72
Как Бородино вдохновило на создание оперы, почему плакали кубанские бабушки, можно ли научить сочинять музыку и почему трудно донести произведение до публики – рассказывает молодой композитор Алексей Чернаков, победитель оперного конкурса к 150-летию основания Московской консерватории им. П. И. Чайковского. 23 мая в Большом зале Московской консерватории прозвучит его одноактная опера «Вещий сон».
Алексей Чернаков родился в 1988 году в Новосибирске. Музыкой занимается с четырех лет. С 2017 года преподает на композиторском факультете Московской консерватории. С отличием окончил Российскую академию музыки имени Гнесиных по классу джазового фортепиано. Лауреат всероссийских и международных конкурсов, лауреат молодежной премии «Триумф». Его дипломная работа — одноактная опера «Вещий сон», написанная на исторический сюжет, победила в конкурсе к 150-летнему юбилею Московской консерватории.
— Алексей, как создавалась ваша дипломная работа?
— В преддверии 150-летия Московской консерватории был объявлен конкурс оперных сочинений для молодых композиторов — студентов и аспирантов консерватории. Мне понравилась идея, и я решил поучаствовать.
Незадолго до этого я в Спасо-Бородинском монастыре услышал удивительную историю жизни и любви Маргариты Тучковой (в девичестве Нарышкиной), впоследствии игуменьи Марии, настоятельницы Спасо-Бородинского монастыря, и генерала Александра Тучкова, погибшего в Бородинском сражении. Всего шесть лет прожили они в счастливом браке.
Игуменья Мария. Александр Тучков
Когда приезжаешь в Бородино, всегда ощущаешь живое дыхание истории, осознаешь, что все это происходило совсем рядом. И вдруг близко-близко видишь ужас смерти одного человека — для другого. Маргарита остается жить на месте гибели мужа: сначала в сторожке, затем там же основывает приют для обездоленных, передает все деньги на строительство монастыря, принимает постриг, становится игуменьей Марией. Все свои силы она отдает нуждающимся и молитвам за погибших.
Эта история и стала основой либретто для моей оперы, благо сохранились архивные материалы и даже книги. Либретто писала Марина Антипина, но я принимал живейшее участие, мог менять текст, отталкиваясь от музыки.
До конкурса я не думал, что стану в обозримом будущем писать оперу, но в процессе работы понял, какой это удивительный жанр, какие возможности открывает он для композитора. Тут задействованы и солисты, и хор, и симфонический оркестр!
— Конкретно в вашей опере и чтец.
— Да, есть фрагмент, когда игуменья Мария много лет спустя перечитывает письма погибшего мужа, ведет с ним беседу. Мы решили, что в этой сцене — она в начале оперы — генерал должен не петь, а читать, по моей задумке, за кадром. Но конкретно в том фрагменте, который исполнялся на моем дипломе, замечательный актер театра и кино Антон Хабаров читает текст со сцены.
— А на премьере как будет?
— Секрет. Мы еще готовим постановку, но зависит и от режиссера, как она увидит эту сцену. Ставит оперу Радомира Красавина, я доверяю ее опыту и вкусу.
— Как проходил конкурс? Сколько времени дали участникам?
— Конкурс длился два года. За это время нас постоянно прослушивала комиссия, в состав которой входили известные композиторы, певцы, дирижеры, преподающие в консерватории, нам ставили дедлайны, и это стимулировало нас писать. Разговор изначально шел об одноактной опере — примерно 45 минут.
Много интересных работ было представлено, и в итоге комиссия приняла решение: 23 мая в Большом зале консерватории во втором отделении показать фрагменты трех опер, а в первом — полностью мою оперу «Вещий сон».
Я благодарен и комиссии, и своему профессору Леониду Борисовичу Бобылёву, с которым много советовался, когда писал оперу. И, конечно, маэстро Вячеславу Валееву, который будет дирижировать на премьере, Симфоническому оркестру Московской консерватории, моим друзьям — замечательным вокалистам, солистам ведущих музыкальных театров Москвы, они меня очень поддерживают и будут петь оперу. А также Молодежному Синодальному хору, Молодежному камерному хору научно-творческого центра церковной музыки при Московской консерватории и лично их художественным руководителям — Алексею Пузакову и Михаилу Котельникову. Именно в исполнении этих коллективов прозвучит моя опера.
Алексей Чернаков
— Композиторам часто приходится работать на заказ. Например, для кино многие пишут музыку. Часто хорошую, которую приятно послушать и без фильма, но понятно, что там у композитора есть заказ, обязательства, сроки. А можно ли так — на заказ, к определенному сроку — написать симфонию или оперу?
— Этому нас учат в консерватории. В конце каждого семестра мы представляем сочинения. Есть вдохновение или нет — экзамены сдавать надо. Понятно, что это учебный процесс, и не всегда получаются шедевры, но появляется какой-то навык, умение мобилизоваться и выдать творческий результат к определенной дате. Это, конечно, непросто дается. Обычно именно так работают композиторы в кино.
Но, в отличие от оперы, роль композитора там — не главная. И не только в кино, но и, например, в балете. Как бы ни была хороша музыка к балету, главную роль там играет балетмейстер, и композитор должен считаться с его замыслом. В кино то же самое: у композитора могут сложиться прекрасные личные отношения с режиссером, но нельзя написать такую музыку для фильма, чтобы тебе она нравилась, а режиссеру казалась неподходящей.
А в симфонической музыке, в опере, композитор все-таки играет главную роль. Если говорить об опере «Вещий сон», то она сочинялась по вдохновению, на одном дыхании, и временем я располагал большим, чем сейчас, когда у меня растет годовалый сын Тихон. Может, сегодня я бы за такую работу и не взялся. Ведь я полностью погрузился в нее, ни на что больше времени не оставалось. А когда у тебя ребенок, надо о заработке думать.
Алексей Чернаков
— Но начинали вы с джаза. Если я не ошибаюсь, чаще наоборот бывает: из классики приходят в джаз.
— Часто люди, с раннего детства получавшие традиционное музыкальное образование, академическое, позже вдруг открывают для себя джаз. Он много чем может заинтересовать, особенно исполнителя, потому что в джазе есть возможность импровизировать, вкладывать что-то свое.
В восемь лет я открыл для себя джаз и влюбился в эту музыку.
В 28-й музыкальной школе, где я занимался джазом, работает потрясающий педагог Петр Петрович Петрухин. Он учил нас импровизации и сыграл немалую роль в моем воспитании. На гастролях мы всегда заходили в храмы, знали, что Петр Петрович человек глубоко верующий, строго постится. Он никому свое мировоззрение не навязывал, но показывал пример истинной веры.
— Он помог вам обрести веру или вы росли в верующей семье?
— Родители крестили меня в младенчестве, сами перед этим покрестились, но воцерковились не сразу. Петр Петрович — один из тех людей, благодаря которым я еще в юности пришел к вере. Многие, и я в том числе, считают его гениальным педагогом.
Он не ставил цели всех своих учеников сделать профессиональными музыкантами. Говорил: пусть он не станет музыкантом, но станет хорошим человеком, потому что воспитан на прекрасном.
— А почему вы все-таки выбрали классическую музыку?
— Лет в 15 я ее по-новому для себя открыл. Услышал ее уже джазовым ухом и начал серьезно ею заниматься. И еще я влюбился в симфонический оркестр! Тогда я учился в училище эстрадно-джазового искусства на Ордынке, потом поступил на джазовое фортепиано в Гнесинскую академию, но классическая музыка увлекала все больше.
Я считаю, что сегодня в России сложилась очень сильная джазовая школа, наши музыканты не раз занимали первые места на международных джазовых фестивалях, в том числе в Монтрё, но все-таки эта музыка тесно связана с коренной культурой афроамериканцев, с их обычаями, верованиями. Форма бытования музыки очень влияет на то, что в итоге получается. В какой-то момент, побывав в Америке, я понял, что не хочу полностью погружаться в эту культуру, заниматься изучением ее корней, жить там постоянно.
Меня тогда сильно стала интересовать русская культура, хотелось больше ей заниматься, изучать фольклор. Позже, уже в консерватории я ездил на Кубань в фольклорную экспедицию, и это незабываемые впечатления. Мы записывали казачьи песни в исполнении еще оставшихся в живых носителей этой традиции. Помню, заходим в одной деревне в дом культуры, где занимается фольклорный коллектив, а там стол накрыт, ломится просто!
Бабушки говорят: мы вас всю жизнь ждали — что приедете, запишете наши песни. А у самих слезы на глазах. Ну и у нас тоже.
В общем, форма бытования классической музыки показалась мне ближе, созвучнее моим интересам, замыслам. Я не бросил учебу, но параллельно стал готовиться к поступлению на композиторское отделение Московской консерватории. Это было непросто. Сначала надо было сдать специальность — показать свои готовые сочинения. Я к тому времени написал два хора на канонические тексты, фортепианные прелюдии, фортепианное трио и еще что-то, и представил все это на экзамене.
Очень важную роль играет экзамен, который называется коллоквиумом. На нем любой из профессоров, а их на кафедре человек десять, может сказать: «Сыграйте такую-то симфонию Мясковского», и ты тут же должен наиграть темы из этой симфонии на рояле. Это давние традиции Московской консерватории: хочешь учиться на композитора — должен не только сочинять, но и хорошо знать мировую классику.
Алексей Чернаков
— Во многие творческие вузы студенты сразу поступают к конкретному педагогу, а в консерватории как?
— В консерватории немножко по-другому. На кафедре сочинения работает много профессоров, и студенты сразу выбирают, к кому идти. А кто-то еще в училище учился у своего консерваторского педагога.
Я сразу выбрал Леонида Борисовича Бобылёва не только потому, что он прекрасный композитор, но, прежде всего, потому что слышал о нем как о замечательном педагоге. И во время учебы сам в этом убедился. Несмотря на то что советы, которые он дает, на редкость точны, он всегда говорит: «Ты не обязан к ним прислушиваться, потому что эту музыку сочиняешь ты, а не я». Мне такой подход — не подавлять творческую инициативу — близок.
— Понятно, что человека со слухом можно научить играть на музыкальном инструменте, петь. А сочинять музыку можно научить?
— Я тоже об этом задумывался. Есть великие композиторы, которые консерваторий не оканчивали: например, Стравинский, Шенберг. Реформаторы, новаторы! И я поначалу думал, нужно ли учиться в консерватории. Но потом решил, что нужно, поскольку помимо того, что ты сочиняешь музыку, надо многое знать. И именно в консерватории необходимых для композитора и музыканта знаний дают больше, чем где-либо еще.
Насчет того, можно ли научить сочинительству, есть разные мнения. Одно из самых распространенных — что научить сочинять музыку сложно. Но можно научить — и в консерватории учат — многим техническим вещам: композиторским техникам, полифонии, оркестровке. Мы демонстрируем в конце обучения, что владеем симфоническим письмом. А дальше уже все зависит от таланта, от внутреннего слуха, вдохновения. Этому, конечно, научить нельзя. Но если не трудиться, то и талант не поможет.
— Какие у вас теперь творческие планы? Есть жанры, за которые пока не готовы браться, но хотелось бы?
— Хотелось бы больше работать с симфоническим оркестром. Думаю и о новой опере на исторический сюжет. Есть даже заказ на нее, но еще не до конца сформированный. Ну, и надеюсь сделать постановку моего «Вещего сна» в театре.
— А духовную музыку не думаете писать?
— В «Вещем сне» звучат и канонические тексты: фрагменты моления о упокоении православных воинов, за веру и Отечество на брани убиенных, стихиры из заупокойной службы. Они встроены в концепцию оперы, потому что сюжет связан с верой, с духовным подвигом. Что касается музыки непосредственно церковной, то это вопрос сложный. Например, Всенощная Рахманинова – музыка, безусловно, гениальная, но подходит ли она для богослужения? Не знаю.
На концерте музыка самодостаточна, а в храме она сопровождает богослужение и не должна от него отвлекать.
— А непосредственно церковную музыку современные светские композиторы пишут?
— Конечно. Есть люди талантливые, творческие, глубоко изучающие историю музыки и создающие яркие произведения в разных жанрах, в том числе Всенощные и Литургии пишут. Вопрос, насколько все это исполняется, доходит ли это до широкой аудитории. Это проблема.
Очень трудно молодому композитору донести свое произведение до широкой публики. Так, чтобы его исполнил симфонический оркестр или хор. Организовать это крайне сложно. В Москве есть много симфонических оркестров, но они почти не исполняют современную музыку.
— Именно поэтому многие думают, что современная музыка — один авангард, а она, как я понимаю, разнообразна, и есть немало композиторов, продолжающих классические традиции.
— Просто в советское время представителей авангарда ругали, исполнять их произведения запрещали, а в 1990-е все изменилось, и многие композиторы, которые были на периферии, вышли на первый план.
На самом деле есть разные композиторы. Есть Александра Пахмутова, а есть Эдисон Денисов, и оба они — выпускники нашего композиторского факультета. Шнитке учился на одном курсе с Карамановым и Крылатовым. И сегодня у нас на кафедре преподают разные профессора, они работают в разных техниках. Прекрасно, что все такие разные.
— На конкурсе тоже были представлены разные направления?
— Если вы придете на концерт, то услышите во втором отделении фрагменты еще трех опер. Денис Писаревский написал оперу «Контрабас» по Патрику Зюскинду. Артем Пысь вообще написал рок-оперу по Сэлинджеру, а Иван Гостев к 150-летию Горького написал «Легенду о Данко». И мировоззрение у нас разное, и техники мы использовали разные, и в жюри входили композиторы разных направлений.
— Следующий такой конкурс будет к 200-летию консерватории?
— Надеюсь, что раньше. Необязательно, чтобы конкурсы были приурочены к круглой дате, но нужна какая-то система поддержки молодых композиторов, да и вообще композиторов всех возрастов, чтобы их произведения звучали. Что-то, конечно, в этом направлении меняется к лучшему — проводятся конкурсы, появляются различные гранты, — но хотелось бы, чтобы это было на постоянной основе.
В разных странах по-разному это решается. Во Франции, например, есть композиторы, которые приписаны к определенному оркестру. Просто не каждый композитор может морально выдержать ситуацию, связанную с тем, что он пишет-пишет много лет, а его музыку вообще никто не исполняет. А она при этом хорошая.
Поэтому, кстати, я, уже учась в училище, сомневался, идти ли мне дальше по музыкальной стезе. Были мысли поступить в Финансовую академию, чтобы получить более надежную в экономическом отношении профессию. Но Игорь Михайлович Бриль убедил меня в том, что мне обязательно надо продолжить музыкальное образование. Спасибо папе — он тоже меня поддержал, сказал, что надо заниматься любимым делом.
— А если ваш сын захочет стать музыкантом, не будете ему препятствовать?
— Конечно, нет. У него уже, кстати, заметен явный интерес к музыке.
Беседовал Леонид Виноградов
© 2009-2020, «Христианство, православие». Все права защищены.
При копировании материалов прямая открытая для поисковиков гиперссылка на fond-sovest.ru обязательна. 
* XML, HTML