7
Когда человек обращается к Богу? Стоит ли превращать церковь в психотерапевтический клуб? Чем рискует священник, становясь прорабом-строителем? Об этом говорим с протоиереем Александром Степановым, настоятелем домовой церкви великомученицы Анастасии Узорешительницы, главным редактором радиостанции Санкт-Петербургской епархии «Град Петров».
– Традиционно община складывалась по территориальному признаку. Время внесло свои коррективы, и община сегодня чаще складывается либо вокруг священника, либо вокруг общего дела. Как было у вас?
– В конце 80-х, когда начиналась моя церковная жизнь и деятельность, у нас существовал небольшой неформальный круг единомышленников и довольно серьезное социальное служение. Часть моих знакомых из этого круга ходили в больницы, другие – посещали заключенных в тюрьмах.
Вскоре один за другим мы начали рукополагаться. Я в том числе. Когда мне предложили стать настоятелем крупного храма, я понял, мне это неинтересно. Вся моя энергия стала бы уходить на строительные работы, добывание денег, я не смог бы заниматься тем, что было мне по-настоящему важно. Я отказался.
Когда наша община только зарождалась, мы решили, что вместе хотим создать среду жизни для людей, а не просто храм. Механизм присоединения к общине тогда был через катехизацию. Сначала мы встречались на квартирах и вели какие-то беседы, через которые помогали людям войти в церковную жизнь.
Понимаете, территориальный принцип для многих приходов сохраняется и теперь. Но если делать различие между общиной и приходом, то община все-таки объединяется чем-то более существенным, чем территория.
– Удалось ли за тридцать лет вашего служения сохранить принцип включения через катехизацию ?
– Это и по сей день главный механизм пополнения общины новыми прихожанами. У нас есть катехизический курс. Он рассчитан на полгода, семестр. До этого был период двухсеместрового обучения. Сегодня трудно заставить людей ждать целый год, чтобы начать обучение, если курс начался и уже продвинулся.
Вот пришел человек и сообщает, что хочет креститься, а я ему: «Подожди, брат, годик, тогда приходи». Это довольно сурово, согласитесь. Скорее всего человек просто пойдет и найдет другое место. Поэтому мы делаем теперь более интенсивный и краткий курс, но суть от этого не меняется.
– Вы не раз в интервью говорили, что ваша община начиналась с круга единомышленников, которые вместе читали Евангелие.
– У нас и сейчас в приходе есть группы, которые читают и обсуждают Ветхий и Новый завет. Но я бы не сказал, что совместное чтение Евангелия сегодня является главным собирающим фактором жизни прихода. В моем опыте это этап, который для меня лично был важен. Я считаю, что это абсолютно уместно и сейчас, но сам занимаюсь катехизической работой.
– Довольно часто люди, желающие покрестить детей, узнав, что от них требуется пройти катехизацию, либо настойчиво призывают как-то обойтись без нее, либо ищут храмы, в которых этой «процедуры» можно избегнуть.
– В один из последних катехизических циклов к нам в церковь пришла семья с желанием крестить ребенка. Пришли они буквально в разгар нашей катехизации. Я сообщил, что буду рад видеть их не раньше, чем почти через полгода. Они внимательно все выслушали, сказала, что подумают и, наверное, придут.
После нашего разговора я не имел больших надежд на их возвращение, потому был немало удивлен, когда через четыре месяца они вернулись. И мать, и отец отходили весь цикл, крестили девочку Веру. Стали моими постоянными прихожанами. Спустя год глава семейства Дмитрий начал помогать в алтаре. Они оказались невероятно верными членами Церкви.
– Бывает ли, что люди давят и требуют крестить без промедления?
– Это и раньше, и теперь сделать довольно сложно. Приход у нас маленький, храм домовый. Поэтому если кто-то настаивает, я предлагаю пойти в любой большой собор. К тому же сегодня существуют общецерковные постановления, запрещающие крестить людей без подготовки.
Другое дело, что катехизацию можно провести и за двадцать минут, и за две-три встречи, а можно за полгода, как у нас.
В одном приходе в Петербурге, например, выдают небольшие пособия: о церковных записках, о венчании, о крещении. В них очень кратко описаны все бытовые стороны участия в церковной жизни. Прочел – можно и покреститься.
– Как вы относитесь к этому ликбезу?
– Я отношусь к этому НЕ положительно. Считаю чрезвычайно важным личное общение с человеком. Оглашение – это устное изложение основ веры и передача опыта. Книжек много. Можно прочесть толстые, можно – тонкие, можно – брошюру на одну страничку или даже в полстраницы. Но в этом не будет происходить передачи опыта.
Ведь Церковь существует в прямой устной трансляции своей традиции и Предания. Человеку важен диалог.
Люди приходят и у них масса вопросов, которые нужно разрешать. Их может быть не так интересует обрядовая сторона: как свечки ставить или как записки писать.
Конечно это важно, тем более, что почти все, впервые побывав в храме, испытывают неловкость. Но у людей все-таки есть запрос на что-то более серьезное. Если такого запроса нет, так его важно пробудить. Человеку нужно объяснить, что не в свечках и записках вся суть.
– Что-то более серьезное – это что?
– Человека нужно пробуждать и побуждать к духовной жизни. Человека нужно учить, как жить по-христиански.
– Хотите сказать, что приходят люди, которые хотят крестить детей, но жить по-христиански не планируют?
– В некоторых случаях именно так. Но в наш храм приходят люди, которые не столько детей хотят крестить, сколько сами хотят креститься. Больше скажу, на катехизацию приходит множество крещеных людей. Их 80 процентов.
Хорошо, если есть один-два некрещеных на группу в 20 человек. Обычно же люди были крещены в детстве, при этом не были ничему научены, но к среднему возрасту у них возникло желание, потребность, как минимум, интерес разобраться в том, что в Церкви происходит.
– Есть ощущение, что потребность разбираться в церковном предании мало у кого возникает. Я крещен – этого достаточно.
– У большинства именно так. Мы с вами видим, что воцерковленных людей в стране 3-4%, а крещеных 60-70%. Разрыв гигантский, согласитесь. Но среди этих 60% есть 1-2% тех, которым хочется чего-то большего, чем быть просто крещеным. Большинство живет по принципу «и так нормально». И это огромная проблема для нашей Церкви. Большинство и правда не печалится, совсем не интересуется, вообще не очень понимает, зачем их когда-то крестили. Обычно крестились «для всего хорошего».
– Когда вы начинали свой путь воцерковления, детей в храме вообще не было. За эти тридцать лет появилось ли у вас понимание, каково место ребенка в храме? Одно дело родитель, который возымел желание научиться жить по-христиански и другое дело ребенок, перед которым такой вопрос редко возникает.
– Обычно детей приводят родители. И так как в нашем приходе родители на 98 процентов люди воцерковленные, понимающие, что и как происходит в храме, то и детям своим они все-таки это транслируют. Наконец, у нас есть воскресная школа.
Вообще, для каждого ребенка свое место в храме. Младенцев держат на руках и приводят не к началу службы, а позже. Для детей маленьких есть что-то вроде детского сада. Комната, где кто-то из прихожан занимается с детьми в течение службы.
В пять-шесть лет ребенку довольно сложно понять происходящее, да и выстоять непросто.
Мы исходим из того, что пусть дети побудут в храме немного, но с благоговением и в меру того, что понимают, переживут происходящее. Главное, чтобы не томились бессмыслицей, очевидно же, что им не все понятно.
– Так и говорите: в храм до Евхаристического канона не приводите, все равно ваши дети ничего не понимают?
– Нет, конечно. Никакой жесткости. Потом есть семьи, в которых родители детей умеют при себе держать и дети спокойны. Но дети разные и родители разные. Увы, многие родители склонны не обращать внимания на детей. Они же пришли молиться!
Особенно заметным это становится ближе к подростковому возрасту ребенка. Тогда дети либо где-то носятся, либо занимаются, чем им вздумается, даже мешают.
Но мы нашли выход. Придумали для детей в воскресной школе карту Божественной литургии. У нас были такие толстые тетради, в который мы вклеивали картинки и разъяснения непонятных мест литургии, комментарии, церковно-исторические сюжеты, где-то упрощенный пересказ наиболее сложных молитв. Так шаг за шагом изучали Литургию, а потом создали самую настоящую карту. Литургия в ней рассматривается как путешествие, которое начинается на площади собрания в Церкви, продолжается через площади, мосты … которые являются определенными этапами службы.
Эту карту дети изучают целый год. И в храме, если вы придете к нам на литургию, обязательно увидите кучку детей, которые будут стоять у мольберта с картой. Стоят всю службу и с интересом наблюдают, водят пальчиками по дорожкам.
– Как вам такая идея в голову пришла?
– Идея не моя. Принадлежит директору воскресной школы, удивительно одаренному и креативному педагогу. Ольга придумала массу интересного для детей. Карта – это одна из ее педагогических находок. Она придумывает игры для занятий в воскресной школы, кстати, мы планируем их издать так же, как издали книгу с картой и путеводителем.
– Но ведь ничего без запроса не возникает?
– Воскресная школа возникла давно. Не могу сказать, что у нас все в ней идеально. Одним детям в школе хорошо, другие в нее плохо вписываются. Но значительная часть – 70% – все-таки вписывается. У нас есть несколько возрастных групп. Дети в них растут, развиваются. Главное, литургия для них становится чем-то более понятным, легко переносим, а не тарабарщиной.
Ребенку, например, в силу возраста очень важно понимать сколько осталось до конца службы. А еще важно иметь какое-то дело и даже такое простое, как следить по карте за ходом службы. Во многом это облегчает пребывание в храме. В возрасте 10-11 лет, когда природа заставляет их носиться как угорелых, они спокойно отстаивают всю литургию.
– Вас не пугают дети в храме? Не мешают молиться?
– Ну что вы такое говорите?! Нет, конечно. К тому же у нас масса помещений, в которых они могут уйти, если вдруг устали. Если и мешают, то тем, кто стоит в притворе. Само помещение храма у нас небольшое, а за воскресной литургией причащается больше ста человек. Всего в общине триста прихожан. По масштабам Санкт-Петербурга это совсем немного.
– Когда происходит качественный скачок, когда от просто наблюдения по карте дети приходят с более серьезными вопросами к священнику?
–Не думайте, что они относятся к литургии как к игре. Нисколько. Игровая форма – это лишь форма и подача. Вся реальность происходящего до детей доносится самым серьезным образом. С возрастом не столько возникает запрос на более глубокое знание литургии, но куда более животрепещущий вопрос.
– Какой?
– «Все это на самом деле…? Вы всерьез в это верите? Что здесь делаю я?». Эти вопросы возникают обычно годам к четырнадцати. И когда вопрос возникает, а человек начинает его решать для себя, то это и есть самое настоящее обращение. Оно может случиться, а может быть отложено. Вообще, семейная традиция работает примерно до подросткового возраста. Вместе с родителями воскресная школа помогает и поддерживает интерес, могут быть и другие формы работы с детьми. Но «всерьез ли вы», рано или поздно прозвучит.
– Другие формы работы с детьми это какие?
– Например, в Петербурге есть организация «Витязи». Она напоминает работу скаутов. Организацией руководят «наши дети», многим из которых уже ближе к тридцати и у них есть собственные дети. Многие подростки, переживая период пересмотра и переоценки ценностей, не ушли из церкви именно благодаря «Витязям».
Я убежден, важно создавать формы жизни детей при храме, вокруг храма, чтобы в сознании тесно оказывались связаны их вопросы с теми людьми, которые нашли на них ответы.
Как священник я жду, когда же наступит время и дети придут озадаченные. Но я прекрасно понимаю, что ждать можно долго. Обычно дети идут не к священнику и даже не к родителю. Двенадцати-четырнадцатилетнему подростку гораздо проще поговорить со своим сверстником 16-18 лет, чем с папой или мамой.
Вся работа «Витязей» построена на том, что более старшие воспитывают более младших. Во время сборов, походов, встреч у них складываются доверительные отношения и всегда есть моменты, когда один другого может спросить: «А ты правда так думаешь?» Эти встречи способны удержать ребенка от досрочного ухода из церкви, не добившись ответа, а часто просто не успев задать свой вопрос.
Важно, чтобы дети между собой сближались, сцеплялись, тогда они приходят в храм не только, потому что родители их за руку приводят и обязывают ходить в воскресную школу. А потому что им интересно друг с другом общаться. Поэтому мы организуем часто совместные выезды на чьи-нибудь дачи, участие в программах типа «Бегущий город».
– Вы описываете какую-то идеальную картинку. Катехизаторские курсы, карты литургии, озадаченные поиском Бога дети, подросшие дети, знающие ответы. Но для большинства верующих, даже воцерковленных, посещение церкви – это форма досуга. Разве нет?
– Я могу говорить только о своем приходе. Наш домовый храм сложно приметить с улицы. Сюда не приходят «потому что шел мимо». В паре шагов от нас стоит огромный, красивейший храм, куда более заметный, чем наш. В него народ валит. Рядом находится Смоленское кладбище и храм Ксении Петербургской. Недалеко Андреевский собор.
Вообще, на Васильевском острове очень много церквей, крупных храмов, куда люди идут за тем самым, о чем вы говорите. Все знают, например, Ксению Блаженную и святое место, где записочку можно в щелочку сунуть, и все исполнится. Народ идет туда толпами. К нам с таким не приходят.
– А с чем же приходят к вам?
– К нам приходят на катехизацию те, кто привлечен уже прошедшими эти встречи. И это не поток с улицы. Я прекрасно понимаю, что далеко не во всех приходах община складывается таким образом. Но у нас так.
– Довольно часто и много в последнее время священники говорят о том, что церковь трансформируется в своего рода психотерапевтический клуб, в который люди приходят решать свои психологические проблемы. Для многих это отрадно, ведь человеку удается помочь. Как вы к этому относитесь?
– Понятно, что какие-то вопросы психологического плана возникают. Там, где я чувствую, что проблема вполне разрешима, могу дать полезный совет. Я уже не молодой человек, что-то в жизни все-таки понимаю. Иногда признаюсь, что не знаю как поступить, предлагаю к психологу обратиться.
Но, строго говоря, все-таки мы собираемся в церкви не для решения наших психологических проблем. У нас есть сверхзадача серьезнее и масштабнее.
– Какая же?
– Спасение и обретение вечной жизни. Собственно, для этого Церковь и существует. Но во многом эти задачи тесно связаны. Потому что не только молитвой и уставными вещами вечная жизнь достигается. Бывают вопросы семейной жизни, например, – как наладить общение со своим ближайшим кругом – которые влияют на духовную и молитвенную жизнь.
Иногда человек не видит простых вещей и тут не обязательно, чтобы даже священник давал советы и рекомендации. Порой человек со стороны, которому ты доверяешь, с которым можешь поделиться проблемой, даст куда более точный и верный совет. «Исправь вот это и все у тебя наладится».
Понимаете, молодой священник не все ответы может дать из своего жизненного опыта. Да и опыт любого из нас ограничен, может не годиться другому. А молодым священником все-таки куда важнее самим стараться жить чистой жизнью, самим исповедовать свои прегрешения, молиться должным образом, благоговейно относиться к своему служению.
– Неужели этого достаточно, чтобы суметь привести человека к Спасению?
– Этого и правда достаточно. Если у человека есть по-настоящему вера и доверие Богу, то все, что он будет делать, верой станет освящаться. Живя с ощущением, что Бог рядом, конечно, человек будет возрастать и другим помогать.
Безусловно в деятельности священника по строительству и благоукрашению храма, заботе о приходе должен присутствовать разумный баланс. Священникам стоит оставлять время на внутреннюю тишину, на чтение Евангелия и богословских книг, чтобы самому интеллектуально и духовно развиваться.
Человек, вообще, довольно легко отдается внешней суете, строительству храма, например, тем более что это требует большой отдачи сил. Главное, не увлекаться, чтобы не превратиться в строителя-прораба, который не может уже без этого жить.
Часто бывает: построил храм, приходской дом, колокольню с «Ивана Великого» и думаешь, «чего бы еще построить». Такие священники становятся преданы стройке и тогда люди в общине для них превращаются в помеху. При этом, приходя когда-то в Церковь, вряд ли такой батюшка мыслил себя строителем. Люди должны быть в центре внимания священника. Общение с людьми – в конечном счете главное, ради чего священник существует.
– Сейчас существует тенденция и отчасти даже призыв к священникам получать психологическое образование. Как относитесь к этому?
– Может быть это и не плохо, тем более что навредить в пастырской практике очень легко. Врачебный принцип «не навреди» наиважнейший важно и касается священников напрямую. Но я лично не самый большой поклонник психологии.
На практике вижу, что некоторая помощь есть. Но я убежден, психология не может решить всех внутренних проблем человека.
Вы можете получить хороший совет как поступить в конкретной ситуации. Но если у человека есть серьезная духовная проблема, то я не видел, чтобы психология помогала бы с ней справиться.
Это на Западе люди годами и даже десятилетиями люди ходят к психотерапевтам. У нас к помощи психолога по большей части относятся инструментально: «заболел» – сходил. И даже легче становится, но со временем приходит понимание, что проблема так и не решилась.
В этом смысле церковная и духовная жизнь помимо того, что решает более крупную задачу, она дает человеку и более устойчивые результаты, как с точки зрения психологии, так и с точки зрения самоощущения. Духовная жизнь дает основу, опору и мировоззрение. Психология никакого мировоззрения не сообщает, скорее советы как менее травматично приспособиться к той или иной ситуации.
Сочетание психологического и церковного возможно. Особенно в тех случаях, когда помощь психолога просто необходима, например, при алкогольной и наркотической зависимости. 12-шаговая программа, где помощь идет от человека к человеку, через сопереживание группой, вполне хорошо работает. И этот опыт прекрасно сочетается с воцерковлением и церковной жизнью. Именно сочетание одного и другого дает самый устойчивый результат.
– В 80-90-ые годы в церквях практиковалось редкое причастие. Сейчас Церковь делает все возможное, чтобы люди причащались чаще. Наблюдаем целый ряд послаблений: более редкой становится исповедь, менее строгим пост, даже вычитывать многочисленные каноны священники требуют все реже. Есть ли понимание почему так происходит?
– Частое причастие – это нормальная жизнь Церкви. Апостолы не исповедовались перед каждым причастием и даже не вычитывали канонов, которых тогда просто не существовало. Если собрались христиане, церковная община, в определенном месте, они естественно должны были совершить хлебопреломление и все причаститься. Мы только ради этого и собираемся до сих пор.
– То есть нынешняя тенденция не связана со снижением интереса к Церкви и движением в сторону упрощения общинной жизни?
– Я так не считаю. Евхаристия – как раз то, что собирает паству и делает ее крепче. Дореволюционный опыт внятно говорит о последствиях редкого причастия. И даже наиболее ревностные пастыри, из которых отец Иоанн Кронштадтский – самая заметная фигура, призывали к частому причащению.
То, о чем вы говорите, скорее реакция на некоторый церковный упадок, но это не значит, что мы «пошли навстречу, потому что хотим привлечь любыми средствами».
В своем приходе мы предлагаем людям готовиться. Даже если человек причащается каждую неделю, он все равно читает правило перед причащением. Это же совсем несложный минимум для мало-мальски образованного человека, тем более, что занимает меньше получаса. В нашем приходе все делают это без особого напряжения. Для нас это очень естественно.
Есть какое-то количество прихожан, которых я благословляю исповедоваться тогда, когда им это требуется. Но это не общее правило, о котором говорю с амвона и всем, только людям, которых я знаю по 15 лет и не вижу для них смысла исповедоваться каждую неделю. Тем не менее, люди подходят, хотя бы под благословение причаститься.
– Поправьте, если ошибаюсь. Не для всякого прихожанина очевидно, что дело не в том, чтобы отметиться приходом в храм в воскресный день, а в том, принял ли ты участие в Евхаристии…
– Мне трудно это осознать. Для моего прихода – это более, чем очевидно. Евхаристия – центральное событие церковной жизни человека и общины. Слава Богу все к этому в нашей общине именно так и относятся. Частое причастие, на мой взгляд, в последнее время становится нормой и в Петербурге, и в Москве, хотя чувствую и понимаю, что церковная жизнь в двух столицах и в провинции сильно отличается во всех смыслах.
Степень просвещенности и то, на чем фокусируют внимание пастыри, может быть очень разной. К сожалению, на мой взгляд, часто пастыри фокусируют внимание на совершенно побочных предметах, не имеющих отношения к церкви. А фокусировать внимание должно на главном, на Христе. На Христе, на Евангелии, на Таинствах, на своей внутренней жизни, а не на патриотизме, государственничестве, которые к Церкви ровным счетом не имеют никакого отношения. Последнее расфокусирует наше внимание, и мы легко съезжаем с горнего к дольнему.
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML