2
Когда чиновник заявляет, что в нашей стране вполне можно прожить на 3500 рублей в месяц, кажется, он потерял всякий стыд. Экономика России – это экономика бедности? Что вообще такое бедность, каково ее лицо? Говорим с проректором ВШЭ, директором Института социальной политики Лилией Овчаровой.
– Действительно ли у государства нет денег на поддержку бедных?
Лилия Овчарова
– Честно говоря, трудно согласиться с тем, что нет денег, ведь на нестраховые формы социальной защиты населения в стране сегодня государство тратит 2,7% ВВП. Нестраховые – это значит за вычетом пенсий и страховых (на основе взносов) пособий. Это почти столько, сколько на все здравоохранение.
Другой вопрос, должна ли существующая форма поддержки населения пересматриваться? Мы проводили ряд исследований. В том числе задавали вопрос: «Кому в первую очередь должно помогать государство?» В 2000-е годы, чем лучше становилась жизнь, тем чаще респонденты отвечали, что помогать надо бедным. Большинству было очевидно (больше 50%), что бедные в нашей стране – это многодетные, неполные семьи, семьи с детьми. Но как только наступает период падения реальных доходов населения, увеличивается число тех, кто считает, что бедные во многом сами виноваты в том, что у них низкие доходы, а поддерживать нужно людей, имеющих заслуги перед государством.
Проводить реформу социальной защиты, перераспределяя ресурсы от, прямо скажем, небогатых людей, например, бюджетных работников, в пользу более бедных групп, например, семей с детьми – очень трудно. В таких случаях общественную поддержку находят механизмы перераспределения от богатых к бедным.
Например, если для богатых, на суммы их доходов, превышающие 5 млн в год, ввести 2-4% (4% для тех, у кого годовой доход выше 10 млн) налог солидарности с детьми из бедных семей, можно существенно повысить пособия для таких детей и существенно сократить их бедность. По факту 66% бедных семей – это те, кто не получает адекватной поддержки служб социальной защиты, 45% населения бедны из-за отсутствия работы.
– Как скажется на уровне жизни, уровне бедности повышение пенсионного возраста? Есть мнение, что это понизит качество жизни людей раннего пенсионного возраста – ведь многие продолжают работать и получают пенсию, теперь этого дополнительного дохода не будет.
– Если бы мы не повысили пенсионный возраст, уверяю, через 2-3 года столкнулись бы со снижением пенсии в абсолютном выражении. Может быть, за это время поменялись бы политики, но на 100% гарантирую, вместо роста мы получили бы снижение пенсий.
– Хотите сказать, повышение пенсионного возраста – вынужденная мера?
– Абсолютно. Наша пенсионная система рассчитана на то, что люди, получающие пенсии, составляют 20% от численности населения. Но уже сейчас у нас пенсионеров 25%. Вообще, о повышении пенсионного возраста начали задумываться еще в конце 80-х годов. Были разработки, но грянули 90-е, 2000-е и вновь обсуждать эту проблему начали только после того, как страна стала выбираться из провала.
Повышать возраст нужно было в 2012 году. Тогда были нормальные тренды роста доходов, заработной платы, пенсий, и это было бы не так болезненно. И предупредить людей о такой тяжелой мере нужно было за 5 лет.
Сегодня президенту не позавидуешь, конечно, на этом решении он растерял рейтинг. Но не сделай он этого шага сейчас, следующим стала бы статья за тунеядство. Поймите, пенсионеров становится все больше, и, к счастью, продолжительность жизни в пенсионном возрасте растет.
Чем бы все закончилось, если бы отказались от повышения пенсионного возраста? Когда стало бы понятно, что для того чтобы обеспечить выплату пенсий, денег в бюджете нет, начали бы сокращать социальные программы: сначала перестали бы заботиться о бедных, потом отменили бы льготы на ЖКУ и лекарства, и третий шаг – запрет на получение пенсии работающими. Кстати, запрет на получение пенсии работающими – это тоже косвенная форма повышения пенсионного возраста.
– Вернемся к бедности. Согласно данным экспертов РАНХиГС, 22% населения России находится за чертой бедности. Это так?
– Если мы говорим об официальном для нашей страны определении бедности, то это не так. Сегодня в России официально признаны бедными порядка 13% населения, и относятся к бедным те, кто имеет доходы ниже стоимости прожиточного минимума. Но бедность – явление относительное во времени и пространстве. Это понятие меняется с изменением стандартов жизни. Когда-то мобильный телефон был признаком роскоши. Сегодня в бедных семьях телефонов больше, чем в богатых, потому что бедные семьи больше по размеру. Коллеги из РАНХиГС говорят о субъективной бедности, а это совершенно другое определение бедности.
В науке существуют несколько концептуальных подходов к определению бедности. Первый – абсолютная бедность. Это ситуация, когда в абсолютном измерении пытаются определить минимально приемлемый набор товаров и услуг, обеспечивающий стандарт выживания. В России таким набором является минимальная потребительская корзина. Кстати, журналисты часто не видят разницы между минимальной потребительской и минимальной продуктовой корзинами.
– А в чем разница?
– Минимальная продуктовая корзина – это стоимость минимального набора продуктов питания, обеспечивающая минимальную потребность в калориях, белках, жирах и углеводах.
Потребительская корзина включает продуктовую и не продуктовую часть, где последняя составляет 50%. Если минимальная продуктовая корзина в каком-то регионе равна 3500 рублей, то это означает, что минимальная потребительская составляет 7000 рублей.
Прожиточный минимум – это минимальная потребительская корзина плюс налоги, которые платят бедные семьи. В 3-м квартале 2018 года в среднем по России прожиточный минимум составил 10451 рубль, а для трудоспособного – 11310 рублей.
Минимальная продуктовая корзина – это нормативная модель потребления. Самый суперрациональный, суперрасчетливый человек, приобретая продукты по минимальной потребительской корзине, не может их потреблять так, как предписано. Купив двести граммов колбасы, скорее всего, он не станет растягивать их на неделю, а съест за день-два.
– Разве можно прожить на 7000 рублей? Разве можно питаться на 3500 рублей в месяц?
– 20 миллионов наших сограждан так живут, и вопрос «можно» или «нельзя» перед ними не стоит. И, на мой взгляд, в дискуссии о сокращении бедности основные интеллектуальные и политические усилия нужно направить не на обсуждение стоимости корзины, а на то, как помочь тем, кто имеет доходы ниже прожиточного минимума.
Фото: primpress.ru
Представители законодательной власти очень часто возмущаются по поводу скудности минимальной потребительской корзины. И большинству наших граждан она не нравится. Но, к сожалению, на этом активность политиков чаще всего и заканчивается, и тема помощи именно бедным семьям остается на периферии политики.
Вот и недавно в майском указе президента сокращение бедности в 2 раза определено как национальная цель развития до 2024 года, но ни один из 12 Национальных проектов не нацелен на достижение этой цели. Возникает вопрос, как эта цель будет достигаться, если нет инструментов политики, направленных на решение проблемы. Можно пиариться, конечно, проводить эксперименты по выживанию на минимальной потребительской корзине и информировать весь мир о потере килограммов, но я не верю во многие рассказы на эту тему.
– Откуда у вас уверенность, что люди не худеют, питаясь по минимальной корзине?
– Из собственного опыта. И понятно почему, в минимальной продуктовой корзине (МПК) мало белков, мяса, овощей, фруктов, но много углеводов и жиров. Если вы не занимаетесь тяжелым физическим трудом 8-10 часов в день и живете по МПК, то не худеете, а толстеете, потому что вынуждены есть много хлеба и картошки. Все это невкусно, безрадостно, и согласна с мнением большинства населения, подобные минимальные нормы назвать рациональным питанием язык не повернется. Но чтобы стать истощенным, надо питаться на тысячу рублей, что мы наблюдаем в ряде африканских стран. Худеть начинаешь, когда, чтобы наесться, уже и хлеба не хватает.
– Минимальная потребительская корзина – отечественное ноу-хау?
– Такая же корзина, но не по структуре, а по способу расчета, существует в США. Правда, продуктовая часть у американцев составляет 1/3, а не половину стоимости, и при оценке продуктовой корзины используются не минимальные, а рациональные нормы потребления продуктов питания. Если бы мы перенесли американскую технологию на отечественную почву, стоимость минимальной потребительской корзины в среднем по России в 3-м квартале 2018 года составила бы не 10451 руб., а 19000 руб.
Но большинство европейских стран используют другое определение бедности.
Еще в 50-е годы прошлого века европейские политики заметили, что абсолютная бедность по данным статистики сокращается, но люди НЕ соглашаются с тем, что бедность снижается. Так экономистам стало ясно, что бедность – понятие относительное и измерять его следует относительно преобладающего в стране стандарта потребления.
Более того, со временем меняется понимание, что такое бедность. И изживая одну форму ее проявления, на смену будет приходить другая.
Это значит, что изжить бедность невозможно. Максимум – побороть отдельные формы ее проявления. Если прогресс будет двигаться в сторону увеличения стандартов, будет меняться и общая картинка.
– Это второй подход в определении бедности, так?
– Да. Чтобы определить стандарт, надо измерить то, как живет обычный человек, а все, что сильно отклоняется от этого стандарта, будет восприниматься как бедность. Например, если у большинства есть мобильный телефон, а у вас нет, и вы не можете его приобрести – вы ощущаете себя бедным. Если все ездят на автомобилях, а вы не можете себе купить машину – вы ощущаете себя бедным. Если окружающие едят мясо, а вы не едите (при этом вы не вегетарианец) – вы ощущаете себя бедным.
Средний стандарт – подвижное во времени явление, оно всегда будет меняться. Чем богаче страна, тем «богаче» у нее представление о бедности. Сегодня средний человек в России – это бедный человек в США и даже во Франции, где гарантированный доход гражданина равен 700 €. В России это сумма среднего дохода по стране.
Вообще, главная цель, которую преследовали и преследуют ученые в исследованиях бедности – сделать бедных людей приоритетной группой для социальной поддержки. Другое дело, что мнение политиков, экспертов и простых людей, как оказалось, не всегда совпадает. Под бедностью они понимают разное, даже если стандарты выявлены.
– Можете привести примеры?
– Если мы будем говорить о бедности как уровне жизни ниже стоимости минимальной потребительской корзины, то самые высокие риски бедности в нашей стране у детей. Как уже говорила, в данном случае бедными являются 13% населения, а среди детей бедных 25%, среди пенсионеров – 5%. Когда же мы перейдем к субъективному измерению бедности, таковыми окажутся 30% детей и 40% пенсионеров. При этом семьи с детьми скорее согласятся с цифрой 25%. Пенсионеры не соглашаются с тем, что среди них только 5% являются бедными.
– Почему так и кто не прав?
– Все правы, но у каждого своя правда. Почему пенсионеры считают себя бедными? Прежде всего потому, что в минимальной потребительской корзине неадекватно учитывается их потребность в медикаментах и медицинских услугах. Более того, отработав 30 и более лет, и часто не в лучших условиях труда, они минимальные стандарты воспринимают как ресурсы, которых должно хватать на достойную жизнь. С другой стороны, многие родители считают: это их ответственность – обеспечить детей, поэтому, особенно в тех случаях, когда люди не работают и не ищут работу, они менее требовательны к стандарту жизни.
– На что тратят деньги пенсионеры?
– Как и все, на еду, одежду, оплату услуг ЖКУ. Но, в отличие от всех остальных групп населения, они больше тратят денег на лечение, несмотря на то, что здравоохранение у нас бесплатное. Причем тратят они больше, чем предусматривает минимальная потребительская корзина. Вот что тревожит, как легко они расстаются с деньгами «на здоровье», особенно в крупных городах. Этот факт, кстати, стал причиной появления аферистов, продающих пенсионерам «волшебные таблетки» и «целительную воду». Во-вторых, городские пенсионеры (горожане) тратят деньги на преодоление одиночества и поддержку родственников. Они часто покупают подарки тем, кто составляет их социальное окружение, многие имеют животных. Содержать кошку сегодня совсем не дешево.
– Если бы сейчас вместо абсолютной бедности ввели критерии относительной, что мы получили бы в цифрах?
– В нашем институте были разработаны такие критерии, мы передавали их в Росстат, надеемся, что они будут внедряться как альтернативное измерение бедности. Если перейти на европейский опыт и использовать относительную монетарную линию бедности, определяемую как 60% от медианного дохода (медиана делит совокупность на две равные половины), то уровень бедности в России повысится до 22%.
Если провести опрос «считаете ли вы себя бедным», в нашей стране таковыми себя назовут 40% населения, хотя 10% из них будут люди со средними доходами.
Фото: Виталий Аньков/РИА «Новости»
– Что все-таки стоит за бедностью? Проблемы в экономике, нехватка образования, неспособность найти достойную работу?
– Факторов бедности всегда несколько, но в первую очередь это проблемы в экономике.
Специфика России не только в отсутствии работы, больших трудностях при создании новых высокооплачиваемых рабочих мест, а еще в распространенности низкооплачиваемой занятости. С одной стороны, это следствие низкого образования (низкого уровня собственного интеллектуального капитала). С другой – отсутствие спроса на квалифицированный труд. За последние 15 лет численность работников на крупных и средних предприятиях, а сегодня именно эти рабочие места считаются хорошими, сократилась на 10 миллионов. Взамен этих рабочих мест было создано примерно столь же в малом бизнесе и в неформальной экономике, где заработок существенно ниже.
– Вряд ли власти может быть выгодно такое количество людей в неформальном секторе.
– Длительное время такая ситуация устраивала и политиков, и многих людей, пришедших в неформальный сектор. Люди смирились с этим потому, что не платили налоги, но сохраняли доступ к бесплатному образованию и здравоохранению и, имея только пять лет официального трудового стажа, получали пенсию, примерно равную той, которую получали работники, перечислявшие в Пенсионный фонд РФ взносы в течение 20 лет.
Однако сегодня очевидно, что следствием широкой распространенности неформальной занятости стала нехватка денег в Пенсионном фонде РФ.
Треть фонда оплаты труда сегодня формируется в сегменте неформальных отношений. Это значит, что с 33% оплаты труда отчисления в Пенсионный фонд не поступают.
А пенсии продолжают выплачиваться из того, что платят в Пенсионный фонд законопослушные налогоплательщики. На выходе каждый официально работающий гражданин оплачивает не только свою пенсию и свое здравоохранение (качественное и доступное), но пенсию и здравоохранение еще одного человека, который налогов не платит вовсе.
– В какой мере бедность связана с качеством образования?
– В большей степени она связана с плохой капитализацией образования. Плохая капитализация – это ситуация, когда вы много инвестировали в образование, но использовать этот капитал для выхода из бедности – не получается. Например, у вас высшее профессиональное образование, ваш возраст старше 25 лет, но заработная плата ниже прожиточного минимума.
Вообще, окончив вуз, выйдя на рынок, вы должны сразу иметь зарплату выше прожиточного минимума, а проработав год-два, вправе ожидать зарплату сильно выше прожиточного минимума. Ведь в 25 лет хотелось бы, чтобы у вас родился ребенок и вы были способны его прокормить. Или другой пример. У вас профессиональное образование, но ниже высшего (ПТУ), вам 24 года, то есть вы на рынке труда уже четыре года, а значит, могли бы продвинуться по карьерной лестнице, однако ваши доходы все еще не высоки. Суммируя подобные случаи, получаем – в основе бедности 42% российских семей лежит невозможность трансформировать свои знания в достойную заработную плату.
Теперь про образование. В XIX веке отечественное образование было очень хорошим, таким оставалось в середине XX-го, до сих пор Россия считается страной с хорошим образованием. Однако сегодня содержание образования сильно отстало от мировых стандартов.
Сегодня в экономически успешных странах образование не заканчивается по окончании университета. Человек учится всю жизнь, чтобы быть успешным на рынке труда. Во многих университетах мира люди получают понятие как минимум о двух профессиях из разных сфер. Нашему образованию этого точно не хватает. Если мы не изменимся, будем проигрывать и дальше.
– Каков мировой опыт? Как борются с такими явлениями в других странах?
– В первую очередь, внедряют программы поддержки безработных.
В Испании, например, в отдельные годы было 20% безработных. Будь у нас программы, близкие к испанским, за год безработица в России достигла бы 22%.
– Почему?
– То, что получает испанец как безработный, мотивирует его идти не в неформальный сектор, а в службу занятости. В Испании большинство тех, кто не работает и ищет работу, зарегистрированы на бирже труда. Там человек проходит переобучение, причем обучать его будут до тех пор, пока он не устроится на работу.
В России на бирже зарегистрировано меньше миллиона человек, при том, что экономически активных людей – 70 миллионов. То есть в службе занятости зарегистрировано около 1% экономически активного населения, при этом реально безработными являются 5%.
– Так чем наша биржа хуже, почему люди не торопятся регистрироваться?
– Во-первых, наша служба занятости всячески старается безработного не зарегистрировать. Уровень безработицы включен в список основных критериев оценки губернатора. Если уровень безработицы высокий, значит, губернатор плохо работает. Кроме того, большинство регионов дотационные, а значит, в соглашении между Минфином и регионами прописано, что получение дотаций невозможно, если безработица растет. Нужен ли губернаторам и службам занятости, которые сегодня подчиняются региональным властям, статистический рост безработицы? Нет, конечно.
Средняя оплата труда на крупном и среднем предприятии сегодня 42 тысячи рублей. Средняя заработная плата в неформальном секторе экономики в два раза ниже. В этом секторе работает 12 миллионов человек. Значит, если у семейной пары двое детей, даже если оба они получают заработную плату на уровне средней в этом секторе экономики, то они попадают в число бедных.
Фото: Юрий Смитюк/ТАСС
Сегодня в 72% бедных семей есть дети. Рождение ребенка резко снижает подушевой доход семьи. К сожалению, существующие меры социальной поддержки бедных семей с детьми не позволяют им выйти из бедности. Поэтому главные проблемы бедности в нашей стране – это работающие бедные и бедность детей.
Иными словами, модель российской бедности – это отсутствие работы, низкая заработная плата, большое количество иждивенцев и отсутствие социальной поддержки со стороны государства. В результате основная и официальная бедность в нашей стране с детским лицом, субъективная – с лицом старика.
Если начнем что-то менять, то, на мой взгляд, мы должны сделать ряд шагов. Во-первых, создать программы поддержки занятости для неработающих родителей с детьми. И по эффективности этих программ оценивать губернаторов. Во-вторых, мы должны всем владельцам материнского капитала с доходами ниже прожиточного минимума разрешить использовать его на пособие по бедности. Для тех, у кого нет материнского капитала, необходимо в 3-4 раза повысить пособие на детей из бедных семей. Это потребует дополнительно из бюджета порядка 200 млрд в год. И только эти меры, вместе с эффектом от экономического роста, позволят сократить бедность в 2 раза.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML