«Матильда» не дала мне ни одной эмоции, кроме смеха

12.10.2017 16:13

"Я бы назвала Учителя Учеником – за его доброе сознание пятиклассника. Ему так хотелось показать Николая хорошим. " Журналист и писатель Марина Ахмедова посетила закрытый показ фильма "Матильда" и сделала неожиданные выводы. «Матильда» не дала мне ни одной эмоции, кроме смеха

Марина Ахмедова

В своем приветственном слове режиссер Учитель предупредил – в конце фильма титры идут шесть минут, и во время премьеры в Гамбурге никто не посмел встать и уйти в эти шесть минут. «Ух ты, – подумала я, – какое самомнение у человека». И потом в процессе просмотра я больше думала о режиссере, чем о кино.

Я – зритель не привередливый. Мне дайте «Звездные войны», «Пиратов Карибского моря», я буду самозабвенно смотреть. Я смотрела даже много серий турецкого сериала «Великолепный век», и потом в деревнях, изучая быт своих героев, грамотно могла поддержать разговор о великом визире Ибрагиме. Я почти не смотрю фильмы современного искусства – мне они не нравятся, и я испытываю эмоции. В связи с тем, что мне приходится испытывать много эмоций в своей собственной работе, я избегаю дополнительных через кинематограф. Но «Матильда» не дала мне ни одной эмоции, кроме, пожалуй, смеха.

Смех меня разбирал от диалогов героев. Да, с диалогами в российском кинематографе большая беда – в жизни люди обычно так не разговаривают. Смех меня разбирал от всяких мелких эпизодов, происходящих на экране в жизни Николая Романова. Такие могли происходить в индийском кино. Таких не было даже в турецком сериале, который смотрела вся российская провинция. Таких не могло быть в жизни цесаревича. Но такие могли быть в голове режиссера Учителя. Несколько раз за время просмотра менялось мое отношение к режиссеру. К Николаю нет – он в «Матильде» чистый и пустой, как стеклышко. Но вот Учитель, кажется, очень хороший человек, плохой режиссер, и он очень любит Николая Второго.

Я бы назвала Учителя Учеником – за его доброе сознание пятиклассника. Ему так хотелось показать Николая хорошим. Так хотелось дать понять зрителю: если бы Николай мог видеть знаки – падающая во время коронации корона, давка на Ходынке – если бы он выбрал любовь, не было бы июля 1918 года, не было бы расстрелянных его детей и не было бы самих этих детей. Упавшая корона летит и шевелится в кадре, как живое существо, поблескивая красным камушком. Происходит это достаточно долго для того, чтобы зритель мог вобрать в себя знак, понять его, осознать через все грани бьющего в глаза рубина.

Его Николай приезжает в день давки на Ходынку, и там он скорбит. Но реальный Николай в день коронации туда не приезжал. И не факт, что он скорбел. Об этом может знать только сам Николай. Мы – зрители – не имеем права диктовать режиссеру, что ему снимать, он свободен в полете своей творческой фантазии, как его Матильда была свободна, летя в разверзшейся над сценой балетной пачке. Но что это, как не любовь к Николаю в чистом виде?

Любовь Учителя свободна от агрессии и пены на губах активистов. Его любовь – не собственническая, как у Поклонской. Она детская и очень искренняя. И фильм его – очень детский. Он похож на красивые стеклышки, которые дети собирают в шапку, перетряхивают, выкидывают на пол, и вот как они легли, такой и будет картинка. В фильме много блесток, красивых кадров, но сшиты они не в сюжет, а просто сшиты. Красивая Матильда, красивые платья, красивые дома, красивая Ходынка и даже народ красивый, как ряженые. Все это мельтешит перед глазами, смешивается, как стеклышки, и, наверное, производит впечатление на зрителя, мешает ему за блестками разглядеть в фильме лишних героев, которые сюжетно не оправдывают своего присутствия, деталей, которые появляются в начале и не выстреливают в конце.

Конечно, я рада, что пошла смотреть этот фильм. Я бы сходила на него, даже если бы мне пришлось пробираться через кордоны вооруженных активистов. Это было бы делом принципа – мне, гражданке Российской Федерации, никто не имеет права указывать, что смотреть, а что нет. Но есть еще одна причина для моей радости – наконец, паззл в моей голове сложился. Все эти жаркие споры, дискуссии, поджоги, агрессия, конспирологические теории, собравшиеся вокруг фильма, наконец, улеглись в понимание того, а что же все это время происходило.

Теперь мне ясно, что дело было так – государство дает денег на фильм, который слегка видоизменит исторические факты и покажет Николая Второго крепким государственником, человеком, приносящим свое личное счастье в жертву долгу и стране, фильм подправит имидж Николая, заклейменного кровопийцей в советских учебниках истории. Люди по новому посмотрят на царя и на монархический строй. Люди поймут, что монархия – это не так уж и плохо, как убеждали их во времена советского союза. Но тут откуда ни возьмись возникает депутат Поклонская со своим протестом, и, не поняв политической повестки, начинает бороться с фильмом, уверяя, что он кого-то оскорбляет и демонстрирует все формы христианской нелюбви.

Иностранные журналисты, просмотревшие фильм вчера, задавали вопросы – «Почему российский человек, выступая против Матильды, так ждет возвращения цензуры?», «Почему на выступления православных активистов не реагировала власть?». Они ожидали привычного – вот сейчас режиссер выступит против российской власти, против цензуры, предстанет в лучах либерализма и оппозиционности, и это, конечно, поможет ему продвинуть свою картину в Европе, какой бы бездарной она ни была. Но ждали они этого зря. Учитель власть ругать не стал.

Все гораздо сложнее. Кучка маргинальных активистов – это не российское общество. А в лице Поклонской с Учителем борется не власть. Поклонская борется со властью, сама того не ведая, но и она – не оппозиционер. Да, иностранным журналистам будет очень сложно разобраться в хитросплетениях вокруг фильма, ведь все происходит очень по-русски и незапланированно. Но одно точно – наблюдать за возней вокруг фильма было гораздо интереснее, чем смотреть сам фильм.

Источник