1
Почему мы боязливо называем Бога – Господь, посылает ли Он целенаправленно страдания, и почему нет для Бога чужих – рассказывает Ольга Шульчева-Джарман.
Ольга Шульчева-Джарман
Как так вышло, что мы в нашей повседневной благочестивой речи большей частью называем Христа Спасителя боязливо-уважительно – «Господь»?
«Ну, Господь-то знает. Он меня и наказал».
«Ну, Господь-то видит. Это за мои грехи».
«Вот ты прогневила Господа, вот Он тебе и показал, что происходит от непослушания».
«Я грешна, я ропщу на Господа – почему я одна осталась с больным ребенком, а муж ушел? Почему Господь это попускает? Значит, это для чего-то надо?»
«Господь» в этих фразах напоминает какого-то «господина», барина-хозяина, до которого далеко и у которого, как у всякого большого начальника, непредсказуемый и скверный характер, особенно когда надо «вразумить» людишек.
Этот господин хороший сидит и попускает по своему капризу, непонятному никому, кроме него, бесцельному и бессмысленному.
“Бог попускает” – что это? Сидит на облачке такой сытый довольный бог (именно с маленькой буквы) и попускает: попускает ребенку умереть от рака, отцу троих детей попасть под машину и стать обездвиженным инвалидом, матери годовалого ребенка заболеть тяжелым психическим заболеванием, которое фактически лишит ребенка мамы…
И благочестивые люди, которых миновало такое страшное человеческое горе, разведут руками и скажут – вот Господь попустил искушение им, этим другим! Для чего, интересно? За грехи или так, на будущее, для острастки?
Удивительно! Ведь в первые века христианства слово «Господь» было радостным исповеданием того, что Человек Иисус Христос, распятый при Понтийском Пилате, явил Своим Воскресением, что Он – Бог, что Он – Истинный и Долгожданный Сын Божий, и значит, прошло время бессмысленной скорби.
Когда-то, в глубокой древности, имя «господь» относили к Ваалу – жестокому господу, господину, требовавшему от человека жертв самым дорогим – первенцем. Слово «Ваал» и значит – «господин, господь». И Истинный Бог, словно перехватив меч у врага, сначала учит уста привыкшей к именам ваалов дочери Израилевой произносить Его Имя вместо их страшных имен, а потом говорит: «Ты не будешь более звать Меня: «Ваали» (господин мой). И удалю имена Ваалов от уст ее, и не будут более вспоминаемы имена их… И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии. И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа. И будет в тот день, Я услышу, говорит Господь, услышу небо, и оно услышит землю» (Осия, 2:16-21).
Но ведь во Христе, Господе Боге и Спасителе нашем, все это исполнилось! Небо и земля соединились в Рождестве и получили залог обновления в Теле Воскресшего Господа. Так зачем же обращаться к старому образу ваалов? Прямо как у Тимура Кибирова:
А у этих Господь – ого-го какой!
Он-то и впрямь владыка земной!
Сей мир, сей век, сей мозг головной
Давно под его пятой.
Посылает ли Бог, Христос Бог, Спаситель, вот так целенаправленно и с изощренным садизмом страдания, от которых многие, очень многие ломаются, потому что они им не по силам? Или это слепой грех, как слепой змей-искуситель на фреске из старинной сербской церкви, похожий на убивающий все пырей, в мире бьет направо и налево, и только Христос сострадает вместе с одиноким страдальцем, «становясь в середину бури».
И не Бог, и не мы сами – мир пропитан грехом, тлением, бессмысленным страданием – мир погружен в бессмыслицу греха. И в нее шагает Крестом и Воскресением Сам Христос, чтобы быть рядом с нами.
Рассуждения же о том, «для чего тебе это страдание Бог послал» (особенно из сытого комфорта или с личной психологической высоты или силы), отдают цинизмом. Это обсуждение прервал Иисус, когда Его ученики изучали слепорожденного «как богословскую проблему», как рожденного нечистым и грешным – они, не-грешные, не-слепые и более-менее чистые.
Бог властен над этим. Но власть Его выражается так: Он, зная, на что идет, и став беззащитным, вошел в наш мир и был сбит с ног насмерть этим бессмысленным процессом, и восторжествовал над ним Своим Воскресением.
Как далеко это от «попускания», от «педагогического лечения» нас горем и скорбями.
Христос воссиявает посреди этой бессмысленности, Он – Бог, а Бог может говорить к сердцу человека, а не через испорченный телефон и «угадайку» Божьей воли по скорбям.
Часто, ох как часто скорби ранят, ломают человека, они не учат, они калечат.
Другое дело, что в них может являться Христос вопреки им самим, вопреки их бессмысленной безысходности.
Он разделяет любое страдание с нами, как если бы оно было Его заслуженным. Он не побоялся «стать за нас грехом» (Рим. 8:3), Он разделил наше проклятие и стал проклятым. Он пошел до конца, а не «вот досюда, дальше ты сам».
Он лучше нас знает то, что люди и ломаются от страданий – большинство ломается, кроме людей с крепчайшей психикой или черствых (но черствые и не страдают!).
Христос пришел не атлетов спасать, а инвалидов. Не здоровых, а больных.
Для Него нет чужих. Не чужая была для Него и робкая, гонимая всеми как нечистая, кровоточивая женщина, не чужой была и ушедшая в смерть девочка, дочь Иаира, и никто не чужой, никто не может так далеко уйти, чтобы Он его не нашел.
Да, молох жизни, водоворот оторванного от Бога мира крутит нас и мелет. И в этом водовороте, словно в земных водах Крещения, которые часто изображаются на иконах, как веретено, окутывающее обнаженное, открытое к страданию тело Христа, встает Христос и принимает на Себя вместе с нами «бурю этого мира», как писал Антоний, митрополит Сурожский.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML