10
О чем думает батюшка, глядя на свой наперсный крест – рассказывает священник Сергий Круглов.
Священник Сергий Круглов
Батюшка готовится к службе, думает: ну вот, снова запоем: «Кресту Твоему…», и снова – проповедовать будем про то, что вся наша многоскорбная жизнь есть крест, который надо взять и нести со смирением и терпением, по образу того, как Сам Христос Свой крест нес…
Впрочем, думает батюшка, что значит – «мы». Он сам, батюшка, может, и не будет завтра на службе ничего говорить людям. Что говорить, ведь люди и так всё знают, все проповеди слыхали уже не по одному разу. Батюшка вообще в последние годы реже стал что-то «положенное» с амвона говорить… Разве что уж такое, что само из сердца вырвется, чем не можешь не поделиться с людьми, с прихожанами, которых много-много лет знаешь.
Батюшка сидит и рассматривает свой собственный наперсный крест.
Кресты священнические, как известно, разные бывают. Тому, кто только что рукоположен и служит первые свои младоиерейские годы, дают крест – восьмиконечный, «беленький» (впрочем, случается, что с таким батьки и до старости ходят, особенно в глубинке, это кому уж как повезет…).
Еще такой священники называют – «николаевский»: в стародавние времена на Руси кресты на груди были особым отличием немногих выдающихся служителей, и только в 1896 году указом императора Николая II было велено на всех без исключения иереев возлагать наперсный крест. В те времена эти «беленькие» кресты были серебряные, в наши времена – делаются по большей части из материалов, скажем так, идентичных натуральному.
Кто послужил подольше – получает крест четырехконечный, «желтенький», тоже из современных металлосплавов. Он еще зовется «павловский», при императоре Павле такой крест (тогда он делался из серебра в позолоте) был введен как особый знак отличия для маститых священников.
В наше же время маститые священники носят кресты уже иные, так называемые «наградные», тут уж – разнообразие форм и размеров, драгметаллов и камней, коли наградили – выбирай, какой тебе по душе…
Смотрит батюшка на свой наперсный крест, который много уж лет носит, и вспоминает священническую цеховую шутку, которую батьки применяют к вопросу о ступенях духовного возрастания пастыря в его служении.
Особенность этой шутки такова, что ни слова в ней не выдумано, все слова – чистая констатация факта: первые горячие неофитские годы носит священник белый крест, а на обороте его – надпись из первого послания апостола Павла к Тимофею: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою», назидание, мол, носи, пастырь, крест, да помни, каким ты быть должен. На очередном «желтом» кресте – надпись: «Пресвитеру, дающему образ верным словом и житием», вроде как одобрение, ну, молодец, мол, потрудился. А на богато украшенном наградном кресте – там кратко написано: «Софрино».
Смотрит батюшка на свой наперсный крест, потертый за годы, смотрит на самого себя, тоже изрядно потертого жизнью и службой… И думает: каков ты, крест священника?
Много про что батюшка думает в связи с расхожим понятием «нести крест».
Про новоначальную свою пору, растянувшуюся на многие годы, когда и служил, и по требам бегал, и проповедовал, и всё делал по поповской поговорке: «Не поспи – не пообедай, всё крести да исповедуй», и как годы эти текли-текли и в какую-то воронку утекли, и как батарейки словно бы понемногу внутри сели, и как усталость душевная и телесная накопилась, и вроде бы подкралось и то, что нынче именуют «выгоранием».
Ну, если честно, выгорание это у батюшки бывало какое-то нетипичное, не совсем такое, как в модных статьях описано: вроде вот выгорел, всё. Ан нет, собрал Бог твой пепел в кучку, чего-то там сделал – глядишь, поджег, и горит опять помаленьку…
Про то, как чем дальше, тем больше открывались у батюшки глаза на церковные грехи и нестроения, на то, что Фудель назвал «темным двойником Церкви». На то, что, оказывается, все две тысячи лет люди, приходящие в Церковь, несли каждый еще и свою историческую, этническую, политическую, а равно и внутреннюю греховную грязь на подошвах, что извечные три искушения Христа в пустыне до сих пор предлагаются врагом церковным людям, что живем мы на войне, и пока еще конца ей не предвидится…
Про то, как нарастало от вида всего этого с годами в душе нечто, похожее на отчаяние: «Что в Церкви-то творится!», с которым не знал что делать. Изливать его в Интернет в виде «анонимных разоблачений» или лезть на баррикады – нет сил и харизмы борца, да и тошно как-то. Кроме того, в зеркало на себя посмотришь – и пафос обличительный испаряется…
Вспомнил батюшка случай, когда от этого состояния его вылечил, как ни странно, старый добрый, вовсе не церковный, но любимый Булгаков, у которого в «Мастере и Маргарите» есть эпизод: на знаменитом концерте в театре Варьете один из зрителей, председатель акустической комиссии Семплеяров, потребовал разоблачения фокусов, и в ответ Семплеярову устроили подлинное разоблачение – принародно огласили его собственные грешки, и в этом эпизоде – самая что ни на есть евангельская правда.
Думает батюшка и про то, что отрезвление от такого отчаяния – только одно: насущные ежедневные малые, «невселенские», дела, а с ними – Евангелие, литургия, приходящие в храм люди, которые снова и снова нуждаются, нет, не в тебе, батюшка, а во Христе.
Вот и выбирай: или отчайся вконец и беги из Церкви куда глаза глядят (куда?..), или – посмотри на Того, Кому тоже не было уютно в Его земном служении, вплоть до того, что гвоздями приколотили ко кресту, и – служи дальше.
А Господь уж как-то поможет, Ему не впервой.
Про то, что, сколько бы слов о Христе ни сеял в массу прихожан, но она так и остается массой, косной и суеверной, и попробуй-ка стань «батюшкой нет», примени, так скажем, вместо любимой тобой икономии строгую акривию, откажись отпеть человека, которого в первый и последний раз видишь в этом гробу, или покрестить младенца у родителей, в чьем знании Символа веры сомневаешься – столько врагов наживешь. (И тут же – мысли: ну, не знает он Символа веры, не читал Евангелия… Но разве отринул его Христос?
Тебя-то самого ведь когда-то не отринул? Христос-то ведь и о нем переживает, надеется в Церковь Свою его привести? Не читал он Евангелия – так прочитает, жизнь еще вся впереди. Вот ты и не следуй примеру иудейских архиереев, которые некогда в раздражении сказали: «Народ сей невежда в законе, проклят он!», не считай себя мерилом Православия. Лучше помолись Богу и приложи какие есть силы к пришедшему сему человеку, постарайся, чтоб открыл для себя Евангелие, раздуй в нем искорку, чтоб – увидел Христа … Ага, а где силы взять?! А то самое выгорание, опять же?! Думы, думы, баран да овца – начинай с конца)…
Фото: Tatarstan-mitropolia.ru
«Тяжел ты, крест российского православного священника!.. А с креста, сказано, не сходят, с него снимают!.. Вот и буду героически нести его дальше!..» – тут к думам батюшки примешиваются новые краски: жаление себя, но уже смешанное с самодовольством и тщеславием. Стоп, говорит себе батюшка. Ты уж не мечтательный подросток, ты уж почти старик – самому-то не смешно от себя? А ну-ка, где опять-таки мое верное зеркало (снова и снова оно полезным бывает), гляну в него, пусть скажет в который раз, не я ли на свете всех святее!..
Зеркала под рукой у батюшки нет. Потому посмотрел он просто в окно. А там из осенних туч – солнце, небо виднеется… Никакого вроде бы чуда, никакого особо дивного знамения. Но батюшке становится понятно: не крест тебя тяготит. Крест Христов, иго Его – легок, недаром Он Сам призывал людей принять его на себя.
Не крест тяготит и приводит в уныние – тень от креста. Но ведь тень эта кончится, она не вечна, в этом наша вера и наше упование. А вечны – Солнце Правды и Небо Воскресения.
Батюшка думает о словах митрополита Антония Сурожского, которые прочел когда-то: «Я в Церкви – частное лицо». Отвечаю я – прежде всего за себя самого. А за других людей – не «отвечать» я должен, а должен им служить, пытаться любить, брать их на себя, не брезговать, если надо, влезать в их болячки, пытаясь как-то помочь.
И доверять Христу в том, что Он знает этих людей гораздо лучше тебя, видит и проживает всю тяготу земной жизни Церкви полнее тебя, Он есть глава Церкви, спаситель Ее и судья, а не ты.
И еще ты должен верить в людей, верить, что люди Церкви – это те, кто способен отодвинуть хотя бы на время свою самость, свои страсти, претензии, распри, злобу своего дня, и переключиться на Христа.
Те, с кем вместе завтра будешь стоять в одном храме и «едиными усты и единем сердцем» свидетельствовать: «Крест – хранитель всея вселенная, Крест – красота Церкви, Крест – царей держава, Крест – верных утверждение, Крест – ангелов слава и демонов язва».
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML