10
Журналист Катерина Гордеева - о деле врача Елены Мисюриной, осужденной по обвинению в гибели пациента.
22 января 2018 года в Черемушкинском районном суде Москвы врач-гематолог, кандидат медицинских наук, руководитель гематологической службы московской Городской клинической больницы №52, 42-летняя Елена Мисюрина была приговорена к двум годам лишения свободы по статье «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, повлёкших смерть» и заключена под стражу прямо в зале суда.
За четыре месяца до этого, 4 октября 2017-го глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин на закрытом совещании ведомства предложил ввести в УК статью, предусматривающую ответственность за врачебные ошибки. Также Бастрыкин поручил подчинённым до конца 2017-го года принять меры, направленные на повышения качества расследования уголовных дел этой категории. Главу Следственного комитета страны беспокоил рост числа преступлений, «обусловленных небрежным исполнением медработниками своих профессиональных обязанностей в ряде регионов», а следователям, расследующим такие дела, часто приходится вникать в сложные медицинские подробности, в которых они не всегда компетентны. Сразу после этого из разных уголков России стали поступать неофициальные, впрочем, сведения о том, что в местных СК один за другим открываются медицинские отделы: следователей учат разбираться в медицинских технологиях и терминах.
За четыре с половиной года до этого, летом 2013-го, врач-гематолог Елена Мисюрина в клинико-диагностическом центре «ГеноТехнология» проводила пациенту рутинную диагностическую манипуляцию: трепанобиопсию (после дезинфекции и обезболивания, с помощью специальной иглы мягкими вращательными движениями проникают в полость подвздошной кости и берут оттуда небольшое количество (1-2 мл) костного мозга). К 2013-му доктор с двадцатилетним стажем Елена Мисюрина провела таких манипуляций несколько сотен. Обычно трепанобиопсия требуется для уточнения диагноза и определения тактики лечения: человек, оказавшийся на приеме у Елены Николаевны обратился по поводу миелофиброза (злокачественное новообразование крови). У пациента было ещё два тяжёлых расстройства – рак предстательной железы и несахарный диабет – наследственная патология.
Фото: nationalcmlsocietyblog.org
Манипуляцию доктор Мисюрина проводила, как это обычно делается, при помощи трепана – стандартной одноразовой иглы диаметром 2 миллиметра. Длина таких игл – от 9 до 15 см. Как этого требуют правила, доктору ассистировала процедурная сестра.
Все прошло хорошо: быстро и без осложнений. Пациент, рассказывают в клинико-диагностическом центре, выходил покурить, разговаривал с доктором и медицинской сестрой. А через полчаса отправился домой за рулём собственного автомобиля.
Однако вечером того же дня этот человек, но уже с диагнозом “аппендицит” оказался в одной из клиник компании МЕДСИ, где спустя 18 часов был прооперирован. Но операция была непростой и сильно отличалась от стандартного сценария. По трагическому и ни от кого не зависевшему стечению обстоятельств, за прошедшие сутки у пациента произошла прогрессия злокачественного заболевания крови: миелофиброз трансформировался в острый лейкоз (лейкемию). Как правило, такая трансформация влияет на изменение системы свёртывания крови: повышается кровоточивость, делающая возможным образование спонтанных гематом, геморрагический инсульт, просто кровотечение. Поэтому на операции вместе со штатным хирургом МЕДСИ присутствовал приглашенный сосудистый хирургом из другого учреждения. Но он застал пациента уже на столе, разрезанного.
Все что происходило дальше – почти непонятно обывателю и связано с массой медицинских сложностей и нюансов: наличие у МЕДСИ лицензии на гематологическую (связанную с проблемами крови) помощь, но неоказание такой помощи ни до, ни после операции рискующему истечь кровью пациенту, невозможность остановить кровь и связанная с этим фатальная кровопотеря и, наконец, смерть пациента от геморрагического шока (острая кровопотеря – внезапное выхождение крови из сосудистого русла) и полиорганной недостаточности (последовательный или одновременный отказ всех жизненно важных органов).
Ни о чем об этом Елена Мисюрина не знала. Ни в день, когда сложный пациент поступил в МЕДСИ, ни в день операции, ни в день смерти с врачом московской городской 52-й больницы никто не связывался.
Никто не поставил Мисюрину в известность и о том, что посмертное вскрытие пациента проводилось все в том же МЕДСИ, хотя лицензии на такую деятельность у этой клиники нет. Заключение паталогоанатома (оно есть в материалах следствия) выполнено на бланке времён СССР, а распоряжения главного врача МЕДСИ о том, что вскрытие необходимо провести, в материалах следствия нет. Потому письменно такого распоряжения главврач МЕДСИ не давал.
Всего этого Елена Мисюрина тоже не знала до поздней осени 2013 года. До того момента как ней не пришёл следователь из Черемушкинского района и не сообщил, что она подозревается в совершении преступления, предусмотренного статьей 109 УК РФ: «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, повлёкших смерть».
За четыре года, что шло следствие, доктору Елене Мисюриной удалось на базе 52-й горбольницы организовать одну из лучших в стране и Москве гематологических служб и единственное в России отделение Трансплантации костного мозга для взрослых нефедерального, городского, значения. Четыре года, находясь под следствием, доктор Мисюрина продолжала лечить пациентов, оснащать и выводить на качественно необходимый уровень работы отделение трансплантации костного мозга ГБ N52, участвовать в международной медицинской деятельности. Правда, выезжать на европейские конференции гематологов и трансплантологов Мисюриной не позволил следователь, предложив разрешение на выезд в обмен на признательные показания. Доктор Мисюрина от обмена отказалась.
Доктор Мисюрина (в центре) с коллегами. Фото: soyuzmashmoscow.ru
«Врачи давно ждали, что они станут новыми «ведьмами» для охоты, – говорит пожелавший остаться неизвестным онколог с 25-летним стажем, они начинали работать вместе с Мисюриной, – это яркая, красочная охота, ее с интересом будет смотреть по телевизору народонаселение, которое у нас принято развлекать. Министры уже были, театральные деятели – тоже. Теперь – врачи. Дальше будут учителя и благотворители. Ничего нового за эти годы в нашей стране не придумано».
Заведующий отделением одной из федеральных больниц продолжает: «Коллеги рассказывают, что медицинский отдел при СК есть уже, например, в Казани. Не удивлюсь, что есть и в других городах. Нам всем намекают, что потенциально – мы все виновны, все – преступники. Просто до нас ещё руки не дошли».
Коллега Мисюриной по работе в 52-й больнице рассказывает: «Елена Николаевна – врач высочайшей квалификации с безупречной репутацией. Это дело абсурдное и явно показательное. Только вот не могу понять, что нам хотят «показать»? Что мы не должны лечить людей? Что мы все «под колпаком»? Что нельзя приближаться к пациенту, не пригласив предварительно юриста или, сразу уж, следователя? В этой атмосфере нагнетания страха трудно работать, хочется уволиться и уйти из профессии. Не понимаю только, кому от этого будет лучше».
По рассказам очевидцев, 22 января на вынесение приговора по своему делу Елена Мисюрина пришла без вещей: прокурор требовал для неё условного срока, все вокруг были уверены – этим и ограничится: «сейчас же не 37-й и ни о каком «новом деле врачей» не может быть и речи». Но судья Никиточкина вынесла приговор: два года лишения свободы. На Мисюрину прямо в зале суда надели наручники и увели в московское СИЗО № 6.
«Только если тысяч десять наших врачей, возмутившись этим делом, напишут заявление на увольнение, власть может заметить, что что-то не так, – сказал на выходе из суда один коллега Мисюриной другому. Но сам себе ответил, – Думаю, десять тысяч врачей одновременно этого не сделают никогда: у всех есть семьи, дети и место работы, оставаясь на котором, пока, по крайней мере, можно попробовать ещё кого-нибудь вылечить».
Сыну Елены и Андрея Мисюриных, он младшеклассник, уже объяснили, что мама едет в долгую командировку, туда, где холодно. В посылку мальчик положил тёплый шарф, чтобы мама не мёрзла. Работники СИЗО-6 шарф не приняли: шнурки и шарфы заключённым нельзя.
Катерина Гордеева
Иеромонах Феодорит (Сеньчуков), врач-реаниматолог:
Иеромонах Феодорит (Сеньчуков)
– Это ситуация, которой, к сожалению, следовало ожидать в нашем государстве. У нас сейчас идет такое активное перекладывание ответственности на врачей. К сожалению, это говорит о самом упадке государства. Вообще со времен Гиппократа известно, что врач имеет право на ошибку. По публикациям, которые мне удалось найти, получается, что сама по себе Мисюрина не виновата, там слишком много было сделано ошибок на последующих этапах. Во-первых, из тех данных, которые мне известны, там, в МЕДСИ, не оценили тяжести состояния и сопутствующую патологию, пошли на операцию, с операцией не справились, не подготовились к переливанию, не позвали вовремя гематолога и в довершение всего еще и вскрывали без лицензии. По сути своей, если кто и виноват в этой смерти, то исходя из имеющихся данных, это МЕДСИ, если там есть чья-то вина.
Но дело все в том, что даже если представить себе, что изначально была ошибка Мисюриной, то все равно врач имеет право на ошибку. Потому что при любой слепой манипуляции, когда игла вводится вслепую, всегда могут быть ошибки. А эта манипуляция слепая. И если государство начинает наказывать врача за рутинную работу, то вся эта работа должна быть прекращена. То есть я не могу поставить пациенту центральный катетер, потому что эта операция делается вслепую и да, действительно, в ней есть определенный процент осложнений. И я, как и любой человек, могу пропороть легкое, попасть в артерию – да все, что угодно. Причем можно сделать все как положено, но могут быть анатомические особенности.
И если государство начинает за это наказывать, то это называется уже не «наказание за преступление», а «репрессия по факту профессиональной деятельности» или «геноцид врачей». Пока до геноцида не дошло, поскольку это массовое явление, но, во всяком случае, к этому все и идет. И если мы посмотрим на отношение государства к медикам, то видим, что государство категорически отказывается признавать за медиками право на защиту, практически ни в одном случае нападения на медицинских работников у нас преступник не был адекватно осужден. В то же время врач, который защищал свою коллегу от напавшего на нее пьяницы и случайно его убивающий, получает 9 лет. К сожалению, это общая тенденция нашего государства.
И у нас нет профессиональной страховки врача. Сейчас идет разговор о том, чтобы лицензировать каждого врача. С одной стороны, это хорошо, с другой стороны, врач не работает в одиночку, это не Гиппократ, который лечил от всех болезней сам. Сейчас вся врачебная деятельность связана с работой учреждения в целом. Поэтому если что-то случается, иск пациент предъявляет не конкретному доктору, а целому учреждению.
К сожалению, у нас не профессиональной страховки. Во-первых, если ее попытаться ввести, она будет слишком дорогая, но само главное другое: поскольку у нас нет понятия «врачебной ошибки» в целом, то есть законодательно не оговорено, что такое «врачебная ошибка», соответственно непонятно, что мы будем страховать. О том, что врач должен быть застрахован, идет разговор давно. Но здесь вопрос даже не о гражданском иске, а о том, чтобы человека посадить.
Причем сама по себе история абсолютно нелепа, потому что это ведущий гематолог, человек, который создал и развил службу гематологии в Москве, и сейчас фактически эта служба обезглавлена. То есть вот этот мало того, что несправедливый, так еще и, судя по всему, никому не нужный приговор оставляет больных без нужной помощи. Я когда-то говорил, что у нас государство, к сожалению, занимается геноцидом собственного народа, то вводя какие-то цены, то ограничивая закупки медикаментов, то давая пациентам дженерики.
Еще есть такая хорошая тенденция – обезглавливать. Судя по всему, это делается для того, чтобы побольше гематологических больных вымерло, и им не надо было платить пенсию.
Чтобы оценивать конкретное дело, его надо читать. Но даже если представить, что врач действительно ошиблась, попала не туда, то это именно врачебная ошибка, это не преступление, это не халатность, а просто несчастное стечение обстоятельств. То, что бывает у реаниматологов: человек подключает центральную вену и случайно цепляет купол легкого – такое тоже бывает при определенных анатомических изменениях. Случился пневмоторакс. Если выполнены все протоколы, если сделали рентген вовремя, то этот пневмоторакс больному зла особого не принес. Но здесь с пациентом сразу ничего не случилось, все возникло через несколько дней в клинике МЕДСИ, которая с этим не справилась. Просто у МЕДСИ денег много, а у доктора мало.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML