5
Путь младшего брата трагичен, но старший сознательно отказывается пойти на праздничный пир – и остается в темноте, хотя Отец ищет его. Притча о блудном сыне и ее пасхальная радость – в размышлении архимандрита Саввы (Мажуко).
Архимандрит Савва (Мажуко)
За две недели до начала Великого поста становится тревожно. Уже скоро. «Близ есть, при дверех», и все очень серьезно. Значительность предстоящего нам труда подчеркивает текст, который читается во второе пред-постное воскресенье – отрывок из пятнадцатой главы Евангелия от Луки, известный как притча о блудном сыне.
Пожалуй, это самый известный евангельский сюжет. В нем есть все, что способно взволновать читателя и слушателя, чтобы сделать историю запоминающейся: трагедия беспечной юности, предательство, праздник жизни с нависшей угрозой падения, голод, нужда и одиночество, раскаяние и трогательная встреча, интрига брата, несхожесть характеров, несколько узлов конфликтов – между братьями, между каждым из них и отцом.
Кроме трех главных персонажей есть и таинственные «статисты»: «странный гражданин», посылающий обедневшего наследника пасти свиней, растерянный слуга, сообщающий «правильному» брату последние новости. Отношения между героями развиваются, искрят эмоциями. Притча очень динамична, и не удивительно, что две тысячи лет люди находятся под сильнейшим воздействием ее драматургии.
Почему эту историю назвали «притчей о блудном сыне»? Ведь сам Автор не дает своему рассказу никакого названия. Название придумали читатели. Почему сын – «блудный»? В современном русском языке это слово указывает на поведение, связанное с грехами плоти. Но «блудный сын» – сказано не по-русски, это фраза из славянского языка, в котором слово «блудный» имеет скорее значение «заблудившийся, сбившийся с пути», поэтому решайте сами, как станете переводить на славянский стихотворение Гумилева «Заблудившийся трамвай».
В древнем акафисте святителю Николаю есть такой запев: «Радуйся, заре, сияющая в нощи греховней блудящим». В изданиях двадцатого века эту строчку исправили: «в нощи греховней блуждающим», чтобы читатель не услышал слишком «взрослое» значение в безобидном акафистном стихе. «Блудный сын» – это не молодой человек, одержимый похотью, а заблудившееся дитя, потерянный ребенок. Притча о блудном сыне – рассказ о найденыше. Так и недавнее английское издание Библии озаглавило эту притчу «The lost son and the dutiful son» – «потерянный сын и сын, послушный долгу».
Западная традиция избрала другой эпитет для «блудного сына» – у англичан это prodigal son, у французов enfant prodigue, оба случая отсылают нас к латинскому prodigus – «расточительный».
О том, что младший сын промотал наследство с блудницами, поминает в своей обвинительной речи старший брат. Сама притча говорит только о том, что младший жил распутно – «зон асотос» – «живя бездумно, на широкую ногу, разгульно, роскошно». «По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно» (Лк. 15:13).
В латинском тексте на месте греческого «зон асотос» стоит vivendo luxuriose – «живя роскошно». Слово luxuria нам знакомо и дорого. В память о латинской роскоши мы, например, награждаем «люксом» номера гостиницы или уровень обслуживания. Старый английский перевод называет жизнь младшего сына riotous living – «буйная, бунтарская, мятежная, разгульная жизнь». Младший сын – riot – мятежник и бунтарь. Современный английский перевод постарался максимально понятно передать характер жизни младшего брата на чужбине, назвав этот стиль жизни life of debauchery. Узнали слово «дебош»? Младший сын вдали от дома дебоширил, куролесил, сын-дебошир.
У нас есть очень удачные русские слова для называния людей, сбившихся с пути в нравственном смысле: «беспутный», «распутный» или просто «непутевый». Тот, кто утратил свой «путь во тьме долины», и есть заблудившийся, потерянный. Конечно, жизнь распутная и беспутная включает в себя и грехи против тела, но, согласитесь, эти грехи не исчерпывают всего «горизонта падения».
Для любящего отца младший сын был потерянным ребенком, для читателя – распутным и разгульным наследником, а вот старший брат решил унизить младшего, сведя его трагедию к банальному блуду.
В старшем проснулся прокурор, разразившийся неожиданным обвинением в адрес и отца и брата: «Но он сказал в ответ отцу: «вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего; но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими. А когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка» (Лк. 15:29-30).
Раздражение брата понятно. Тем более, что мы знаем истинные мотивы младшего. Как бы мы ни понимали фразу «пришел в себя», младший сын возвращается на Родину не потому что ему стало стыдно за свои проступки, а потому что ему просто некуда было идти. К отцу его вернул голод, нищета и одиночество.
Каждый христианин, читая эту притчу, ставит себя на место непутевого сына, и это самое естественное тождество. Но оно же и показывает истинную цену нашим «трудам покаяния»: гордиться нам нечем, предъявить тоже нечего, мы пришли к Богу, потому что – а к кому же нам еще идти? Дар покаяния иногда настигает нас спустя многие годы после вынужденного исправления собственной жизни. Кто знает, вернулся ли бы беспутный сын домой, не случись на чужбине голода?
И отец знает, что вернула ему сына не любовь, не раскаяние, а нужда. И он все равно рад и радости этой не скрывает. Он не пускается в укоры, выяснение мотивов и отношений. Отец – сама неудержимая радость! Читая эту притчу, я с большим трудом отвожу взгляд, чтобы не увидеть его танцующим. Отец ничего не требует. Не справляется о судьбе наследства и без слов отдает найденышу все лучшее, что осталось в доме.
Притча о блудном сыне – пасхальный текст. Это важно помнить, когда мы читаем его в преддверии Великого поста, времени созерцания Пасхи Креста и Воскресения.
В центре притчи вовсе не история беспутного наследника. В центре притчи – пир. Пасха – это вхождение в праздник Победителя смерти, Пасха – трапеза Царства. Пасха – точка Омега, в которую стекаются ручьи и реки всех наших жизней.
Трагичен путь младшего брата. Но меня всегда ужасал образ старшего брата, который сознательно отказывается войти на праздничный пир: «Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его» (Лк. 15:28). Отец выходил на дорогу, выглядывая младшего сына, который очень хорошо знал, что он не смеет даже надеяться войти на такой праздник. И отец снова зовет, ищет и убеждает войти и разделить радость. Теперь он ищет старшего сына, который тоже потерялся, предпочел остаться в темноте, в одиночестве, в обиде, только бы не видеть рядом с собой того, кого он даже братом не хочет назвать, «его сына».
«Он же сказал ему: «сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое. А о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил; пропадал и нашелся» (Лк. 15:31-32).
В преддверии поста и Пасхи эта притча звучит в унисон с притчей о мытаре и фарисее. Оба сюжета – о Пасхе, о той последней и неотменимой трапезе, на которую Господь позвал каждого. Пасха – для всех. Трапеза Царствия – для всех, а не только для избранных. Там, в Царстве Отца, ты окажешься за одним столом, возможно, с теми, кто тебя обижал, кто мешал тебе быть счастливым. Посмотри вокруг: возможно, именно с этими людьми тебе придется коротать вечность.
Но там всё иначе. Там все всё поймут. И обнимутся. И возрадуются.
«Божественную же пия Кровь ко общению, первее примирися тя опечалившим, таже, дерзая, Таинственное Брашно яждь».
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML