правило, такая тема находилась.
У учителей множество болевых точек, множество препятствий, мешающих им заниматься любимым делом, и, что удивительно, они довольно редко повторялись, обращаясь к этим темам.
Поэтому мы говорили и говорили – об изменившихся программах, о других отношениях с родителями, об обилии бумаг, о том, как школа вторгается на территорию семьи и наоборот, об изменившихся детях, об уходе дворовой культуры, об авторитете учителя, о повсеместной виртуализации, о навыках, необходимых сегодня для успешности – и о том, что такое успешность, и о многом-многом другом.
И каждый раз я выходила на улицу с ощущением благодарности к мирозданию за то, что я пишу эти книги. Иногда записывала какие-то заметки на полях к ним. Они перед вами. Это дополнительные штрихи к портретам героев наших книг, лучших учителей нашей страны.
Михаил Георгиевич Иванов, директор Физико-технической школы, повел нас с Галей Индрупской, фотографом нашего проекта, с которой мы ездили в Питер, и с Валерием Адольфовичем Рыжиком, учителем математики ФТШ, одним из самых заслуженных учителей России, легендой 239-й школы, в столовую университета, к которому примыкает ФТШ, – обедать.
Валерий Адольфович открыл меню и вдруг с ужасом его отбросил, будто в нем был таракан.
– Боже мой, что это?! Какая гадость! – воскликнул он и гневно позвал официантку: – Немедленно подойдите сюда!
Девушка испуганно прибежала.
– Что это у вас тут в меню? – грозно спросил он и ткнул пальцем в одну из строчек. – Вы что, голубушка? Разве «винегрет» пишется так?
– Это не я… Я не… – пыталась вставить слово в его гневную речь она, но Рыжик не слушал.
– Ничего не знаю, это ваше заведение! Как вам не стыдно! Вы же петербурженка! Что о нас подумают гости из Москвы? Вы, не вы – почему вы не исправили?!
Гости, то есть мы, пытались возражать, что и не такое в Москве видели, но Рыжик нас тоже не слышал. Он с гадливостью отодвинул от себя меню.
– Я не смогу есть в этом заведении, – заявил он.
Мы с Михаилом Георгиевичем немного его поуговаривали, и он смилостивился, но, поправив очки, сообщил:
– Я теперь должен прочитать все меню.
Он углубился в чтение, и я только понадеялась, что он не увидит «рассольник» с одним «с»…
…
– А вы любите своих учеников, Валерий Адольфович? – спросила его я.
Мы только что расстались с Владимиром Борисовичем Воловиком, который так нежно говорил «я с ними сосуществую» и так улыбался, что вопрос напрашивался сам собой.
– Что значит – «люблю»? – возмутился Валерий Адольфович. – Я вот этого не понимаю – «любите, не любите». Вы говорите с математиком, я привык к точности. И потом, любят мужчину, женщину. А что значит – любить учеников? Они мне очень интересны, безусловно, но любить…
Валерий Адольфович Рыжик. Фото: best-teacher.vbudushee.ru
И он дернул плечами – так, как это обычно делают естественники, когда гуманитарии задают им глупые вопросы.
– Смотри, какие разные ответы, – сказала я потом Гале. – И вообще, какие они удивительные и разные. Воловик детей любит, Рыжик нет.
Галя посмотрела на меня и улыбнулась.
– Любит, и еще как, – сказала она. – Я же снимала у него на уроке. Ты не видела, с какой нежностью он к ним относится…
В Петергофе мы провели двадцать минут. У Анны Алексеевны Карцовой, профессора Санкт-Петербургского университета, ученого с мировым именем и учителя химии академической гимназии при СПбГУ, было ровно 20 минут на съемку. Встретились для разговора мы с ней раньше, в Москве, в «Шоколаднице».
К сожалению, когда я приехала на Пушкинскую, оказалось, что «Шоколадниц» там три, и Анна Алексеевна, разумеется, была в самой дальней на моем пути. Мы побеседовали – увы, довольно коротко, только обозначая грани таланта Анны Алексеевны, и договорились о том, что снимем ее уже в Питере, так как от съемки в кафе она отказалась.
В Петергоф мы спешили с другого интервью. Таксист потребовал двойную оплату, чтобы ехать по скоростной трассе, мы согласились.
Анна Алексеевна Карцова. Фото: best-teacher.vbudushee.ru
В самом красивом пригороде Петербурга было грязно, слякотно, хмуро, некрасиво. В отсутствие фонтанов и дворцов Петергоф оказался довольно унылым и невзрачным городком. В котором – чудесный оазис – академическая гимназия с пансионом, где преподает прекрасная Анна Алексеевна с моделями молекул в руках, которые мы опасливо вертели, восхищаясь их неестественным каким-то совершенством. Королевская пластика, улыбка, осанка, красота…
После съемки вышли и, бодро меся грязь, отправились на маршрутку до Питера. За деревьями голо и бесконечно серел залив…
К Юрию Лазаревичу Слуцкому, знаменитому учителю физики из знаменитой 239-й школы, приехали домой – он нечасто выходит, принимает дома, в том числе нескольких учеников, родителям которых, его бывшим выпускникам, он, как он сказал, не смог отказать.
Редкая для Питера светлая, просторная, яркая и современная квартира: красно-белая кухня с красным диваном и тщательно продуманными картинками на стенах, нежно-голубоватый светлый кабинет, изящные светильники, замысловатые шторы… Я начала громко восхищаться ее продуманной светлостью, рассчитанной просторностью, изящным дизайном.
– Квартиру, – сказал Юрий Лазаревич, хитро глядя на нас, – мне подарил один мой выпускник. Со всей обстановкой.
Когда ко мне вернулся дар речи, я спросила – и как же он учился? – ожидая услышать, что это был круглый отличник, любимый выпускник, ставший светилом физики, – но Юрий Лазаревич махнул рукой и радостно ответил:
– Троечник!
Потом Галя сняла Юрия Лазаревича и уехала на «Сапсан», а мы долго говорили, за окном стемнело; пили чай, ели торт, снова разговаривали. В очередной раз оглядывая восхитительную квартиру, я не удержалась и все-таки спросила:
– Юрий Лазаревич, как же так? Прямо вот взял и подарил? И что сказал?
И он снова с гордостью, с благодарностью, с обожанием ответил:
– Да! Так и сказал: мы приняли решение, и оно – не обсуждается!
Юрий Лазаревич Слуцкий. Фото: best-teacher.vbudushee.ru
Нам было так хорошо общаться на уютной кухне, и мы наверняка сидели бы еще и еще, если бы мне не надо было на поезд. Когда я уходила, Юрий Лазаревич подарил мне тюльпаны, стоявшие у него в вазе. Я с трудом довезла их до Москвы, я их сфотографировала со всех ракурсов, чтобы сохранить, удержать, но я и так навсегда их запомню, как я шла по Невскому вечером после своих четырех интервью, прижимала к лицу тюльпаны и была счастлива, потому что видела удивительных, увлеченных, любящих, прекрасных, разных, драгоценных, и не только видела, но и говорила с ними и записывала, чтобы рассказать другим…
В петербургской школе Алексея Михайловича Каменского мы провели пять часов – и именно столько длилось интервью с ним. Прерваться, уйти было невозможно, несмотря на то, что слетало следующее интервью – Питер у нас был расписан по часам. Это был безумно интересный, важный монолог, который хотелось слушать и слушать.
Директор с удовольствием рассказывал и о своей поездке в Китай, где огромное общество Сухомлинского, и о том, как устроена его школа, которая по сути государство с собственной системой управления и валютой, и о проблемах современного образования, и о своих интересных задумках – например, о шефстве городских школ над сельскими. Водил по школе, и я обратила внимание на то, что, хоть в разных школах бываю регулярно, нигде еще мне не приходилось столько здороваться.
Каждый встреченный ребенок и взрослый непременно здоровался, причем не формально, а с улыбкой, в каждом кабинете учитель готов был нам все показать и рассказать. Мы осматривали выставку работ замечательного художника – у Каменского очередь из современных художников, которые хотят повесить свои работы в школьном коридоре, превращенном в галерею (кстати, официально входящую в каталог галерей Петербурга). В нем же тропические джунгли из растений; растения Каменский никогда принципиально не покупал – это то, что принесли дети и за чем они сами ухаживают, у них для этого в школе есть специальные школьные фирмы.
Алексей Михайлович Каменский. Фото: best-teacher.vbudushee.ru
В школе около 50 бесплатных кружков, работающих для всего района, в том числе настоящая школа бокса. В школе передвижные стенды-выставки одного из питерских музеев. В школе музей, рассказывающий о славных прошлых днях школы, тут же экспонаты первых школьных фирм – например, шивших одежду для Барби. В школе два спортивных зала – в одном занимаются девочки, в другом мальчики. В школе новейшее химическое оборудование, специальные планшеты, с помощью которых дети вместе с учителем анализируют вещества из собственного обихода, например, зубные пасты.
На улице около школы – аллея звезд, на улице же директор для родителей, ожидающих детей, которых, как и везде, перестали пускать в школу, сделал навес… и это я упомянула далеко не все, что видела…
Я была настолько потрясена всем этим, что даже почти ничего не фотографировала, о чем потом сильно жалела.
– Назначьте меня министром образования, дайте мне три года, – сказал Каменский на прощание, – и я сделаю нормальное школьное образование!
Назначьте, а?
– Сейчас я схожу в столовую за пирожками, и мы будем пить чай и разговаривать, – сказал Сергей Менделевич Глаголев, учитель биологии гимназии № 1543.
Мы с Галей переглянулись и начали хором вежливо отказываться, причем Галя это делала искренне, как человек к пирожкам равнодушный, а я – фальшиво, поскольку с утра ничего не ела и очень уважаю школьные пирожки. Но Сергей Менделевич не стал выуживать из нашего дуэта искренние и неискренние ноты – он просто решительным движением руки отмел все возражения:
– Должен же я проявить хоть какое-то гостеприимство, – и отправился в столовую.
Мы тем временем осваивались в лаборантской. Вообще, лаборантские – наверное, любимые мои места в школах. Эдакая личная зона учителя, куда допускаются далеко не все, но быть туда допущенным – большая честь и тайная гордость. Лаборантские не бывают скучными, в них всегда ужасно интересно и, как правило, уютно. Нас окружали массивные шкафы с книгами и приветливо смотрели два скелета, оказавшиеся пластмассовыми. Близость скелетов навела нас на философский разговор о том, кто и что ломал – с демонстрацией на наглядных пособиях, естественно.
Фото: best-teacher.vbudushee.ru Фото:
Вскоре после этого пришел Сергей Менделевич, видимо, вынесший из столовой весь недельный запас пирожков, и мы сели беседовать. Пирожки настроили меня на несерьезный лад, и когда Сергей Менделевич, рассказывая о традиционных для гимназии летних практиках, помимо прочих занятий, упомянул ловлю животных, я оживилась:
– Так и вижу ваших детей во главе с учителями, идущих на медведя!
Сергей Менделевич отмахнулся:
– Нет, мы ловим беспозвоночных.
И, посмотрев на мое выражение лица, великодушно пояснил:
– Бабочек…
Книга пишется все время
Оказалось, что книга пишется все время – в транспорте, на прогулке и даже в ванной перед сном, это непрерывный процесс внутренней работы, и, как выяснилось, только так и имеет смысл ее писать.
Поздний вечер в горах. Я удаляюсь в ванную перед сном, но через три минуты отбрасываю зубную щетку и буквально вышибаю дверь, осененная неожиданной мыслью о том, как следует строить предисловие:
– Милый, как ты думаешь, Греф поддерживает идею вариативности образования?
Муж, уже мирно лежащий в постели, вздрагивает и роняет телефон.
– Не знаю… А ты там вообще что делаешь?
– Я? Пишу книгу, – честно отвечаю я и отправляюсь обратно дочищать зубы.
С Артуром Викторовичем Зарубой, учителем музыки в общеобразовательной школе, мы встретились в кафе книжного магазина. Как и большинство участников нашего проекта, Артур Викторович говорил очень увлеченно, горячо, ярко, волнуясь из-за того, правильно ли он донесет до меня свои мысли (и я снова почувствовала гигантскую свою ответственность ретранслятора).
Время от времени он приводил примеры, и я заранее впадала в отчаяние, представляя, как это будет выглядеть в расшифровке. Я, естественно, не ошиблась, и в письменном тексте это выглядело так: «Я как педагог не допущу, чтобы они мне спели, как поют на сольфеджио в музыкальной школе: соль-ля-си-фа-до-ре-ми-ре-до. Это предсмертная ария Сусанина, она не может так петься. Поэтому я обязательно буду требовать, чтобы они пели так: соль-ля-си-фа-до-ре-ми-ре-до».
Артур Викторович Заруба. Фото: best-teacher.vbudushee.ru
Естественно, это пришлось менять, и в паре других мест тоже. Но в моем сердце навсегда теперь этот замечательный педагог, поющий для меня в книжном магазине предсмертную арию Сусанина.
Зачем нужно учиться
Где я только не писала эту книгу – в метро, дома, в кафе, на пикнике, в гостях, в поезде, в самолете… Самый лучший и плодотворный период был, конечно, в крошечном городке в горах. Я писала в гостинице, потом шла размяться и прогуляться с ноутбуком под мышкой, доходила до какого-нибудь кафе с видом на горы, садилась там и работала, потом вставала и шла дальше, смотрела на горы, гуляла, и так до следующего кафе…
Благодаря этим учителям я поняла, что математика нужна, чтобы развивать критическое мышление (а не помнить до гроба тригонометрические функции), а литература – чтобы лучше понимать других, что физика учит все проверять и доказывать, а знание биологии спасает жизнь и здоровье, что история учит видеть закономерности и связи событий, происходящих в обществе, и позволяет прогнозировать будущее собственной страны…
Жаль, конечно, что я всего этого не знала, когда сама училась в школе. Но, может, наши книги расскажут о том, что так учить – можно, что в наше не простое для школы время есть учителя, которые живут своим делом, и что всегда будут школы, куда дети будут приходить как в свой родной дом, пока есть такие учителя и директора, и мы, родители, которым это нужно.
Ксения Кнорре Дмитриева
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML
