23
«Дон Кихот» увидел свет в 1604 году. Его «отцу» – Мигелю де Сервантесу – на тот момент исполнилось 57 лет. Большая часть земного пути – а именно этот путь и был истинным «автором» романа – была уже позади…
«Не было в жизни моей ни одного дня, когда бы мне удалось подняться на верх колеса Фортуны; как только я начинаю взбираться на него, оно останавливается», – говорил Сервантес, приближаясь к концу своего жизненного пути. Он родился в 1547 году в двадцати милях от Мадрида. Предположительно – 29 сентября. Фамилия Сервантес была широко распространена в Испании и насчитывала уже пять столетий рыцарства. «Семья эта,– говорил историк,– является в испанских летописях в течение пяти столетий окруженною таким блеском и славою, что относительно происхождения ей нет основания завидовать какой бы то ни было из наиболее знатных фамилий Европы».
Постепенно внешние обстоятельства менялись и представители знатного рода все более впадали в бедность. В XV веке фамилия Сааведра соединилась с фамилией Сервантес, которая в XVI веке пришла в крайний упадок. Семья будущего всемирно известного писателя с трудом сводила концы с концами и в поисках работы для отца постоянно переезжала из города в город. Но зато дети часто были свидетелями разговоров отца и деда о былом величии их рода, о подвигах Сааведра в защиту христианства и об их всеобщем почитании. Все это, конечно, тешило честолюбие, но хлеба в закромах не прибавляло.
В 1551 году Родриго де Сервантес был арестован за неуплату долгов местному ростовщику. Скудное имущество семейства пошло с молотка. Можно предположить, что воспоминания детства легли в основу первой страницы «Дон Кихота», повествующей о скромном быте бедного испанского идальго.
«В небольшом местечке Ламанча жил недавно один из тех идальго, у которых можно найти старинный щит, копье на палке, тощую клячу и гончую собаку. Кусок отварной баранины, изредка говядины к обеду, винегрет вечером, кушанье скорби и сокрушения по субботам [Похлебка, приготовленная из потрохов и конечностей животных, околевавших в течение недели.], чечевица по пятницам и пара голубей, приготовлявшихся сверх обыкновенного в воскресенье, поглощали три четверти его годового дохода. Остальная четверть расходовалась на платье его, состоявшее из тонкого суконного полукафтанья с плисовыми панталонами и такими же туфлями, надеваемыми в праздник, и камзола из лучшей туземной саржи, носимого им в будни».
Но нужда не наполнила семейную жизнь взаимными упреками и сетованиями. Трудности переносились терпеливо и дружно.
4 года – с 1557 по 1561 гг. – Мигель учился в иезуитской коллегии, но гораздо большее влияние на него произвело дальнейшее знакомство со знаменитым испанским гуманистом и педагогом Хуаном Лопесом де Ойосой. Именно благодаря именитому мыслителю молодой Мигель выбирает путь дипломатической службы – рекомендации учителя помогли ему войти в корпус чрезвычайного посла папы Пия V монсеньору Джулио Аквива-и-Арагону. Решение пойти на службу не было праздным – окончательно разорившееся семейство кто-то должен был обеспечивать.
«О бедность, бедность! – восклицает Сервантес во второй части «Дон Кихота». – К чему ты гнездишься по преимуществу между идальго и дворянами? К чему ты заставляешь их класть заплаты на башмаки свои и на одном и том же камзоле носить пуговицы всякого рода: шелковые, костяные, стеклянные? Почему воротники их большею частью измяты, как цикорные листья, и не выкрахмалены? О, несчастный идальго, с твоею благородной кровью! Затворивши двери, питаешься ты лишь своею честью; и к чему, выходя из дому, лицемерно употребляешь ты зубочистку, не съевши ничего такого, что могло бы тебя заставить чистить себе зубы. Несчастны эти щекотливо самолюбивые люди, воображающие, будто все видят за милю заплатку на их башмаке, вытертые нитки на их плаще, пот на шляпе и голод в желудке».
Преждевременная смерть королевы Испании Елизаветы Французской (Валуа) в 1568 году стала «скорбным поводом» войти в мир испанской литературы. И хотя конкурс стихотворных эпитафий объявил учитель Сервантеса и последующие исследователи заявляли о завышенных оценках творения молодого дарования, тем не менее именно его сочинение было удостоено особой похвалы, поэтому дебют можно считать успешным.
Джулио Аквива – сам большой любитель поэзии – безусловно не мог пройти мимо победителя конкурса. Вскоре начинающий поэт получил приглашение на службу, и уже в начале 1569 года прибыл в Рим, где вступил в должность камерария (ключника), то есть вошел в ближний круг Аквива. Весной следующего года посол стал кардиналом.
Но спокойные посольские будни длились недолго. Во второй половине 1570 года началась Кипрская война. Сервантес добровольцем записался в армию и в качестве простого рядового полка Мигеля де Монкады, расквартированного в Италии, вошел в следующий этап своей жизни.
Война во многом имела религиозный – по крайней мере на идеологическом уровне – характер. И эта борьба за христианскую веру, за освобождение христиан от турецкого гнета, стала одной из ведущих тем дальнейшего творчества Сервантеса.
Писатель отличился в битве при Лепанто, которая вошла в мировую историю.
Битва при Лепанто
15 сентября 1571 года союзный флот вышел к берегам Греции. Сервантес, бывший на одном из кораблей, был охвачен нервной лихорадкой. Лежа в бредовом состоянии на койке, он услышал шум сражения – и тут же выбежал на палубу, требуя себе назначения на какой-нибудь пост. Разумеется, капитан приказал ему укрыться в трюме. Предание гласит, что Сервантес воскликнул: «До сих пор я служил как бравый солдат; теперь, как бы я ни был болен, я предпочитаю умереть, сражаясь за Бога и короля, вместо того чтобы постыдно укрываться под палубой!» После этих слов капитан указал ему место в шлюпке, привязанной сбоку корабля, где находилось еще 12 человек.
Мигель возглавил отряд, охранявший лодочный трап. Это было равносильно тому, чтобы сражаться в первом ряду при штыковом бое. Сервантес получил три огнестрельных ранения, в результате которых левая рука оказалась раздробленной. До конца жизни Сервантес ею не владел, как сам шутил по этому поводу, «к вящей славе правой»…
Храброго солдата отвезли в Мессину, зиму он провел в госпитале. После полученных ранений он имел возможность распрощаться с военной службой. Но потомок знатного рода решил остаться. В составе полка Лопе де Фигероа он провел некоторое время на острове Корфу, и даже 2 сентября 1572 года участвовал в морской битве при Наварине. Много позже Сервантес писал, что если бы ему предоставлено было выбрать себе жизненное поприще, он снова бы избрал свои раны, которые считал легким искуплением за славу быть участником такого великого дела.
Тем временем сдвиги в мировой истории усиливались. Папа Пий V умер, приближался распад Священной лиги. Брат короля Испании Филиппа II дон Хуан Австрийский начал самостоятельную политику – на берегу Африки он решил основать независимое испанское королевство, которое могло бы стать форпостом борьбы с исламскими захватчиками. Сервантес вошел в состав экспедиционного корпуса, призванного усилить североафриканские крепости Голеты и Туниса. Поход, однако, был неудачным – в Голете полегли 3 тысячи воинов. Филипп II отозвал Хуана Австрийского, вместе с которым в Италию вернулся и будущий писатель. Началась вяло текущая гарнизонная служба в Сардинии, а затем в Неаполе.
Но жизнь без риска и подвигов мало привлекала Сервантеса. И он подал в отставку. В Испанию он возвращался в сопровождении рекомендательных писем Хуана Австрийского, в которых отмечалось его безупречное поведение.
Однако добраться до родины Мигель смог лишь спустя 5 лет – для Сервантеса внезапно началась долгая «одиссея рабства». Галеру «Эль Соль» («Солнце») захватили корсары, и Сервантес вместе с братом Родриго был продан в рабство в Алжир.
«В тот день, – говорит он,– когда я прибыл побежденным на этот берег, о котором так много говорят все и который служит местом встречи и центром для стольких пиратов, я не мог удержаться от слез. Не знаю, каким образом, неожиданно для самого себя, я почувствовал, что лицо мое смочено слезами. Мысленному взору моему представились река, гора, откуда снялся с якоря великий Карл, распустив по ветру свое знамя; представилось и море, которое, завидуя великому предприятию и славе короля, показало себя на этот раз сердитее, чем когда-либо. Пока эти мысли носились в уме моем, из глаз моих лились слезы, понятные при виде такого вопиющего разгрома».
В Алжире Сервантес хорошо изучил положение пленных христиан. Ежедневно и неустанно он пытался сделать все возможное, чтобы облегчить жизнь таких же рабов, как и он сам.
Невероятные издевательства и расправы над христианами для мусульман входили в будничный порядок вещей. «Всюду, – рассказывает историк, товарищ Сервантеса, аккуратно заносивший в свою летопись каждую казнь своих единоверцев, – в тюрьмах, на галиотах, в церквах, – встречаю я людей с отрезанными носами или ушами, переломанными руками или ногами, выколотыми глазами. Все это – внешние знаки отличия исповедуемой ими религии». Этот тяжелый опыт пригодился Сервантесу для написания многих литературных произведений.
Рекомендательные письма к королю повысили статус Мигеля и, несмотря на энергичные протесты писателя, из простого солдата сделали его чуть ли не генералом. С одной стороны, это увеличило цену выкупа, с другой – сохранило от смерти. Но срок пребывания в неволе растянулся.
Сервантесу удалось передать родным письмо, в котором он извещал о постигшем их несчастье. Отец заложил и без того скудное имущество, к которому добавилось приданое обеих дочерей. На эту сумму он планировал выкупить сыновей. Когда Мигель принес деньги «хозяину» – Гассан Паше – тот лишь расхохотался… «Я вас ценю подороже», – сказал он. В результате выкупить удалось только Родриго, который на свободе принялся собирать деньги для Мигеля.
«Мигель Сервантес не знал, что значит – опустить руки. Всякая неудача, напротив, еще сильнее возбуждала его к борьбе, и Бог весть откуда рождались у него новые силы, возникали новые планы один смелее другого»1. Вновь и вновь он предпринимал дерзкие попытки бегства.
«Один только пленник умел ладить с ним [Гассан Пашой], – писал впоследствии сам Сервантес. – Это был испанский солдат Сааведра; с целью освободиться из неволи он прибегал к таким средствам, что память о них будет долго жить в том краю. И, однако, Гассан-Ага никогда не решался не только ударить его, но даже сказать грубое слово, между тем как мы все боялись – да и сам он не раз ожидал, что его посадят на кол в наказание за его постоянные попытки к побегу».
Почему не последовало казни – неизвестно. «Быть может, нравственная высота испанского идальго приводила в смущение его низкую душу, рождая в ней недоумение, как бы перед чем-то недоступным его пониманию, пожалуй, казавшимся ему сверхъестественным. Об этом никогда никому не сказал ни слова свирепый поклонник Магомета»2.
Постепенно надежда на спасение становилась все более призрачной: для семьи сбор денег на выкуп стал невыполнимой задачей, да и на удачный побег уповать приходилось все меньше.
Свобода пришла неожиданно. Мигеля выкупил монах ордена Святой Троицы Хуан Гиль. Это произошло 19 сентября 1580 года.
Сервантес писал: «Свобода – это сокровище, дарованное человеку небесами; за свободу, так же, как и за честь, нужно рисковать жизнью, так как высшее зло – это рабство».
Иллюстрация Анастасии Архиповой
Родина встретила своего героя более чем прохладно. Отец умер, мать доживала последние дни, брат Родриго служил в армии, а прежних друзей и след простыл. Ветеран оказался в крайней нужде. Беспомощность и одиночество разом навалились на Сервантеса. Не представлявший свою жизнь без служения, Мигель решил вернуться на военное поприще – и поступил солдатом в тот же полк, где служил прежде и где теперь находился Родриго.
Полк был послан в новоприобретенное Португальское королевство. «Мигель Сервантес начинал приобретать популярность. На зимних квартирах в Лиссабоне его охотно принимали в лучшем обществе. Превосходство его ума, благородная манера держать себя, веселый нрав и интересная, изящная беседа заставляли каждого забывать о его солдатском камзоле»3.
В декабре 1584 года Сервантес вступил в брак с донной Каталиной Воцмедиана. «Брак этот был именно таким, какого можно ожидать от человека с нравственным складом Сервантеса: очень почетным, но без малейшего намека на материальный расчет. Невеста принадлежала к чрезвычайно знатной, но столь же бедной семье. Обнародованные Пелиссером подробности брачного контракта показывают, до чего доходила бедность жениха и невесты: в числе предметов, составлявших приданое Каталины Воцмедиана, значилось полдюжины кур!»4 Более тридцати лет прожили супруги вместе, и писатель умер на руках своей жены.
Женившись, Мигель решил оставить военную службу и наконец обзавестись тихим домашним очагом. Супруги переселились в Мадрид. Началась литературная карьера Сервантеса.
Его первое крупное произведение – роман «Галатея» – вышел в свет в его родном городе Алкале в 1585 году. Издатель предложил никому не известному автору вполне приличный гонорар в 1 336 реалов. Для сравнения, на один реал можно было заказать отменный ужин и ночлег в гостинице, на три реала купить пару приличных башмаков. Таким образом, впервые в жизни карман Сервантеса оказался оттянут приличной суммой.
Но материальное благополучие длилось недолго: содержание собственной жены, матери, двух сестер и внебрачной дочери Изабели требовало немалых расходов. Успех «Галатеи» оказался мимолетным, а пьесы, которые Сервантес писал для театра, популярностью не пользовались.
Мигель был рад любому заработку и устроился сборщиком податей. Многие более приспособленные к жизни обогащались на этом месте, но Сервантес, мотаясь по окрестностям Севильи целыми днями, зарабатывал лишь 12 реалов в день.
С 1597 по 1603 год Мигель несколько раз оказывался в севильской тюрьме из-за допущенной небрежности в отчетах и недостачи денег. Но именно в неволе, в 1603 году, Сервантес приступает к написанию главного романа своей жизни — «Дон Кихота». «Что же иное мог породить бесплодный мой и неразвитый ум, – замечал в Прологе романа автор, – если не повесть о костлявом, тощем, взбалмошном сыне, полном самых неожиданных мыслей, доселе никому не приходивших в голову, – словом, о таком, какого только и можно было породить в темнице, местопребывании всякого рода помех, обиталище одних лишь унылых звуков». Считается, что впервые образы безумного рыцаря и его преданного оруженосца, за неимением письменных принадлежностей, были прорисованы углем на стене камеры.
Иллюстрация Анастасии Архиповой
Лопе де Вега говорил: «Нет писателя хуже Сервантеса». Но когда в январе 1605 года «Дон Кихот» впервые увидел свет, всеобщему удивлению не было предела: успех романа превзошел все ожидания. Книгу буквально сметали с прилавков. Только в 1605 г. в Испании вышло шесть его изданий. В 1615 году появилась вторая часть «Дон Кихота». Успех ее был также велик.
Дон Кихот и Санчо Панса мгновенно превратились в нарицательных персонажей и отправились в свое великолепное путешествие по городам и весям. В 1607 г. роман вышел в Брюсселе, в 1610-м – в Милане. До 1615 г. (когда появился второй том) произведение вышло десятью изданиями общим тиражом более 12 тысяч экземпляров. В 1614 г. первый том романа выходит на французском языке, в 1620-м – на английском, в 1622-м – на итальянском…
В XVII веке в мире вышло более 70 изданий, а в XVIII – более 150, в XIX – более 600, в XX по количеству изданий роман уступил разве что Библии.
За свое творение Сервантес получил значительный гонорар и больше никогда не находился в крайней нужде. Но и богачом он не стал. Лиценциат Маркес Торрес, подписывая разрешение на издание второго тома в 1615 году, в отзыве описал свою встречу с французским послом и его окружением. «Они подробно расспрашивали меня о его возрасте, занятиях, положении и состоянии. Я вынужден был сказать им, что он стар, солдат, идальго и беден. На это один из них ответил следующими, точно передаваемыми здесь словами: «Значит, такого человека Испания не сделала богатым и не поддерживает на государственный счет». Тут вмешался другой кавалер, высказав с большим остроумием мысль: «Если нужда заставляет его писать, дай Бог, чтобы он никогда не жил в достатке, ибо своими творениями, будучи сам бедным, он обогащает весь мир».
Жестокие Средние века сказались в «Дон Кихоте» «отблеском провансальской поэзии, сказочной грацией тех самых романов, над которыми Сервантес так добродушно посмеялся»5. В век безмерно проливающейся крови и костров с еретиками, будучи современником Варфоломеевской ночи, он описал простыми словами, с большой долей иронии и тенью печали жизнь простого человека, который, будучи «одержим» благими намерениями и безупречными идеалами, совершал не всегда оправданные, нередко бесполезные, а порой и вредные поступки. Трактовок образа Дон Кихота существует множество, но все они по преимуществу сводятся к двум основным.
Приверженцы первой утверждают, что роман – всего лишь комедия, не претендующая на глубину, а Дон Кихот – нелепый чудак, верящий в сказки. Современники текст так и читали – все, от бедняка до знатного вельможи, смеялись без удержу. При встрече с хохочущим человеком с книгой в руках даже шутили: он либо сумасшедший, либо читает «Дон Кихота».
Постепенно стали открываться глубины романа. Дон Кихота возвели чуть ли не в ранг святых мучеников за веру, его имя сделали синонимом искренности и служения добру. «Дон Кихот, – заметил Тургенев в своей речи «Гамлет и Дон Кихот», – проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться всевозможным лишениям, жертвовать жизнию (…) он весь – самопожертвование».
По-видимому, изначально роман создавался как исключительно развлекательное повествование. Но его автор, наделенный проницательным сердцем и богатым жизненным опытом, по мере работы проникал все глубже и глубже в тайну души человека.
Достоевский оставил, пожалуй, самое проникновенные слова о «Дон Кихоте»: «Во всем мире нет глубже и сильнее этого сочинения. Это пока последнее и величайшее слово человеческой мысли, это самая горькая ирония, которую только мог выразить человек…» «Эту самую грустную из книг не забудет взять с собою человек на последний суд Божий. Он укажет на сообщенную в ней глубочайшую и роковую тайну человека и человечества».
Сервантес, с одной стороны видевший мучения сотен пленных христиан и воевавший под знаменем Христа, а с другой – знавший в подробностях об ужасах костров инквизиции, не мог не задуматься о сущности человека. Безусловно, донкихоты – все те, кто во имя Христа отправлялся с миссией в самые неизвестные уголки земного шара, дабы нести свет веры. Но разве не донкихоты – инквизиторы, которые довели свои идеалы до противоположности Евангелию. А французские, русские революционеры, Че Гевара, Кастро – не провозглашали они идеи добра и справедливости?! М.Петрашевский, например, читал на собраниях своего кружка лично им написанное «Введение к «Дон Кихоту», да и в методах его деятельности было немало сходного с безумным идальго: чтение дворникам лекций о фурьеризме, о «равноправии их с господами».
Но в рамках своих земных координат мы видим каждого человека буквально со своей точки зрения. И на другую «точку обзора» встать не можем.
А Дон Кихот показан словно вне точки зрения – в совокупности помыслов и дел – таким, какой он есть. Жалким и величественным, мудрым и безумным, сильным и лишенным сил. А таким человека может увидеть только Бог.
Поэтому Достоевский и говорил о «тайне человека и человечества». Тайна эта – роковое несоответствие намерений и дел. Вечная борьба с мельницами и выдуманными волшебниками.
Иллюстрация Анастасии Архиповой
Если честно читать «Дон Кихота», невозможно в образе безумного идальго не увидеть себя.
Да, я также ставлю перед собой благие цели, пытаюсь идти к ним добрыми поступками, но из десяти дел, положенных в свою «копилочку», едва ли найдется одно, достойное выстоять на Страшном суде.
«Мы безумны Христа ради», – сказал апостол. Но чем безумство апостолов отличается от безумства безумца? Ведь безумец может так же обращаться к Богу, даже действовать во Имя Его. Почему же в первом случае есть плоды, а во втором – нет? Возможно, потому что безумец обращается к Творцу не для того, чтобы услышать ответ, а лишь для того, чтобы оправдать свои действия.
Писатель, приводя своего героя – особенно любимого героя – к смертному одру, говорит, по сути, о том, как умирать должно и правильно, как ему самому хотелось бы умереть. Здесь вариантов немного – смерть в бою, за идею, смерть в пути к цели или смерть в окружении любящих людей, с миром в сердце и со словами благодарности.
Дон Кихот умер в 1615 году, на последней странице великого романа. Смерть его вызывает искреннее умиление. Когда Санчо, пытаясь его утешить, говорит, что они скоро отправятся на рыцарские подвиги, идальго отвечает: «Нет, все это навсегда прошло, и я прошу у всех прощения; я уже не Дон Кихот, я снова Алонзо Добрый, как меня некогда называли, – Alonbu ol Bueno».
Удивительно, что именно доброту он упоминает как главную свою добродетель – не храбрость, не жажду справедливости, а именно доброту. Потому что это и было главным свойством его души.
И на Страшном Суде в свое оправдание он предстанет именно со своей добротой.
Через год – 26 апреля 1616 года – с земной жизнью простился Сервантес. С годами его религиозные размышления углублялись, все более удаляя его от мирских забот. Все чаще он находил утешение в уединенной молитве. За всю свою долгую и трудную жизнь он ни разу открыто (кто знает, какие бури бушевали в душе писателя) не возроптал на Бога.
В 1609 году Сервантес вступил в ряды Братства святейшего причастия. Под его влиянием обе сестры, а вскоре и жена постриглись в монахини. В 1613 году писатель стал членом религиозного братства мирян францисканского ордена, а за несколько дней до смерти принял полное посвящение.
23 апреля 1616 года Мигель де Сервантес Сааведра мирно почил. Его похоронили в монастыре Святой Троицы с непокрытой головой, как члена ордена. В 1633 году монастырь был оставлен монахами. Могила Сервантеса была забыта и столетия оставалась затерянной. Только в марте 2015 года останки писателя были обнаружены и опознаны в одном из склепов в монастыре де лас Тринитариас. В июне того же года они были перезахоронены.
В центе Мадрида, на Площади Испании, трудно пройти мимо внушительного памятника. В центре композиции – сидящий в кресле почтенный муж, «царь испанских поэтов». Это Мигель де Сервантес. Он глядит вдаль печально и сосредоточенно. Высоко над ним – ангелы, удерживающие земной шар. Позади и по сторонам – читатели и герои его произведений. А у подножья кресла – не прекращающая своего движения вот уже более 400 лет пара – Дон-Кихот (внешне удивительно похожий на своего создателя) на Росинанте и Санчо Панса на ослике. Их неспешное движение невозможно остановить. Мастерски подмеченные и описанные, они бредут в вечность, побуждая все новых и новых читателей посмотреть не только вокруг, но и внутрь себя.
1А.Цомакион. Сервантес. Его жизнь и литературная деятельность.
2Там же.
3Там же.
4Там же.
5И.С.Тургенев. Гамлет и Дон Кихот.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML