4
Как, манипулируя терминами и законом, сносят уникальные здания, можно ли избежать разрушения и почему жителям не дадут решать, что на самом деле нужно охранять. В Международный день охраны памятников об утратах Москвы рассказывает один из основателей общественного движения «Архнадзор» Рустам Рахматуллин.
– «Архнадзор» ведет «Черную книгу», перечисляя утраченные за последнее десятилетие памятники архитектуры. Разве раньше не сносили?
– Электронную «Черную книгу» мы завели с приходом в Москву Сергея Собянина, но вовсе не потому, что Лужков этого не заслуживал. Вандализму времени Лужкова мы посвятили бумажную «черную» книгу, охватывающую период с 1990 по 2006 год, когда она была издана. Идея электронной книги пришла с опозданием, в 2010 году. При рождении «Архнадзора» (2009 год) мы предпочли сначала сделать «Красную книгу» угроз. Уточню, что «Черная книга» – это книга утрат как объектов культурного наследия, так и исторической среды.
Справка: За период с декабря 2010 года только по декабрь 2016 года в столице было снесено 125 исторических зданий. Перечисленные в «Черной книге» «Архнадзора» здания либо обладали статусом памятника архитектуры, либо потенциально заслуживали охранного статуса, но, несмотря на протесты горожан, так его и не получили.
Градозащитники убеждены: виной тому не только политика застройки города, но и отсутствие у Москвы статуса исторического поселения. Этот статус предполагает сохранение всех зданий, определяющих исторический облик города.
– Какие утраты считаете самыми обидными за последнее десятилетие?
– В 2011 году на Большой Никитской, 19 мы потеряли усадьбу Шаховских-Глебовых-Стрешневых, ее дворовую часть снесли для строительства новой сцены «Геликон-оперы». «Архнадзор» противостоял сносу полгода, в том числе выходя на улицу. Но старое лужковское решение при Собянине продолжили проводить в жизнь, и усадьба была разрушена. Хотя что могло быть проще, чем предоставить для новой сцены новое место?
Справка: В 1886 году княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева переделала родовой дом XVIII века по проекту двух архитекторов. Федор Кольбе перестроил уличный фасад, а Константин Терский – двор и дворовый фасад. Уличный стал образцом европейской эклектики, двор – замечательным примером псевдорусской стилизации.
Для хозяев это узорочье было памятью о времени возвышения рода: царь Михаил Федорович взял жену из Стрешневых. Для горожан – одним из самых ярких образов на Большой Никитской.
Парадный двор усадьбы Шаховских-Глебовых-Стрешневых до сноса. Фото: «Архнадзор»
При Лужкове начали ломать, а в 2012 году доломали интерьеры «Детского мира» на Лубянской площади.
Справка: Здание универмага «Детский мир» построено по проекту выдающегося советского архитектора А.Н. Душкина в 1954–1957 годах. Являясь характерным образцом архитектуры своего времени, здание было создано как один из важнейших символов победы над фашизмом ради будущего страны – ее детей.
“Детский мир”. 1989 год
В 2012 году был снесен на ¾ стадион «Динамо» на Ленинградском проспекте.
Справка: Стадион «Динамо» построен в 1927–1936 годах по проекту Леонида Чериковера и Александра Лангмана. В 1987 году получил статус памятника архитектуры. Предмет охраны определен как «градоформирующая роль в системе застройки Ленинградского проспекта и окружающей среды, функциональное назначение, объемно-пространственная структура стадиона с архитектурно-художественным оформлением фасадов, трибуны и подтрибунное пространство».
Стадион “Динамо”
В 2013 году было снесено на 2/5 Круговое депо Николаевского вокзала – старейший памятник инфраструктуры русских железных дорог, работа архитектора Тона, строителя храма Христа Спасителя и Кремлевского дворца.
Справка: Здание Кругового депо построено в 1850-х гг. по проекту выдающегося русского зодчего Константина Тона. Представляло собой два завершенных, идеально выверенных кольца стен, внутри которых – арена для паровозов, словно реплика римского Колизея. Оно стало одним из первых подобных сооружений в мире, послужило образцом для строительства аналогичных депо в Западной Европе и США.
Круговое локомотивное депо Николаевской железной дороги. 1850-е
Соборную мечеть в Выползовом переулке, 7, которая более ста лет служила духовным центром московской мусульманской общины, снесли по желанию самой общины в 2011 году. Это, кстати, беспрецедентный для Москвы случай утраты храма, впервые после советского времени. Снос мечети привел к конфликту между двумя Духовными управлениями мусульман. За сохранение памятника, в сущности, стояла старомосковская община.
Справка: Соборная мечеть построена в 1904 году по проекту архитектора Николая Жукова. Была одной из двух сохранявшихся до наших дней исторических мусульманских молелен Москвы, службы в которой не прекращались с 1904 по 2011 год.
Московская соборная мечеть 1904 года
Большой потерей стал «дом Болконского» из «Войны и мира», то есть дом князя Волконского – деда Толстого. Роман «Война и мир», в котором фигурируют всего несколько конкретных домов, ввел образ Москвы в мировую литературу. Дому было отказано в охранном статусе, и он подвергся радикальной реконструкции со сносом части подлинных стен и надстройкой двумя этажами. Полгода нашей жизни мы защищали дом физически.
Справка: Главный дом городской усадьбы по адресу Воздвиженка, 9 построен в XVIII веке. С 1816 по 1821 год домом владел генерал князь Н.С. Волконский – дед Льва Толстого. Дом перестраивался в 1890-1910-х гг., а также в 1990-х гг., но сохранял архитектурную и мемориальную ценность.
Особняк князя Волконского
В 2014 году мы потеряли палаты Киреевского – надеюсь, это последняя утрата Москвы в номинации «палаты XVII века». Это был памятник средневековой Москвы, расположенный перед Зачатьевским монастырем на Остоженке. Заказчиком работ, приведших к сносу, выступил сам монастырь, которому палаты принадлежали. Втайне, вручную, за непроницаемыми баннерами здание было разобрано по кирпичу.
Справка: Палаты Киреевского на Остоженке, 19, строение 2, возведены в конце XVII века. Предполагают, что строителем был петровский стольник Андрей Римский-Корсаков. Во второй трети XIX века домом владел Петр Васильевич Киреевский, знаменитый славянофил и фольклорист.
Палаты Киреевского. 2005 год. Фото А. Степанова
– Наверное, нельзя сохранить все, бывают же ветхие здания?
– Ветхость – не основание для сноса памятника, слова «снос» и «памятник» нигде в законе не стоят рядом. Например, усадьбу Шаховской сносили не под предлогом ветхости, а ради строительства нового помещения театра. Манипуляция, которая сопровождала процедуру, была примитивной, но циничной и неожиданной. Чтобы сделать приятное Лужкову, а потом и новой администрации, органы охраны памятников заявили, что адрес с дробью относится исключительно к угловому строению усадьбы.
Таким строением оказался соседний театр Маяковского – бывший частный театр княгини Шаховской. Так памятник федерального значения, собственно усадьба, вмиг перестал быть памятником. По мнению начальства, разумеется.
–Такая уловка – распространенный прием?
– Нет, единичный. В случае с «Детским миром» прием был другой. Существует термин закона «предмет охраны». Им описывается то, что, собственно, охраняется в памятнике. Предмет охраны интерьеров «Детского мира» был описан как почти нулевой – внешний периметр здания, даже без упоминания материала стен. Он был подписан лично Лужковым, а при Собянине его не стали пересматривать, вопреки нашему требованию. Интерьеры «Детского мира» полностью уничтожили с помощью малой техники.
В случае со стадионом «Динамо» был применен третий вид манипуляции – изменение категории охраны. Категория «памятник» заменена на «достопримечательное место». Законодатель ввел это понятие главным образом для защиты ландшафтов и других территорий.
Рустам Рахматуллин. Фото: Музей Москвы / Facebook
«Достопримечательное место» превращает завершенное творение, каким и является всякий памятник, в незавершенное, в объект капитального строительства.
Говоря юридически, «достместо» подпадает под действие Градостроительного кодекса, получает градостроительный регламент. Градрегламент стадиона «Динамо» был написан так, чтобы снести ¾ здания.
Снос Кругового депо Николаевского вокзала был, пожалуй, самым циничным. Он проходил под шапкой «реставрация с приспособлением» и даже сопровождался актом государственной историко-культурной экспертизы. «Реставрация» началась с работы экскаватора, который в одну ночь снес ⅖ памятника; у нас имеется видеозапись.
В акте «экспертизы» покойный ныне «эксперт» писал, что поскольку все паровозные стойла одинаковые, а железной дороге нужен новый путь, то можно сносить. А если вдруг россиянам понадобятся снесенные стойла обратно, их не составит труда восстановить. Цитирую близко к тексту. Теперь представьте себе торт, который вам дарят к празднику. Снимаете крышку, а там 9 кусков из 22 кто-то уже съел. Именно так выглядит «отреставрированное» депо.
Манипуляция с адресом, с предметом охраны, с переменой вида объекта наследия, с «шапкой» работ и государственной историко-культурной экспертизой – все эти виды манипуляций Правительство Москвы исчерпало примерно к 2014 году. Мы предавали гласности и жесткой критике все эти виды. Остается угроза отказа в охранном статусе, а такой отказ бывает равнозначен манипуляции.
– Например?
– Например, уже упомянутые Соборная мечеть и «дом Болконского».
– Как можно было сохранить мечеть?
– Вопрос, как можно было ее НЕ сохранить. Посмотрите, в соседнем квартале построен кафедральный собор Армянской Церкви. Кто-то был против? Нет. Было ли трудно выделить участок для новой мечети рядом с существующей? Нет. Мы и сейчас видим огромный пустырь напротив театра Дурова.
– А если представить, что прокладывается транспортная магистраль, Третье кольцо, например, а на пути встречается памятник. Что дальше?
– Существование памятника – исходное ограничение проектирования. Так по закону. А что на практике? Вдоль Казанской железной дороги запроектирована магистраль, из-за которой вырублена часть Кусковского парка, то есть всероссийски известной усадьбы Шереметевых Кусково. Сочинена подложная экспертиза. Спровоцирован уличный протест.
Та же история с Круговым депо – пример нежелания РЖД перепроектировать дополнительный путь к Ленинградскому вокзалу. Притом функционально РЖД уже не было нужно старинное депо. Хотя это идеальное место для ретро-техники, для музея. Или можно было упереть дополнительный путь в депо, сделав его дополнительным вокзальным павильоном и соединив с главным зданием вокзала траволаторами (горизонтальными эскалаторами).
Словом, если есть презумпция невиновности памятников, если «нельзя» означает «нельзя», как в игре «черный с белым не берите», – то возникает рамка, благодаря которой в голову приходят умные решения. Когда же всем нельзя, а кому-то можно, – получается снос.
И теперь РЖД проектирует пути на месте другого статусного памятника – вокзала в подмосковном Одинцове, авторского произведения архитектора модерна Льва Кекушева.
– Хотите сказать, избежать разрушения можно всегда?
– Именно так.
– А есть ли примеры изменения градостроительного проекта ради сохранения памятников?
– Приведу масштабный пример. В 1986 году на отрезке от Красносельской улицы до Госпитального моста шло строительство Третьего транспортного кольца. На пересечении трассы с Бакунинской улицей люди встали на защиту палат Щербакова (Бакунинская, 24) и группы зданий, стоявших за ними. Нам с координатором «Архнадзора» Константином Михайловым было тогда лет по двадцать, это один из первых наших опытов градозащиты.
Помимо обороны самих палат, люди стояли против дальнейшей прокладки магистрали открытым способом через Лефортовский дворцовый парк. Напомню: по первоначальному проекту Третье кольцо пролегало не в туннеле, а перед фасадом Главного военного госпиталя и Екатерининского дворца, со сносом еще четырех исторических домов в Лефортове, с постановкой церкви Петра и Павла на остров между тремя магистралями.
На защиту Лефортова с нами встали генералы – руководство Военного госпиталя и Бронетанковой академии, занимавшей Екатерининский дворец. А палаты Щербакова мы физически заняли на несколько месяцев. Вскоре проект был заморожен, потом началось перепроектирование. При Лужкове Третье кольцо на этом участке прошло под землей. Да, это дороже, но если имеешь дело с памятниками, изволь соблюдать закон.
– А если я живу в выдающемся памятнике, но канализация прогнила и деревянные перекрытия в любой момент рискуют вспыхнуть, потому что дом газифицирован? Может, старое все-таки должно уступить место современному и удобному?
– Подавляющая часть памятников жилыми и многоквартирными домами не являются. Больше всего таких жителей в Петербурге, затем в Москве, но мы нечасто слышим от них про желание что-то снести. Чаще про желание переехать. Оппозиции «протекающий потолок или наследие» не существует. Закон о наследии не направлен против удобств, а ремонт – вид работ по сохранению памятников наряду с реставрацией.
– Но имеет ли житель право голоса? Положим, мне кажется, что полуразрушенное здание рядом с моим не памятным домом только портит общий вид.
– Закон устроен так, что чье-либо желание что-либо снести не учитывается при наделении здания охранным статусом, а тем более после наделения. Это экспертные вопросы, как и способы сохранения памятников, они не могут быть темами референдумов или электронных голосований. Мы же не решаем голосованием, как строить ракеты или делать любую другую профессиональную работу.
Зато житель дома может заявить здание на охрану, такое право у него есть, как у каждого из нас. И мы знаем множество таких жителей. Тех, кто отстаивает свои дома средствами закона.
Дома становятся памятниками по нашим с вами заявкам и по экспертным заключениям специалистов, которых мы как народ обучили в специальных заведениях. Окончательное решение принадлежит государственным органам.
Вынося суждение о здании, «обычный» человек может попасть впросак, как любой неспециалист в любом деле. Например, палаты XVII века часто невидимы за поздними фасадами. До сих пор мы открываем палаты в Москве, примерно по одному зданию в год. Это в точном смысле слова научные открытия.
Совсем недавно выяснилось, что дом Литературного института на Тверском бульваре, место рождения Герцена, – палаты XVII века, хотя памятник выглядел лишь как произведение классицизма. Сейчас фрагмент древнего фасада раскрыт со стороны Большой Бронной улицы.
Знаменитый ресторан «Арагви» также оказался палатами XVII века. Ресторан был посещаем и известен, но открытие сделано только в 2000-е годы.
Ресторан «Арагви». Фото: moscowwalks.ru
Дом, не имеющий ярких архитектурных признаков, может быть мемориалом. Великий писатель или художник может родиться где угодно. «Дом хоббита», в котором родился Чехов в Таганроге, не за архитектуру сделан памятником. Терминология закона, к слову, более общая: «объекты культурного наследия». Архитектура – лишь один аспект ценности. Петр I, Суворов предпочитали жить в предельно аскетичных домах.
Поэтому «простой» человек, при всем уважении, – не выносит экспертное суждение. В своей-то профессии он непрост и знает цену посторонним суждениям о своем деле.
– Какова тенденция сносов по вашей оценке?
– В 2009 году у нас был лозунг, с которым мы вышли на первый свой митинг: «XVII век ломают только в Москве». Тогда в столице действительно ломали древности любого времени, начиная с номинации «древнейшие гражданские здания».
Утратой в этой номинации едва не стали палаты Гурьевых в Потаповском переулке, 6 – один из знаковых адресов XVII века, которые защищает «Архнадзор». Городские власти пытались отказать палатам в государственной охране, а инвестору был выгоден поджог. Сейчас это памятник, но последствия пожара не устранены до сих пор.
Палаты Гурьевых. Пожар. Фото: “Архнадзор”
Ломали всё: барокко, классицизм, модерн, конструктивизм… Мы знаем утраты из «Альбомов партикулярных строений» великого зодчего Матвея Казакова, то есть из перечня лучших зданий XVIII века.
Эта тенденция пошла на убыль с началом второго срока Собянина, или примерно с 2014 года, когда администрация взяла голову в руки и выучила, что памятники сносить нельзя, и даже узнала про статью 243 Уголовного кодекса об умышленном уничтожении объектов культурного наследия. Подчеркну, это произошло не само собою, а в результате огромных общественных, экспертных, журналистских и иных усилий.
На этом рубеже – 2014 год – стоят два памятника. Уже упоминавшиеся палаты Киреевского и Шуховская башня. Мэрия сама подалась в суд по поводу сноса палат. Что касается башни, угроза исходила от федерального уровня власти. Ведомства связи предложили «реставрацию на земле» и даже перенос на новое место, а по сути – снос башни. Мы все, в широкой коалиции, противостояли этому, и башню удалось отбить. Когда же мэрия вынесла судьбу Шуховской башни на обсуждение электронной системы «Активный гражданин», мы постарались ударить ее по рукам так, чтобы сохранение объектов культурного наследия раз и навсегда перестало быть темой игры в голосование.
Согласитесь, это прогресс. О нем необходимо говорить, чтобы со стороны не казалось, будто градозащитники ходят по дурному кругу. Это не значит, что мы вовсе перестали терять объекты наследия; скорее зафиксировали тенденцию.
– Что теряем теперь?
– В первую очередь деревянные памятники. Как правило, в рамках научно-методических, реставрационных решений. И, как правило, внезапно. Орган охраны наследия, его научно-методический совет, аттестованные эксперты Минкульта принимают к сведению техническую и химическую экспертизу. Действительно, сруб может быть в плохом состоянии; но общественность вполне способна услышать аргументы специалистов.
Увы, госорганы так опасаются критики, что предпочитают принимать методические решения по дереву в закрытом или полузакрытом режиме. В итоге даже переборка деревянного сруба вызывает напряжение, а тем более его необоснованная замена кирпичом или бетоном.
Но главное: как в минувшие, так и в нынешние годы остается проблемой утрата исторической среды. То есть зданий и ландшафтов, не защищенных охранными статусами. Но это тема для другого разговора.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML
