3
«В подмосковных школах для фокус-групп мы попросили привести старшеклассников, которые приехали в Россию в школьном возрасте из других стран. Приводили чеченцев, дагестанцев, однажды привели девочку, которая воспитывается в русской семье, никогда не была за границей и никогда не видела своего папу-вьетнамца. Ее определили в категорию “детей мигрантов” просто потому, что она не похожа на “русских” подростков, она “другая”». Культуролог, заведующая Центром качественных исследований Института социальной политики НИУ ВШЭ Екатерина Деминцева – о том, почему мы боимся мигрантских «гетто», но даже не знаем, кто такие мигранты.
– Мы сталкиваемся с мигрантами каждый день в магазинах за кассами, в метро, но очень мало знаем об их жизни. Что она из себя представляет?
– Я задавала себе такой же вопрос в 2013 году, когда мы начинали исследование, направленное на понимание того, как трудовые мигранты живут в Москве. До этого я проводила исследования среди мигрантов и выходцев из мигрантской среды во Франции. В Европе понятно: если хочешь узнать, как и чем живут мигранты, например, в Париже и его пригородах, надо ехать за город, в социальные кварталы, так называемые «гетто». Но где искать мигрантов в Москве? Вот вы бы в какой район поехали?
– Например, в Южное Бутово.
– Да, у нас в обществе существуют стереотипы, что где-то на юге Москвы, в Южном Бутово или в Кузьминках, должны жить мигранты. Но мы, как ученые, решили уйти от этих представлений и выбрали для исследования четыре разных по своим социально-демографическим характеристикам района на севере, западе, востоке и юге Москвы. Во всех четырех районах мы легко смогли найти трудовых мигрантов, а условия проживания для этой категории жителей в них были примерно одинаковые. Надо сразу оговориться, что в этом исследовании мы смотрели в основном на то, как живут в Москве трудовые мигранты из стран Средней Азии. Так как именно они в глазах местного населения являются теми самыми «мигрантами».
Наше исследование тогда показало, что трудовые мигранты в городах России не селятся в определенных районах своими сообществами. Они стараются найти жилье ближе к месту работы, чтобы не тратить деньги на проезд, не сталкиваться лишний раз с полицией. Мы увидели, что в Москве трудовые мигранты живут везде.
Мы задались целью найти самые мигрантские места в Москве. И увидели, что часто трудовые мигранты собираются для встречи с друзьями в KFC или ресторанных двориках московских торговых центров.
Екатерина Деминцева. Фото: eu.spb.ru
– То есть вы не увидели «гетто», но нашли «мигрантские места»?
– Давайте определимся с тем, что такое «гетто». В европейских странах это, прежде всего, не этнические, а социально однородные районы. Это кварталы социального жилья, которые строились в Европе в послевоенные годы для тех, кто не мог себе позволить купить квартиры. Это кварталы для бедных. Поскольку в последние десятилетия в Европе основная категория бедных – это мигранты и выходцы из мигрантской среды, чаще всего именно они живут в этих районах.
Советский подход к застройке городов и расселению в нем жителей предполагал смешение социальных слоев. Это наследие дает о себе знать до сих пор. В Москве нет социально однородных районов, плохое, некомфортабельное жилье можно найти в любом квартале города: квартиры в старых пятиэтажках, коммунальные квартиры, неотремонтированные квартиры в новостройках. В Москве мигрант может найти недорогое жилье в любом районе города. Мы просили мигрантов из Средней Азии назвать места, где живут их друзья и ближайшие родственники. Они называли, в том числе, районы Красной Пресни, Таганки, Бауманской, потому что там тоже есть старые пятиэтажки и коммунальные квартиры. Исследование показало, что в Москве не существует «гетто».
– А как же быстро строящиеся жилые комплексы на окраинах Москвы типа «Некрасовки»? В СМИ пишут, что они уже едва ли не «гетто».
– Эти кварталы сложно назвать «гетто», и, скорее всего, они таковыми никогда не будут. Потому что мы говорим не о социальных кварталах. Все, что строится вокруг Москвы – это коммерческое жилье. Это квартиры, которые вы должны купить или снять, может быть чуть дешевле, чем внутри МКАД, но в любом случае для этого нужны деньги. В этих новых районах нет таких проблем, с которыми сталкиваются жители «гетто» – безработицы, преступности, социальной изоляции. Наоборот, в них живут активные, часто молодые люди, включенные в жизнь города.
– Что значит для Москвы отсутствие «гетто»? Мигранты будут лучше интегрироваться в российское общество?
– Да, конечно. Это значит, что мигранты живут там же, где и остальные жители, пользуются той же городской инфраструктурой. Их дети посещают те же школы, что и дети местных. Это значит, что мигранты не замыкаются в своем сообществе, быстрее интегрируются в общество. Сегодня ситуация с расселением мигрантов в российских городах намного лучше, чем в европейских. И ни в коем случае нельзя создавать отдельные кварталы для мигрантов или же каких-то других категорий жителей.
– Сколько сейчас на территории России проживает мигрантов?
– Есть статистика МВД, Росстата, однако экспертные оценки часто отличаются от официальных. Речь примерно о 10-12 миллионах мигрантов в России, но я подчеркиваю, что это примерные цифры. Потому что надо понимать, что «мигранты» – это и студенты, приезжающие в страну на обучение, и специалисты, работающие на высоких должностях в корпорациях. Правда, чаще всего в нашем представлении «мигранты» – это выходцы из стран Средней Азии и Кавказа, работающие на стройках, рынках, в сфере обслуживания. «Мигрант» – это «другой», «чужой», не похожий на нас.
– В бытовом понимании мигрант – это «таджик». Мы даже в языке эти слова используем как синонимы. А кого на самом деле больше?
– Если мы говорим о мигрантах из Средней Азии, то больше узбеков, но из-за политики своей страны они часто скрывают, что едут в эмиграцию. Сейчас ситуация полегче, а раньше они даже дома говорили, что едут просто в Ташкент. Поэтому у узбеков здесь не такие сильные сообщества, как у киргизов и таджиков, которые создают свою инфраструктуру: праздники, культурные центры, детские сады.
Большое значение имеет, видимая миграция или невидимая. Украинцев, например, много, а мы их даже не считаем, потому что они как бы «свои».
Вот интересный пример. Мы проводили исследование, направленное на понимание того, как дети мигрантов адаптируются в российских школах. Для участия в фокус-группах мы попросили директоров и учителей школ привести старшеклассников, которые приехали в Россию в школьном возрасте из других стран. Приводили чеченцев, дагестанцев, однажды привели девочку, которая воспитывается в русской семье, никогда не была за границей и никогда не видела своего папу-вьетнамца. Ее определили в категорию «детей мигрантов» просто потому, что она не похожа на «русских» подростков, она «другая».
– Как живут самые бедные мигранты? В информационном пространстве полно пугающих историй про то, что в одной квартире могут жить 50 человек…
– 50 не могут, но, как мы увидели, обычно в комнате селятся 5-7 человек. Мигрант приезжает в город, у него нет денег, знакомые, сами мигранты, сдают ему койко-место, часто это какой-нибудь матрас. Бывает так, что один спит днем, ночью работает, а другой на этом месте ночью спит. Мужчины и женщины могут жить в одной комнате.
Фото: Focus.kg
У тех, кто живет в подобных условиях, очень плохое питание. Когда мы видим в магазинах, что мигранты покупают хлеб и майонез, – это их реальная еда. Конечно, они подрывают здоровье таким плохим питанием и стрессом, потому что живут в ужасных условиях.
– Насколько вообще Россия – привлекательная для мигрантов страна?
– Большинство мигрантов в Россию приезжают из стран СНГ. В первые годы после распада СССР у многих здесь были личные связи: родственники, знакомые. Мигранты чаще всего едут на заработки туда, где есть те, кто им поможет с работой, жильем. Поэтому в России оказались такие большие потоки из стран Средней Азии, Кавказа, Украины и Молдовы.
Нельзя сказать, что Россия привлекательна для мигрантов. В России сложно получить вид на жительство, гражданство. Патент на работу довольно дорогой (прим. ред.: цена патента в Москве – 4500 рублей в месяц), и для того, чтобы он был действительным, нужен еще контракт с работодателем, который часто по разным причинам не желает его оформлять: некоторые боятся налогов, неправильно зарегистрировать иностранца, штрафа за неправильное оформление иностранца. Да и зачем это вообще делать, если можно не делать.
Многие мигранты не знают своих прав, да и не хотят вступать в какие-то отношения с властями или работодателями, поэтому либо покупают недостающие документы, либо работают без оформления на свой страх и риск.
Недавно я разговаривала с одной киргизкой, а Киргизия сейчас входит в Евразийский экономический союз, поэтому они могут устраиваться на работу как российские граждане. Я спросила, по договору ли она устроена. Оказалось, начальник сказал ей, что нельзя оформить ее официально, потому что иностранцев в России нельзя нанимать в частные фирмы.
Кроме того, в России нет никаких пособий для мигрантов. Медицинская помощь платная, даже если есть какие-то бесплатные услуги, то мигранты часто сталкиваются с дискриминацией со стороны сотрудников социальных организаций. Поэтому, только если у мигранта в России есть работа, он может здесь жить. Если с ним что-то случается, он обязательно должен уехать обратно.
– Новая волна мигрантов – это люди, которые практически не знают русский язык. Что она за собой несет?
– За последние лет десять миграция действительно изменилась. Прежде всего, изменился их социальный статус: едут люди не из городов, потому что все, кто хотел, уже уехали, а из деревень, но даже в советские годы в деревнях и селах среднеазиатских стран не все говорили по-русски.
Я не вижу большой проблемы в том, что часть мигрантов не говорит по-русски. Существует только одна нагрузка на государство, связанная с этим незнанием языка – это введение в некоторых школах дополнительного предмета «русский язык для иностранцев» для детей, переезжающих в Россию и не говорящих по-русски. Требовать от иностранцев, которые работают строителями или дворниками, чтобы они сдавали «русский TOEFL», бессмысленно, потому что, скорее всего, они заработают денег и уедут. Те мигранты, которые хотят остаться, стараются выучить язык. Возможно, стоит помочь им в этом, открывая языковые курсы или поддерживая НКО, работающие с этой категорией жителей городов.
– Существует стереотип о том, что мигрант – это преступник. Мы видим, как этих людей постоянно проверяют в метро. Это необходимые меры?
– Действительно, есть пугающая статистика. Мои коллеги проанализировали ее и выяснили, что на самом деле большой процент того, что названо «преступлениями», – это правонарушения: его остановили, а у него не так оформлен документ, он перешел дорогу на красный свет и так далее.
Большинство мигрантов работают с утра до ночи по 12-14 часов без выходных, чтобы скопить на дом у себя на родине или на машину. О каком преступлении идет речь, если им просто некогда его совершить?
– Меняется ли традиционно негативное отношение россиян к мигрантам в последние годы?
– Мне нужно было найти статьи в популярных в России СМИ, в которых бы плохо писали о мигрантах, и я с удивлением обнаружила, что их стало меньше, а откровенно ксенофобских вовсе нет.
Сами мигранты говорят, что еще лет 10 назад была зашкаливающая неприязнь, могли обругать в автобусе, в метро. Сейчас этого стало меньше.
С одной стороны, миграция изменилась, она стала менее русскоязычной, с другой – мигранты вошли к нам в дома: няни, уборщицы, помощницы по хозяйству. Кстати, женщинам-мигранткам иногда даже легче найти работу, чем мужчинам. Мы с ними прекрасно общаемся, дарим им коробки конфет на праздники, потому что они милые, хорошие, стали нам симпатичны.
– Каков миграционный прогноз на ближайшие годы?
– Традиционные потоки из стран Средней Азии и Кавказа будут медленно снижаться. Во-первых, в 1990-е – начале 2000-х в Россию был большой поток «соотечественников». Он исчерпал себя. Все, кто хотел, за четверть века переехали в Россию. Во-вторых, у стран Средней Азии и Кавказа, а уж тем более у Украины и Молдовы, появляются более привлекательные направления для миграции. Для Средней Азии – это арабские и азиатские страны, для наших западных соседей – это Европа. При существующей миграционной политике, при которой трудно легализоваться в стране, я полагаю, что часть мигрантов, которых мы могли бы ожидать в ближайшие годы, изменят направление миграции. Если не случится военного конфликта, как, например, было с Украиной, когда в Россию хлынул поток беженцев из Донбасса, поток увеличиваться не будет, и можно даже прогнозировать его снижение.
Вопрос в том, в какой момент мы исчерпаем эту дешевую рабочую силу и какие новые потоки решим пустить к себе, потому что миграция России нужна. Вот это пока сложно прогнозировать.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML