"Если наш Бог - Любовь, и это все сделал для вечного блага детей, зачем мы умоляем Его на панихидах, чтобы Он там всех их пощадил и помиловал? Но я верю, что Он и сейчас плачет вместе с родными погибших детей, потому что дети не должны умирать". Мыслями, переполняющими после кемеровской трагедии, делится главный редактор издательства "Никея" Владимир Лучанинов.
Владимир Лучанинов. Фото: Дмитрий Кузьмин
Нужные слова ты не найдешь. Что вообще можно сказать, когда умирает ребенок? Слово, отрываясь от своей внутренней правды, становится пустым. А в слове на смерть ребенка изначально нет никакой внутренней правды. Потому что дети не должны умирать.
Дети могут хоронить родителей, внуки – своих стариков. Это скорбь, но ее всегда можно выразить словом. А когда старики с родителями вместе хоронят своих детей, меркнет вся красота мира. И захвативший цветущее детство капкан горящего пластика разрушает веру в то, что красота существует.
Боль, жалость, отчаяние, бессилие, страх, тревога. И нет ни одного нужного слова. Потому что дети не должны умирать.
Невозможно держать в себе. Нет больше сил нести этот груз. Рождается гнев. Раз это случилось, есть виновные и они должны ответить. Чувства, обращаются в стрелы, освобождая от боли, поражают виновных, возвращают опоры в этом мире. Виновные должны быть найдены, а если их не будет, виновным окажется Бог.
– Если Бог твой – Любовь, – спросил меня знакомый, – и это все сделал для вечного блага детей, зачем вы умоляете Его в ваших панихидах, чтобы Он там всех их пощадил и помиловал? Вы сами определитесь, в какого Бога верите.
Я ничего не ответил. Потому что дети не должны умирать.
Вспомнил слова апостола Павла. Он готов был оказаться отлученным от Христа и вечной жизни. Лишь бы братья его по крови были спасены. И у расплавленной стены плача, возможно, лишь такая молитва чего-то стоит.
– Господи, по милости Твоей, пожалуйста, не попусти такому случиться снова, но если такое может повториться, пусть лучше погибну я. Только, прошу Тебя, не дети…
Мне не хватило бы духа молиться так. Хоть понимаю, что Богу не нужны замещения. Но только в этой молитве любовь. Она как горячие обещания Петра: не знает еще, что трижды отречется, но все же готов покинуть зону комфорта.
Если моя жизнь это ежедневный вопрос, обращенный всегда к одному мне, то возможно, на «проклятые» вопросы такая молитва может стать единственным ответом.
Христос плакал перед воскресением Лазаря. Он знал, что сейчас оживит его, и все равно, видя боль родных, не мог сдержать слез. Я верю, что Он и сейчас плачет вместе с родными погибших детей, потому что дети не должны умирать.